Сейчас он старший комиссар и возглавляет отдел в уголовной полиции. Отдел по расследованию убийств.
– Убийств? Тогда ему точно понравятся наши бумажки.
– Кто знает.
– А с какой стати любителя странных дел назначили старшим комиссаром?
– Потому что, насколько мне известно, в расследовании таких дел ему нет равных. Я сказал «странные», но правильнее было бы сказать «необъяснимые».
– Да ладно, чего к словам-то цепляться.
– Я люблю точные выражения.
– Я это заметил.
Декамбре остановился у высоких ворот.
– Пришли, – сказал он.
Жосс окинул взглядом фасад здания:
– Их посудине не помешал бы хороший ремонт.
Декамбре скрестил руки на груди и прислонился к стене.
– Так что? – спросил Жосс. – Плюнем на это дело?
– Наша встреча через шесть минут. Время нужно соблюдать. Он наверняка очень занят.
Мимо, глядя себе под ноги, прошел мужчина. Держа руки в карманах, он неторопливо вошел в подъезд, не взглянув на двух человек у стены.
– Кажется, это он, – проговорил Декамбре.
– Этот чернявый коротышка? Шутите! Старая серая футболка, мятая куртка, даже нестриженый. Да он больше похож на цветочника с набережной Нарбон, чем на комиссара.
– Говорю вам, это он, – настаивал Декамбре. – Узнаю его походку. Он ходит вразвалку.
Декамбре смотрел на часы, пока не истекли шесть минут, и повел Жосса в здание, где трудились ремонтные рабочие.
– Я вас помню, Дюкуэдик, – сказал Адамберг, приглашая посетителей в кабинет. – То есть я заглянул в дело после вашего звонка и вспомнил. Мы с вами тогда немного поговорили, ваши дела в то время шли неважно. Кажется, я посоветовал вам уйти с работы.
– Я так и сделал, – сказал Декамбре, стараясь говорить громче из-за шума дрелей, которого Адамберг, похоже, не замечал.
– Вы подыскали что-нибудь после выхода из тюрьмы?
– Я стал консультантом, – сказал Декамбре, умалчивая о сдаче комнат и кружевах.
– Налоговым консультантом?
– Консультантом по жизненным вопросам.
– А, ну да, – задумчиво произнес Адамберг. – Это тоже дело. И что, есть клиенты?
– Не жалуюсь.
– И о чем вам люди рассказывают?
Жосс начал подумывать, не ошибся ли Декамбре адресом и занимается ли этот полицейский хоть иногда своей работой. Компьютера у него не было, зато на столе, стульях и на полу были навалены груды бумаг, а сверху лежали разные записи и рисунки. Комиссар стоял, прислонившись спиной к стене, уперев руки в бока, и смотрел на Декамбре исподлобья. Жоссу пришло в голову, что его глаза похожи на коричневые скользкие водоросли, которые наматываются на винт корабля, мягкие и текучие, они еще отливают таким приглушенным матовым блеском. Пучки этих водорослей называют поплавками, и Жосс подумал, что это слово как нельзя лучше подходит для описания глаз Адамберга. Они прятались под густыми спутанными бровями, нависавшими над ними, как две скалы. Нос с горбинкой и угловатые черты придавали его лицу некоторую жесткость.
– Обычно люди приходят поговорить про любовь, – говорил Декамбре, – у кого-то ее слишком много, кому-то, наоборот, не хватает, а у других ее нет совсем. Иной раз все идет не так, как хочется, или человек никак не может решиться из-за разных…
– Сложностей, – вставил Адамберг.
– Из-за разных сложностей, – согласился Декамбре.
– Видите ли, Дюкуэдик, – Адамберг отделился от стены и стал неторопливо расхаживать по кабинету, – здесь уголовный розыск, отдел по расследованию убийств. И если вас что-то беспокоит в связи с вашим старым делом, то я не…
– Нет, – перебил Декамбре. – Дело не во мне. И преступления никакого нет. По крайней мере, пока.
– А что, кому-то угрожают?
– Возможно. Через анонимные послания, предвещающие смерть.
Жосс положил руки на колени, ему было смешно. Нелегко будет грамотею объяснить свои нелепые страхи.
– Это касается кого-то лично? – спросил Адамберг.
– Нет. Это предвещает всеобщее истребление, катастрофу.
– Хорошо, – сказал Адамберг, продолжая шагать взад-вперед. – Какой-нибудь предсказатель третьего тысячелетия? И что он предсказывает? Конец света?
– Чуму.
– Ах вот как. – Адамберг на секунду задумался. – Это меняет дело. И как он ее предсказывает? По почте? Или по телефону?
– Через этого господина, – сказал Декамбре, торжественно указывая на Жосса. – Господин Ле Герн продолжает дело своего прапрадедушки. Он объявляет вслух новости квартала на перекрестке Эдгар-Кине – Деламбр, и он лучше меня вам все объяснит.
Адамберг несколько вяло повернулся к Жоссу.
