Придется потрудиться.
Адамберг решил не вникать в эти истории, понимая, что все это тонкости местной жизни, которая его совершенно не интересовала.
– Вот еще что, – сказал Декамбре. – Вас заметили. На площади уже были люди, которые знали, что вы из полиции. Кто им рассказал, – добавил он, окинув комиссара беглым взглядом, – понятия не имею.
– Вестник?
– Возможно.
– Это не страшно. Может, оно и к лучшему.
– Это ваш заместитель вон там? – спросил Декамбре, кивнув в сторону Данглара.
– Это капитан Данглар.
– Имейте в виду, Бертен, этот высокий нормандец, хозяин бара, объясняет ему сейчас чудесные омолаживающие свойства своего домашнего кальвадоса. И пока ваш капитан ему внимает, он может за четверть часа помолодеть лет этак на пятнадцать. Я вас просто предупреждаю, потому что этот кальвадос совершенно необычный. Он может сделать вас недееспособным, по крайней мере, на все завтрашнее утро.
– Данглар часто бывает недееспособен целый день.
– Ну что ж, прекрасно. Просто пусть знает, что этот напиток – нечто из ряда вон выходящее. Потому что он делает тебя не просто недееспособным, Он размягчает мозги, и ты уподобляешься улитке, покрытой слизью. Ты просто перерождаешься.
– Это больно?
– Нет, это все равно что уйти в отпуск.
Декамбре попрощался и вышел, предпочитая не пожимать руку полицейскому у всех на виду. Адамберг продолжал наблюдать, как Данглар возвращает себе молодость, а в восемь часов силой усадил его за стол, чтобы заставить поесть.
– Зачем? – с достоинством поинтересовался Данглар, глядя на комиссара остекленевшими глазами.
– Чтобы было чем блевать ночью. А то живот разболится.
– Чудесная мысль, – согласился Данглар. – Давайте поедим.
XIII
У дверей «Викинга» Адамберг поймал такси, чтобы отвезти Данглара домой, а потом стоял под окнами Камиллы. С тротуара были видны освещенные стекла ее мастерской под крышей. Несколько минут он устало глядел на свет в окне, опершись на капот чьей-то машины. Тело Камиллы заставит исчезнуть картины этого странного утомительного дня, и вскоре от бредней про чуму останутся лишь обрывки, затем легкая дымка, и они исчезнут совсем.
Он взобрался на восьмой этаж и бесшумно вошел. Когда Камилла сочиняла, она оставляла дверь полуоткрытой, чтобы ее не прерывали на середине такта. Сидя за синтезатором с наушниками на голове и держа руку на клавиатуре, она улыбнулась ему, знаком давая понять, что еще не закончила работу. Адамберг стоял, слушая звуки, долетавшие из наушников, и ждал. Девушка работала еще минут десять, потом сняла наушники и выключила синтезатор.
– Это будет приключенческий фильм? – спросил Адамберг.
– Фантастика, – ответила Камилла, вставая. – Пока только одна серия. А мне заказали шесть.
Камилла подошла к Адамбергу и положила руку ему на плечо.
– Там про одного типа, – сказала она, – который ни с того ни с сего появляется на земле, у него полный набор паранормальных способностей, и он хочет всех уничтожить, неизвестно почему. Похоже, этот вопрос никого не волнует. Желание убивать сейчас удивляет не больше, чем желание выпить. Он просто жаждет смерти, и все, так задумано. И у него есть одна особенность: он не потеет.
– У меня тоже фантастика, – сказал Адамберг. – Пока только первая серия, и я ничего не могу понять. На земле появился тип, который хочет всех уничтожить. И особенность его в том, что он изъясняется на латыни.
Среди ночи Адамберг проснулся от того, что Камилла тихонько пошевелилась. Она спала, положив голову ему на живот, а он руками и ногами прижимал ее к себе. Это его слегка удивило. Он осторожно подвинулся, чтобы дать ей место.
XIV
С наступлением ночи на маленькой дорожке, ведущей к ветхому домишке, появился человек. Он знал наизусть каждый стертый камень под ногами и полировку старой деревянной двери, в которую стукнул пять раз.
– Это ты?
– Я, Мане! Открывай.
Высокая дородная старуха с лампой в руке провела его в кухню, одновременно служившую гостиной. В маленькой прихожей не было электричества. Он тысячу раз предлагал Мане сделать в доме ремонт, благоустроить его, но она всякий раз упрямо отказывалась.
– Потом, Арно, – говорила она. – Когда это станет твоим. А мне плевать на удобства.
Потом она показывала ему свои ноги, обутые в грубые черные мокасины.
– Знаешь, сколько мне было, когда мне купили первую обувь? Четыре года. А до этого я бегала босиком.
– Знаю, Мане, – говорил мужчина. – Но ведь крыша течет, и от этого гниет пол на чердаке. Я не хочу, чтобы в один прекрасный день ты провалилась.
