Судя по тому, как быстро дело продвигалось, им это занятие было и знакомо, и привычно.
— И чего им еще надо? — говорил первый, аккуратно откидывая мокрую болотную землю к подножию огромного замшелого камня. — Похоронили ведь честь по чести, какие могут быть сомнения?
— В нашем деле без сомнений никак не обойтись, — возразил второй и отряхнул землю со своего черного плаща. — Да по правде сказать, я бы и сам усумнился. Больно уж эти похороны были какими-то, уж не знаю, как лучше сказать, нарочитыми что ли.
— Ничего такого я не заметил.
— А я заметил. Все как будто нарочно старались убедить нас, что в гробу именно боярин Василий, однако крышку не открывали, даже когда читали прощальные речи. И потом, почему на похоронах не было хозяина?
— Ну, ты же слышал — захворал, мол.
— Не верю! — пристукнул заступом первый. — И еще, ежели покойник действительно царь-городский боярин, то могли бы уж найти возможность отправить его домой, а не хоронить тут, пускай даже на таком родовитом кладбище.
За раскопками и беседой злоумышленники не заметили, что они на погосте уже не одни. А когда спохватились, то было поздно: вокруг полураскопанной могилы стояли несколько весьма странных субъектов, и каждый держал в левой руке свечку.
— Мертвяки! — в ужасе вскрикнул второй гробокопатель и заметался по полуразрытой яме. Первый что-то бормотал и мелко крестился.
— А ну-ка, вылезайте! — выкрикнул маленький человечек, стоявший на самом краю могилы. То был домовой Кузька, а его спутниками были уже знакомые нам водяной, леший и две кикиморы.
Осквернители мелко дрожали и явно не желали вылезать наружу. Вернее, они бы и не смогли этого сделать, охваченные ужасом.
— Закопаем их здесь, и дело с концами, — предложил леший и, зачерпнув прямо в ладони горсть земли, швырнул в могилу. Этого хватило, чтобы оба гробокопателя, побросав свои заступы, выскочили наверх, где их тут же приняла в свои цепкие объятия доблестная нечисть.
— Стало быть, могилками промышляем? — придушенно-сладким голоском вопросил водяной. — Покойничков, стало быть, раздеваем?
— Некрофилы-археологи, — щегольнул домовой Кузька мудреным словечком, слышанным от «покойного боярина Василия».
— Чего? — наконец-то обрел дар речи один из гробокопателей. — Мы просто проверить хотели, на месте ли покойник… — Он осекся, почувствовав, как сообщник изловчившись лягнул его ногой. Но было уже поздно.
— Проверить, значит? — голосом, ничего хорошего не предвещавшим, проговорил леший. — И чего же вы хотели проверить? Покойнички по ночам не гуляют. В отличие от некоторых живых… Нет, все-таки напрасно мы выгнали вас из могилы, надо было вас там закопать.
— А еще не поздно, — хихикнула одна из кикимор.
— Не губите, родимые! — чуть не хором заголосили злоумышленники, бросившись на колени. — Не по своей воле мы тут, но по приказанию князя Григория…
— Это какого-такого князя Григория? — проскрипел леший. — Это того вурдалака поганого, что леса повырубил, всю честную нечисть с веками насиженного места согнал, а своим упырям волю дал?
— Давайте решать, что с ними делать, — прервал излияния корчмаря практичный Кузька.
— Они всего лишь люди служивые, — вздохнул водяной. — Что с таких возьмешь?
— Но проучить не мешало бы, — предложил леший. — В назидание князю Григорию.
— Защекочем! — радостно взвизгнули кикиморы и придвинулись ближе к гробокопателям.
— Да, пожалуй, это будет им самым подходящим наказанием, — согласился Кузька. Так как остальные не возражали, то кикиморы набросились на своих жертв. Над смиренным кладбищем раздались дикие вопли, перемежаемые истерическим хохотом.
В конце концов злоумышленники все-таки вырвались и с неимоверной скоростью побежали прочь со злополучного кладбища. Никто их не преследовал.
— Надо бы могилку-то закопать, — пробурчал леший. — А то непорядок все-таки. — Он нагнулся и вытащил из ямы обе лопаты. — Ух ты, что за хреновина! — вырвалось у корчмаря, когда он копнул рыхлую влажную землю и прямо под лопатой в тусклом свечном освещении что-то блеснуло.