– Короче говоря, – начал тот, – если людям есть что сказать, они оставляют мне записки, а я их читаю. Вот и вся премудрость. Тут надо хороший голос и постоянство.
– И что дальше? – сказал Адамберг.
– Каждый день, а теперь и по два-три раза в день, – продолжил Декамбре, – господин Ле Герн находит в своей почте записки, предвещающие чуму. Каждое письмо приближает нас к эпидемии.
– Понятно, – сказал Адамберг, подвигая к себе блокнот для записи текущих дел и тем самым давая понять, что беседу пора заканчивать. – И давно это происходит?
– С семнадцатого августа, – сказал Жосс.
Рука Адамберга застыла на полпути, он быстро взглянул на бретонца.
– Это точно? – спросил комиссар.
И Жосс увидел, что ошибся. Нет, не в дате, когда появилось первое странное письмо, а в том, что он подумал о глазах комиссара. В их зыбкой глубине вдруг зажегся ясный огонь, как будто поплавки занялись пламенем. Похоже, эти глаза могли загораться и гаснуть совсем как маяк.
– Семнадцатого августа, утром, – повторил Жосс. – Сразу как я снял посудину с сухого дока.
Адамберг отложил блокнот и снова зашагал по комнате. Семнадцатого августа в Париже появились первые четверки на улице Шайо. По крайней мере, поступил первый сигнал о них. А через два дня был разрисован второй дом на Монмартре.
– А когда пришло следующее письмо? – спросил Адамберг.
– Через два дня, девятнадцатого, – ответил Жосс. – Потом двадцать второго. А потом они так и посыпались. С двадцать четвертого августа были почти каждый день, а недавно стали приходить по нескольку раз в день.
– Можно на них взглянуть?
Декамбре протянул ему последние записки, которые взял с собой, и Адамберг пробежал их глазами.
– Не могу понять, – сказал он, – с чего вы взяли, что здесь говорится о чуме?
– Я нашел источник этих отрывков, – объяснил Декамбре. – Это цитаты из старинных трактатов о чуме, на протяжении веков их было написано сотни. Автор описывает признаки, предвещающие чуму. А скоро заговорит и о ней самой. Он уже совсем близко. В последнем письме текст прерывается как раз перед словом «чума».
Адамберг взглянул на сегодняшнее письмо.
(…) что люди ходят, как серые тени, и видно, как черный пар восходит от земли, как туман (…) когда в людях исчезает доверие, кругом царят зависть, ненависть и распутство (…)
– По правде говоря, – сказал Декамбре, – я думаю, что все произойдет завтра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Убийств? Тогда ему точно понравятся наши бумажки.
– Кто знает.
– А с какой стати любителя странных дел назначили старшим комиссаром?
– Потому что, насколько мне известно, в расследовании таких дел ему нет равных. Я сказал «странные», но правильнее было бы сказать «необъяснимые».
– Да ладно, чего к словам-то цепляться.
– Я люблю точные выражения.
– Я это заметил.
Декамбре остановился у высоких ворот.
– Пришли, – сказал он.
Жосс окинул взглядом фасад здания:
– Их посудине не помешал бы хороший ремонт.
Декамбре скрестил руки на груди и прислонился к стене.
– Так что? – спросил Жосс. – Плюнем на это дело?
– Наша встреча через шесть минут. Время нужно соблюдать. Он наверняка очень занят.
Мимо, глядя себе под ноги, прошел мужчина. Держа руки в карманах, он неторопливо вошел в подъезд, не взглянув на двух человек у стены.
– Кажется, это он, – проговорил Декамбре.
– Этот чернявый коротышка? Шутите! Старая серая футболка, мятая куртка, даже нестриженый. Да он больше похож на цветочника с набережной Нарбон, чем на комиссара.
– Говорю вам, это он, – настаивал Декамбре. – Узнаю его походку. Он ходит вразвалку.
Декамбре смотрел на часы, пока не истекли шесть минут, и повел Жосса в здание, где трудились ремонтные рабочие.
– Я вас помню, Дюкуэдик, – сказал Адамберг, приглашая посетителей в кабинет. – То есть я заглянул в дело после вашего звонка и вспомнил. Мы с вами тогда немного поговорили, ваши дела в то время шли неважно. Кажется, я посоветовал вам уйти с работы.
– Я так и сделал, – сказал Декамбре, стараясь говорить громче из-за шума дрелей, которого Адамберг, похоже, не замечал.
– Вы подыскали что-нибудь после выхода из тюрьмы?
– Я стал консультантом, – сказал Декамбре, умалчивая о сдаче комнат и кружевах.
– Налоговым консультантом?
– Консультантом по жизненным вопросам.
– А, ну да, – задумчиво произнес Адамберг. – Это тоже дело. И что, есть клиенты?
– Не жалуюсь.
– И о чем вам люди рассказывают?
