Я озадаченно проводил глазами еще одного типа с полноохватным шлемом на голове. На этот раз желтым.
– Что это за херня – пришельцы какие, что ли? Послушай, Сьюзен, прежде чем я начну принимать этот эспадрил…
– Тапсодил.
– Тапсодил. Ну, в общем, ты должна мне помочь. Не хочу я идти по собственной жизни, натыкаясь на стены, не зная, где надо свернуть. Ответь мне на кое-какие вопросы. Идет?
– Идет.
– Кто такой Флоон? Что это за перо на его рекламных плакатах?
– Он владелец самой большой в мире фармацевтической компании. Они выпускают тапсодил и сотни других лекарств. Перо – торговая марка фирмы. Неужели ты и этого не помнишь?
– Нет. Но почему именно это перо?
– Ты же сам его Флоону подарил. Ты и Джордж.
– Джордж Дейлмвуд?
– Ну да.
– А где он теперь?
– Боже мой, Фрэнни, ты что, и этого не помнишь?
– Представь себе, не помню. Так где Джордж? Она взглянула на свои руки, сложенные на коленях.
– Он исчез тридцать лет назад.
– То есть как?
– Так и исчез. Исчез из Крейнс-Вью, и никто не знает, что с ним случилось. Ты много лет пытался его отыскать, но все было напрасно.
– Исчез? Джордж?
– Да.
Значит, это я подарил Флоону перо Олд-вертью? А Джордж – надежный, неизменный Джордж Дейлмвуд исчез, словно его и не было? Таким было мое будущее? Пока я пытался мысленно переварить эти две новости, до меня донеслась песня Ареты Франклин «Уважение». Ее выводили два голоса, один из которых звучал как-то уж больно чудно. Потому что принадлежал собаке.
Парень в линялых джинсах и футболке с надписью «Dropkick Murphys» прогуливался со своим ротвейлером. Хозяин шел с приличной скоростью, пес трусил не отставая и время от времени поглядывал на парня, словно выпрашивая что-нибудь вкусненькое. И при этом оба напевали «Уважение» и почти не фальшивили. Голос у собаки был грубоватый и немного хриплый, то ли низкий, то ли нет. Я сам не понимаю, что говорю,– как, черт возьми, в точности описать голос поющей собаки?
Я резко повернулся к Сьюзен, но она смотрела в другую сторону. Я толкнул ее локтем, и она вскрикнула.
– Сьюзен! Эй, Сьюзен!
– Что? Ты в своем уме? Больно же!
– Да ты смотри! Смотри туда!
– Ну и что? Ты зачем меня ударил?
Певцы как раз проходили мимо нас, выводя: «У-В-А-Ж-Е-Н-И-Е»…
– Не видишь? Собака поет!
– Да. Ну и что из этого?
– И когда собак научили петь? Она потерла ушибленное место.
– Несколько лет назад. Точно не помню. Спроси у Флоона. Они изобрели этот препарат.
– Какой препарат? Чтобы собаки разговаривали? Она, видимо, вспомнила, что у меня болезнь Альцгеймера, потому что с лица у нее исчезло сердитое выражение.
– Нет. Но им можно давать всякие препараты, чтобы они запоминали что надо. Ну, например, петь или произносить какие-то фразы.
– Господи помилуй! Кому и зачем это надо?
– Для забавы. Не знаю. Терпеть не могу собак.
Мальчишкой я ужасно быстро ел. Родители умоляли меня: не спеши так, а то тебя вырвет. Но мне всегда не терпелось попасть в какое-то важное место или кого-то увидеть, а пища была только горючим, чтобы доставить меня куда надо. И бывало, что из-за этой торопливости у меня потом часами болел живот. Сидя на скамейке в Вене рядом со Сьюзен, в мире, где ротвейлеры пели Арету Франклин, а молодые парни носили на головах мячи для боулинга, я испытывал такое же чувство, только теперь не в желудке, а в голове.
– Домой хочу!
Сьюзен, вздохнув, согласно кивнула. Если б она знала, какой дом я имею в виду!
– Когда мы с тобой поженились?
Это я зря спросил. Она молчала, и только заглянув ей в лицо, я увидел, что она плачет.
Когда она наконец заговорила, слова ее были полны горечи!
– Я думала, все, теперь наконец-то будет как надо. Глупо, да? Глупо! Ты хоть понимаешь, что я тебя любила всю жизнь. Всю мою проклятую жизнь ты торчал во мне, как кусок мяса между зубами, который никак не вытащить! Но наконец, наконец я поверила, что теперь все хорошо. Я всю жизнь тебя ждала. Боролась, терпела и никогда не теряла надежду, потому что не сомневалась, что когда-нибудь добьюсь победы. Уверена, в жизни всего можно достичь, надо только иметь терпение. И я была терпелива, Фрэнни! Все эти годы я тебя ждала, как девчонка, которая стоит в уголке и надеется, что ее пригласят танцевать. Когда ты предложил мне выйти за тебя…
– Я тебе предложил?