— О, да это же золотое яблочко! — воскликнул Кузька, бережно отряхивая круглый блестящий предмет. — Мне Чумичка сказывал, что это колдовская вещь — по ней можно видеть, что происходит на каком угодно отдалении.
— А как она работает? — залюбопытничали кикиморы.
— Точно не знаю, — признался Кузька. — Надо будет показать боярину Василию, он мужик умный, разберется что к чему.
— Ясно одно, — подытожил леший. — Теперь мы знаем, каким образом все, что происходит здесь, тут же становится ведомо в Белой Пуще.
x x x
Ковер-самолет неспеша летел над ночными полями Белой Пущи, а его пассажиры вели столь же неспешную беседу.
— Когда я услышал, что боярин Василий убит в корчме, то решил, что поход по черную душу князя Григория отменяется, и потому не стал ждать вас на конюшне, — рассказывал Чумичка. — Разве ж я мог знать, что это неправда?
— Меня действительно пытались убить, — отвечал Дубов. — И тогда я воспользовался случаем и предпринял все необходимое, чтобы меня и впрямь числили среди мертвых.
— Ну вот, а я уже собирался было уходить, — продолжал колдун. — У них имеется особливый амбар, да ты, Василий, его знаешь, там хранится всякая колдовская утварь. Едва я прибыл в Белую Пущу под видом князя Длиннорукого, то в первую же ночь туда наведался и прихватил парочку шапок-невидимок. Такая шапка мне пригодилась, когда в Пуще неожиданно появился настоящий Длиннорукий, а меня заточили в темницу. Сегодня же я мог бы уйти и из кремля, но решил еще задержаться.
— И очень кстати, — подхватил Василий, — иначе бы нам нипочем оттуда не выбраться.
— Холодновато здесь, однако же, — поежился Беовульф. — Я-то всегда думал, что в небе чем выше, тем теплее — поближе к солнышку.
— Так ведь сейчас нет солнышка, — дельно возразил Чумичка. — Видишь, месяц один да звездочки?
— Жаль, одежки потеплее с собой не прихватили, — проворчал доблестный рыцарь, и тут его взор упал на Гренделя, который в волчьем облике продолжал бесчувственно лежать на ковре. — A вот им покамест и укутаюсь, зачем зря добру пропадать. Эй, Грендель! — принялся Беовульф тормошить своего заклятого приятеля, однако тот не подавал никаких признаков жизни. — Да что ты там, помер, что ли?
— A и вправду, — забеспокоился и Дубов, — что-то уж долго он в сознание не приходит.
— Отравился, — мрачно пробурчал Беовульф. — Князем Григорием. — И сам же громогласно захохотал.
Чумичка наклонился к Гренделю:
— Дышит. Сейчас приведем его в чувство. — C этими словами колдун извлек из-за пазухи небольшую скляночку («Прямо как старина Серапионыч», подумал Василий) и побрызгал из нее на волка. И тот на глазах своих спутников превратился обратно в Гренделя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
— И чего им еще надо? — говорил первый, аккуратно откидывая мокрую болотную землю к подножию огромного замшелого камня. — Похоронили ведь честь по чести, какие могут быть сомнения?
— В нашем деле без сомнений никак не обойтись, — возразил второй и отряхнул землю со своего черного плаща. — Да по правде сказать, я бы и сам усумнился. Больно уж эти похороны были какими-то, уж не знаю, как лучше сказать, нарочитыми что ли.
— Ничего такого я не заметил.
— А я заметил. Все как будто нарочно старались убедить нас, что в гробу именно боярин Василий, однако крышку не открывали, даже когда читали прощальные речи. И потом, почему на похоронах не было хозяина?
— Ну, ты же слышал — захворал, мол.
— Не верю! — пристукнул заступом первый. — И еще, ежели покойник действительно царь-городский боярин, то могли бы уж найти возможность отправить его домой, а не хоронить тут, пускай даже на таком родовитом кладбище.
За раскопками и беседой злоумышленники не заметили, что они на погосте уже не одни. А когда спохватились, то было поздно: вокруг полураскопанной могилы стояли несколько весьма странных субъектов, и каждый держал в левой руке свечку.