Жосс начал подумывать, не ошибся ли Декамбре адресом и занимается ли этот полицейский хоть иногда своей работой. Компьютера у него не было, зато на столе, стульях и на полу были навалены груды бумаг, а сверху лежали разные записи и рисунки. Комиссар стоял, прислонившись спиной к стене, уперев руки в бока, и смотрел на Декамбре исподлобья. Жоссу пришло в голову, что его глаза похожи на коричневые скользкие водоросли, которые наматываются на винт корабля, мягкие и текучие, они еще отливают таким приглушенным матовым блеском. Пучки этих водорослей называют поплавками, и Жосс подумал, что это слово как нельзя лучше подходит для описания глаз Адамберга. Они прятались под густыми спутанными бровями, нависавшими над ними, как две скалы. Нос с горбинкой и угловатые черты придавали его лицу некоторую жесткость.
– Обычно люди приходят поговорить про любовь, – говорил Декамбре, – у кого-то ее слишком много, кому-то, наоборот, не хватает, а у других ее нет совсем. Иной раз все идет не так, как хочется, или человек никак не может решиться из-за разных…
– Сложностей, – вставил Адамберг.
– Из-за разных сложностей, – согласился Декамбре.
– Видите ли, Дюкуэдик, – Адамберг отделился от стены и стал неторопливо расхаживать по кабинету, – здесь уголовный розыск, отдел по расследованию убийств. И если вас что-то беспокоит в связи с вашим старым делом, то я не…
– Нет, – перебил Декамбре. – Дело не во мне. И преступления никакого нет. По крайней мере, пока.
– А что, кому-то угрожают?
– Возможно. Через анонимные послания, предвещающие смерть.
Жосс положил руки на колени, ему было смешно. Нелегко будет грамотею объяснить свои нелепые страхи.
– Это касается кого-то лично? – спросил Адамберг.
– Нет. Это предвещает всеобщее истребление, катастрофу.
– Хорошо, – сказал Адамберг, продолжая шагать взад-вперед. – Какой-нибудь предсказатель третьего тысячелетия? И что он предсказывает? Конец света?
– Чуму.
– Ах вот как. – Адамберг на секунду задумался. – Это меняет дело. И как он ее предсказывает? По почте? Или по телефону?
– Через этого господина, – сказал Декамбре, торжественно указывая на Жосса. – Господин Ле Герн продолжает дело своего прапрадедушки. Он объявляет вслух новости квартала на перекрестке Эдгар-Кине – Деламбр, и он лучше меня вам все объяснит.
Адамберг несколько вяло повернулся к Жоссу.
– Короче говоря, – начал тот, – если людям есть что сказать, они оставляют мне записки, а я их читаю. Вот и вся премудрость. Тут надо хороший голос и постоянство.
– И что дальше? – сказал Адамберг.
– Каждый день, а теперь и по два-три раза в день, – продолжил Декамбре, – господин Ле Герн находит в своей почте записки, предвещающие чуму. Каждое письмо приближает нас к эпидемии.
– Понятно, – сказал Адамберг, подвигая к себе блокнот для записи текущих дел и тем самым давая понять, что беседу пора заканчивать. – И давно это происходит?
– С семнадцатого августа, – сказал Жосс.
Рука Адамберга застыла на полпути, он быстро взглянул на бретонца.
– Это точно? – спросил комиссар.
И Жосс увидел, что ошибся. Нет, не в дате, когда появилось первое странное письмо, а в том, что он подумал о глазах комиссара. В их зыбкой глубине вдруг зажегся ясный огонь, как будто поплавки занялись пламенем. Похоже, эти глаза могли загораться и гаснуть совсем как маяк.
– Семнадцатого августа, утром, – повторил Жосс. – Сразу как я снял посудину с сухого дока.
Адамберг отложил блокнот и снова зашагал по комнате. Семнадцатого августа в Париже появились первые четверки на улице Шайо. По крайней мере, поступил первый сигнал о них. А через два дня был разрисован второй дом на Монмартре.
– А когда пришло следующее письмо? – спросил Адамберг.
– Через два дня, девятнадцатого, – ответил Жосс. – Потом двадцать второго. А потом они так и посыпались. С двадцать четвертого августа были почти каждый день, а недавно стали приходить по нескольку раз в день.
– Можно на них взглянуть?
Декамбре протянул ему последние записки, которые взял с собой, и Адамберг пробежал их глазами.
– Не могу понять, – сказал он, – с чего вы взяли, что здесь говорится о чуме?
– Я нашел источник этих отрывков, – объяснил Декамбре. – Это цитаты из старинных трактатов о чуме, на протяжении веков их было написано сотни. Автор описывает признаки, предвещающие чуму. А скоро заговорит и о ней самой. Он уже совсем близко. В последнем письме текст прерывается как раз перед словом «чума».
Адамберг взглянул на сегодняшнее письмо.
(…) что люди ходят, как серые тени, и видно, как черный пар восходит от земли, как туман (…) когда в людях исчезает доверие, кругом царят зависть, ненависть и распутство (…)
– По правде говоря, – сказал Декамбре, – я думаю, что все произойдет завтра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73