– Да, да, черт тебя возьми! И пожалуйста, не пытайся мне лгать, что ты и об этом забыл! Хватит с меня на сегодня унижений. Когда ты сделал мне предложение, я подумала: с опозданием на пятьдесят лет, но, почему бы и нет? Все это время я любила этого идиота, так почему не закончить вечеринку в его компании? Последние минуты веселья перед… Знаешь, я вернусь в отель и лягу отдохнуть. Сходи в аптеку, или как это здесь называется, и спроси тапсодил. Наверняка у них есть. – Она встала со скамьи и снова потерла руку в том месте, где я ее ударил локтем.
– Останься, Сьюзен. Давай проведем этот день вдвоем и будем счастливы. Я один во всем виноват, прости меня. Пошли прогуляемся.
Я начал подниматься на ноги, но моя нижняя часть живо мне напомнила, что я теперь старый пердун. Ноги не желали иметь со мной дела. Тихо выругавшись, я дернулся раз, другой и только после этого силой инерции поднялся со скамьи.
– У меня плохо получается быть стариком.
– Для меня ты по-прежнему хорош, муженек. Хочешь, открою тебе тайну? Знаешь, за что я больше всего тебя любила? Всегда только о тебе и думала, но это меня просто потрясло до глубины души.
– Расскажи.
– То, как ты заботился о Магде, когда она умирала. Я никогда не думала, что ты можешь быть таким, Фрэнни. Даже не представляла, что ты такой.
Слышать эти ужасные слова, слышать, что Магда умерла, было так же скверно, как если бы это случилось на самом деле. Мне сразу вспомнился тот разговор с Джорджем, когда я его уверял, что никого не люблю до такой степени, чтобы бояться потерять. Но теперь, находясь в этом ничейном времени, я понял, что никогда еще так не ошибался, как в тот раз. Мысль о том, что Магда умрет прежде меня, была невыносима.
– Когда это было, Сьюзен? Когда она умерла? На ее лице появилось встревоженное выражение, и она тронулась с места.
– Давай-ка купим тебе эти пилюли. Я встал перед ней.
– Когда?
– Как раз в мой сорок восьмой день рождения. Мне этого никогда не забыть.
Магда должна умереть меньше чем через два года.
То, что случилось затем, почти избавило меня и остаток моей жизни от серьезных неприятностей. Почти. Мы нашли apotheke , и Сьюзен купила мне лекарство против Альцгеймера. Я не видел, как она это делала, – разглядывал заведение, пытаясь познакомиться с миром, который был старше меня на тридцать лет. Аптека выглядела вполне обыкновенно, исключая разве кое-какие футуристические штуковины на витринах, бог знает каким образом улучшавшие и восстанавливавшие человеческую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Что это за херня – пришельцы какие, что ли? Послушай, Сьюзен, прежде чем я начну принимать этот эспадрил…
– Тапсодил.
– Тапсодил. Ну, в общем, ты должна мне помочь. Не хочу я идти по собственной жизни, натыкаясь на стены, не зная, где надо свернуть. Ответь мне на кое-какие вопросы. Идет?
– Идет.
– Кто такой Флоон? Что это за перо на его рекламных плакатах?
– Он владелец самой большой в мире фармацевтической компании. Они выпускают тапсодил и сотни других лекарств. Перо – торговая марка фирмы. Неужели ты и этого не помнишь?
– Нет. Но почему именно это перо?
– Ты же сам его Флоону подарил. Ты и Джордж.
– Джордж Дейлмвуд?
– Ну да.
– А где он теперь?
– Боже мой, Фрэнни, ты что, и этого не помнишь?
– Представь себе, не помню. Так где Джордж? Она взглянула на свои руки, сложенные на коленях.
– Он исчез тридцать лет назад.
– То есть как?
– Так и исчез. Исчез из Крейнс-Вью, и никто не знает, что с ним случилось. Ты много лет пытался его отыскать, но все было напрасно.
– Исчез? Джордж?
– Да.
Значит, это я подарил Флоону перо Олд-вертью? А Джордж – надежный, неизменный Джордж Дейлмвуд исчез, словно его и не было? Таким было мое будущее? Пока я пытался мысленно переварить эти две новости, до меня донеслась песня Ареты Франклин «Уважение». Ее выводили два голоса, один из которых звучал как-то уж больно чудно. Потому что принадлежал собаке.
Парень в линялых джинсах и футболке с надписью «Dropkick Murphys» прогуливался со своим ротвейлером. Хозяин шел с приличной скоростью, пес трусил не отставая и время от времени поглядывал на парня, словно выпрашивая что-нибудь вкусненькое. И при этом оба напевали «Уважение» и почти не фальшивили. Голос у собаки был грубоватый и немного хриплый, то ли низкий, то ли нет. Я сам не понимаю, что говорю,– как, черт возьми, в точности описать голос поющей собаки?
Я резко повернулся к Сьюзен, но она смотрела в другую сторону. Я толкнул ее локтем, и она вскрикнула.
– Сьюзен! Эй, Сьюзен!
– Что? Ты в своем уме? Больно же!
– Да ты смотри! Смотри туда!
– Ну и что? Ты зачем меня ударил?