– Не лезь не в свои дела.
Человек опустился на цветастый диванчик, и Мане принесла подогретого вина и тарелку лепешек.
– Раньше, – сказала Мане, ставя перед ним угощение, – я могла стряпать тебе лепешки из сливок. Но теперь не найдешь такого молока, чтоб давало сливки. Прошли те времена, да, прошли. Теперешнее молоко хоть десять дней продержи на воздухе, оно только плесенью покроется, а сливок не даст ни грамма. Сейчас не молоко, а вода. Приходится класть сметану. Мне приходится это делать, Арно.
– Знаю, Мане, – сказал Арно, наполняя большие стаканы, которые принесла старуха.
– Они намного хуже?
– Нет, такие же вкусные, я тебя уверяю! Не волнуйся ты из-за этих лепешек.
– Ты прав, хватит вздор молоть. Как твои дела?
– Все готово.
Лицо Мане расплылось в жестокой улыбке.
– Сколько дверей?
– Двести пятьдесят три. Я работаю все быстрей и быстрей. Знаешь, получается очень красиво и четко.
Улыбка старухи стала еще шире, но немного смягчилась.
– Ты очень способный, мой Арно, и ты восстановишь свои способности, могу поклясться на Библии.
Арно тоже улыбнулся и положил голову на большую рыхлую грудь старой женщины. От нее пахло духами и оливковым маслом.
– Все, малыш, – повторила она, гладя его по голове. – Они сдохнут все до единого. Сами подохнут, без посторонней помощи.
– Все, – повторил Арно, крепко сжимая ее руку.
Старуха вздрогнула.
– Где твое кольцо, Арно? Где оно?
– Не тревожься, – сказал он, выпрямляясь, – я просто надел его на другую руку.
– А ну, покажи.
Арно протянул ей правую руку, средний палец которой украшало кольцо. Старуха провела большим пальцем по маленькому бриллианту, который блестел у него на ладони. Потом сняла кольцо и надела ему на левую руку.
– Носи на левой руке, – приказала она, – и никогда не снимай.
– Хорошо. Не волнуйся.
– На левом безымянном пальце, Арно.
– Ладно.
– Мы столько лет ждали. И сегодня вечером все свершится. Благодарю Господа за то, что позволил мне дожить до этой ночи. А если Он это сделал, Арно, значит, на то была Его воля. Ему было угодно, чтобы я жила, а ты смог совершить то, что задумал.
– Это правда, Мане.
– Выпьем, Арно, выпьем за тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Адамберг решил не вникать в эти истории, понимая, что все это тонкости местной жизни, которая его совершенно не интересовала.
– Вот еще что, – сказал Декамбре. – Вас заметили. На площади уже были люди, которые знали, что вы из полиции. Кто им рассказал, – добавил он, окинув комиссара беглым взглядом, – понятия не имею.
– Вестник?
– Возможно.
– Это не страшно. Может, оно и к лучшему.
– Это ваш заместитель вон там? – спросил Декамбре, кивнув в сторону Данглара.
– Это капитан Данглар.
– Имейте в виду, Бертен, этот высокий нормандец, хозяин бара, объясняет ему сейчас чудесные омолаживающие свойства своего домашнего кальвадоса. И пока ваш капитан ему внимает, он может за четверть часа помолодеть лет этак на пятнадцать. Я вас просто предупреждаю, потому что этот кальвадос совершенно необычный. Он может сделать вас недееспособным, по крайней мере, на все завтрашнее утро.
– Данглар часто бывает недееспособен целый день.
– Ну что ж, прекрасно. Просто пусть знает, что этот напиток – нечто из ряда вон выходящее. Потому что он делает тебя не просто недееспособным, Он размягчает мозги, и ты уподобляешься улитке, покрытой слизью. Ты просто перерождаешься.
– Это больно?
– Нет, это все равно что уйти в отпуск.
Декамбре попрощался и вышел, предпочитая не пожимать руку полицейскому у всех на виду. Адамберг продолжал наблюдать, как Данглар возвращает себе молодость, а в восемь часов силой усадил его за стол, чтобы заставить поесть.
– Зачем? – с достоинством поинтересовался Данглар, глядя на комиссара остекленевшими глазами.
– Чтобы было чем блевать ночью. А то живот разболится.
– Чудесная мысль, – согласился Данглар. – Давайте поедим.
XIII
У дверей «Викинга» Адамберг поймал такси, чтобы отвезти Данглара домой, а потом стоял под окнами Камиллы. С тротуара были видны освещенные стекла ее мастерской под крышей. Несколько минут он устало глядел на свет в окне, опершись на капот чьей-то машины. Тело Камиллы заставит исчезнуть картины этого странного утомительного дня, и вскоре от бредней про чуму останутся лишь обрывки, затем легкая дымка, и они исчезнут совсем.