Певцы как раз проходили мимо нас, выводя: «У-В-А-Ж-Е-Н-И-Е»…
– Не видишь? Собака поет!
– Да. Ну и что из этого?
– И когда собак научили петь? Она потерла ушибленное место.
– Несколько лет назад. Точно не помню. Спроси у Флоона. Они изобрели этот препарат.
– Какой препарат? Чтобы собаки разговаривали? Она, видимо, вспомнила, что у меня болезнь Альцгеймера, потому что с лица у нее исчезло сердитое выражение.
– Нет. Но им можно давать всякие препараты, чтобы они запоминали что надо. Ну, например, петь или произносить какие-то фразы.
– Господи помилуй! Кому и зачем это надо?
– Для забавы. Не знаю. Терпеть не могу собак.
Мальчишкой я ужасно быстро ел. Родители умоляли меня: не спеши так, а то тебя вырвет. Но мне всегда не терпелось попасть в какое-то важное место или кого-то увидеть, а пища была только горючим, чтобы доставить меня куда надо. И бывало, что из-за этой торопливости у меня потом часами болел живот. Сидя на скамейке в Вене рядом со Сьюзен, в мире, где ротвейлеры пели Арету Франклин, а молодые парни носили на головах мячи для боулинга, я испытывал такое же чувство, только теперь не в желудке, а в голове.
– Домой хочу!
Сьюзен, вздохнув, согласно кивнула. Если б она знала, какой дом я имею в виду!
– Когда мы с тобой поженились?
Это я зря спросил. Она молчала, и только заглянув ей в лицо, я увидел, что она плачет.
Когда она наконец заговорила, слова ее были полны горечи!
– Я думала, все, теперь наконец-то будет как надо. Глупо, да? Глупо! Ты хоть понимаешь, что я тебя любила всю жизнь. Всю мою проклятую жизнь ты торчал во мне, как кусок мяса между зубами, который никак не вытащить! Но наконец, наконец я поверила, что теперь все хорошо. Я всю жизнь тебя ждала. Боролась, терпела и никогда не теряла надежду, потому что не сомневалась, что когда-нибудь добьюсь победы. Уверена, в жизни всего можно достичь, надо только иметь терпение. И я была терпелива, Фрэнни! Все эти годы я тебя ждала, как девчонка, которая стоит в уголке и надеется, что ее пригласят танцевать. Когда ты предложил мне выйти за тебя…
– Я тебе предложил?
– Да, да, черт тебя возьми! И пожалуйста, не пытайся мне лгать, что ты и об этом забыл! Хватит с меня на сегодня унижений. Когда ты сделал мне предложение, я подумала: с опозданием на пятьдесят лет, но, почему бы и нет? Все это время я любила этого идиота, так почему не закончить вечеринку в его компании? Последние минуты веселья перед… Знаешь, я вернусь в отель и лягу отдохнуть. Сходи в аптеку, или как это здесь называется, и спроси тапсодил. Наверняка у них есть. – Она встала со скамьи и снова потерла руку в том месте, где я ее ударил локтем.
– Останься, Сьюзен. Давай проведем этот день вдвоем и будем счастливы. Я один во всем виноват, прости меня. Пошли прогуляемся.
Я начал подниматься на ноги, но моя нижняя часть живо мне напомнила, что я теперь старый пердун. Ноги не желали иметь со мной дела. Тихо выругавшись, я дернулся раз, другой и только после этого силой инерции поднялся со скамьи.
– У меня плохо получается быть стариком.
– Для меня ты по-прежнему хорош, муженек. Хочешь, открою тебе тайну? Знаешь, за что я больше всего тебя любила? Всегда только о тебе и думала, но это меня просто потрясло до глубины души.
– Расскажи.
– То, как ты заботился о Магде, когда она умирала. Я никогда не думала, что ты можешь быть таким, Фрэнни. Даже не представляла, что ты такой.
Слышать эти ужасные слова, слышать, что Магда умерла, было так же скверно, как если бы это случилось на самом деле. Мне сразу вспомнился тот разговор с Джорджем, когда я его уверял, что никого не люблю до такой степени, чтобы бояться потерять. Но теперь, находясь в этом ничейном времени, я понял, что никогда еще так не ошибался, как в тот раз. Мысль о том, что Магда умрет прежде меня, была невыносима.
– Когда это было, Сьюзен? Когда она умерла? На ее лице появилось встревоженное выражение, и она тронулась с места.
– Давай-ка купим тебе эти пилюли. Я встал перед ней.
– Когда?
– Как раз в мой сорок восьмой день рождения. Мне этого никогда не забыть.
Магда должна умереть меньше чем через два года.
То, что случилось затем, почти избавило меня и остаток моей жизни от серьезных неприятностей. Почти. Мы нашли apotheke , и Сьюзен купила мне лекарство против Альцгеймера. Я не видел, как она это делала, – разглядывал заведение, пытаясь познакомиться с миром, который был старше меня на тридцать лет. Аптека выглядела вполне обыкновенно, исключая разве кое-какие футуристические штуковины на витринах, бог знает каким образом улучшавшие и восстанавливавшие человеческую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76