Он взобрался на восьмой этаж и бесшумно вошел. Когда Камилла сочиняла, она оставляла дверь полуоткрытой, чтобы ее не прерывали на середине такта. Сидя за синтезатором с наушниками на голове и держа руку на клавиатуре, она улыбнулась ему, знаком давая понять, что еще не закончила работу. Адамберг стоял, слушая звуки, долетавшие из наушников, и ждал. Девушка работала еще минут десять, потом сняла наушники и выключила синтезатор.
– Это будет приключенческий фильм? – спросил Адамберг.
– Фантастика, – ответила Камилла, вставая. – Пока только одна серия. А мне заказали шесть.
Камилла подошла к Адамбергу и положила руку ему на плечо.
– Там про одного типа, – сказала она, – который ни с того ни с сего появляется на земле, у него полный набор паранормальных способностей, и он хочет всех уничтожить, неизвестно почему. Похоже, этот вопрос никого не волнует. Желание убивать сейчас удивляет не больше, чем желание выпить. Он просто жаждет смерти, и все, так задумано. И у него есть одна особенность: он не потеет.
– У меня тоже фантастика, – сказал Адамберг. – Пока только первая серия, и я ничего не могу понять. На земле появился тип, который хочет всех уничтожить. И особенность его в том, что он изъясняется на латыни.
Среди ночи Адамберг проснулся от того, что Камилла тихонько пошевелилась. Она спала, положив голову ему на живот, а он руками и ногами прижимал ее к себе. Это его слегка удивило. Он осторожно подвинулся, чтобы дать ей место.
XIV
С наступлением ночи на маленькой дорожке, ведущей к ветхому домишке, появился человек. Он знал наизусть каждый стертый камень под ногами и полировку старой деревянной двери, в которую стукнул пять раз.
– Это ты?
– Я, Мане! Открывай.
Высокая дородная старуха с лампой в руке провела его в кухню, одновременно служившую гостиной. В маленькой прихожей не было электричества. Он тысячу раз предлагал Мане сделать в доме ремонт, благоустроить его, но она всякий раз упрямо отказывалась.
– Потом, Арно, – говорила она. – Когда это станет твоим. А мне плевать на удобства.
Потом она показывала ему свои ноги, обутые в грубые черные мокасины.
– Знаешь, сколько мне было, когда мне купили первую обувь? Четыре года. А до этого я бегала босиком.
– Знаю, Мане, – говорил мужчина. – Но ведь крыша течет, и от этого гниет пол на чердаке. Я не хочу, чтобы в один прекрасный день ты провалилась.
– Не лезь не в свои дела.
Человек опустился на цветастый диванчик, и Мане принесла подогретого вина и тарелку лепешек.
– Раньше, – сказала Мане, ставя перед ним угощение, – я могла стряпать тебе лепешки из сливок. Но теперь не найдешь такого молока, чтоб давало сливки. Прошли те времена, да, прошли. Теперешнее молоко хоть десять дней продержи на воздухе, оно только плесенью покроется, а сливок не даст ни грамма. Сейчас не молоко, а вода. Приходится класть сметану. Мне приходится это делать, Арно.
– Знаю, Мане, – сказал Арно, наполняя большие стаканы, которые принесла старуха.
– Они намного хуже?
– Нет, такие же вкусные, я тебя уверяю! Не волнуйся ты из-за этих лепешек.
– Ты прав, хватит вздор молоть. Как твои дела?
– Все готово.
Лицо Мане расплылось в жестокой улыбке.
– Сколько дверей?
– Двести пятьдесят три. Я работаю все быстрей и быстрей. Знаешь, получается очень красиво и четко.
Улыбка старухи стала еще шире, но немного смягчилась.
– Ты очень способный, мой Арно, и ты восстановишь свои способности, могу поклясться на Библии.
Арно тоже улыбнулся и положил голову на большую рыхлую грудь старой женщины. От нее пахло духами и оливковым маслом.
– Все, малыш, – повторила она, гладя его по голове. – Они сдохнут все до единого. Сами подохнут, без посторонней помощи.
– Все, – повторил Арно, крепко сжимая ее руку.
Старуха вздрогнула.
– Где твое кольцо, Арно? Где оно?
– Не тревожься, – сказал он, выпрямляясь, – я просто надел его на другую руку.
– А ну, покажи.
Арно протянул ей правую руку, средний палец которой украшало кольцо. Старуха провела большим пальцем по маленькому бриллианту, который блестел у него на ладони. Потом сняла кольцо и надела ему на левую руку.
– Носи на левой руке, – приказала она, – и никогда не снимай.
– Хорошо. Не волнуйся.
– На левом безымянном пальце, Арно.
– Ладно.
– Мы столько лет ждали. И сегодня вечером все свершится. Благодарю Господа за то, что позволил мне дожить до этой ночи. А если Он это сделал, Арно, значит, на то была Его воля. Ему было угодно, чтобы я жила, а ты смог совершить то, что задумал.
– Это правда, Мане.
– Выпьем, Арно, выпьем за тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73