— Мертвяки! — в ужасе вскрикнул второй гробокопатель и заметался по полуразрытой яме. Первый что-то бормотал и мелко крестился.
— А ну-ка, вылезайте! — выкрикнул маленький человечек, стоявший на самом краю могилы. То был домовой Кузька, а его спутниками были уже знакомые нам водяной, леший и две кикиморы.
Осквернители мелко дрожали и явно не желали вылезать наружу. Вернее, они бы и не смогли этого сделать, охваченные ужасом.
— Закопаем их здесь, и дело с концами, — предложил леший и, зачерпнув прямо в ладони горсть земли, швырнул в могилу. Этого хватило, чтобы оба гробокопателя, побросав свои заступы, выскочили наверх, где их тут же приняла в свои цепкие объятия доблестная нечисть.
— Стало быть, могилками промышляем? — придушенно-сладким голоском вопросил водяной. — Покойничков, стало быть, раздеваем?
— Некрофилы-археологи, — щегольнул домовой Кузька мудреным словечком, слышанным от «покойного боярина Василия».
— Чего? — наконец-то обрел дар речи один из гробокопателей. — Мы просто проверить хотели, на месте ли покойник… — Он осекся, почувствовав, как сообщник изловчившись лягнул его ногой. Но было уже поздно.
— Проверить, значит? — голосом, ничего хорошего не предвещавшим, проговорил леший. — И чего же вы хотели проверить? Покойнички по ночам не гуляют. В отличие от некоторых живых… Нет, все-таки напрасно мы выгнали вас из могилы, надо было вас там закопать.
— А еще не поздно, — хихикнула одна из кикимор.
— Не губите, родимые! — чуть не хором заголосили злоумышленники, бросившись на колени. — Не по своей воле мы тут, но по приказанию князя Григория…
— Это какого-такого князя Григория? — проскрипел леший. — Это того вурдалака поганого, что леса повырубил, всю честную нечисть с веками насиженного места согнал, а своим упырям волю дал?
— Давайте решать, что с ними делать, — прервал излияния корчмаря практичный Кузька.
— Они всего лишь люди служивые, — вздохнул водяной. — Что с таких возьмешь?
— Но проучить не мешало бы, — предложил леший. — В назидание князю Григорию.
— Защекочем! — радостно взвизгнули кикиморы и придвинулись ближе к гробокопателям.
— Да, пожалуй, это будет им самым подходящим наказанием, — согласился Кузька. Так как остальные не возражали, то кикиморы набросились на своих жертв. Над смиренным кладбищем раздались дикие вопли, перемежаемые истерическим хохотом.
В конце концов злоумышленники все-таки вырвались и с неимоверной скоростью побежали прочь со злополучного кладбища. Никто их не преследовал.
— Надо бы могилку-то закопать, — пробурчал леший. — А то непорядок все-таки. — Он нагнулся и вытащил из ямы обе лопаты. — Ух ты, что за хреновина! — вырвалось у корчмаря, когда он копнул рыхлую влажную землю и прямо под лопатой в тусклом свечном освещении что-то блеснуло.
— О, да это же золотое яблочко! — воскликнул Кузька, бережно отряхивая круглый блестящий предмет. — Мне Чумичка сказывал, что это колдовская вещь — по ней можно видеть, что происходит на каком угодно отдалении.
— А как она работает? — залюбопытничали кикиморы.
— Точно не знаю, — признался Кузька. — Надо будет показать боярину Василию, он мужик умный, разберется что к чему.
— Ясно одно, — подытожил леший. — Теперь мы знаем, каким образом все, что происходит здесь, тут же становится ведомо в Белой Пуще.
x x x
Ковер-самолет неспеша летел над ночными полями Белой Пущи, а его пассажиры вели столь же неспешную беседу.
— Когда я услышал, что боярин Василий убит в корчме, то решил, что поход по черную душу князя Григория отменяется, и потому не стал ждать вас на конюшне, — рассказывал Чумичка. — Разве ж я мог знать, что это неправда?
— Меня действительно пытались убить, — отвечал Дубов. — И тогда я воспользовался случаем и предпринял все необходимое, чтобы меня и впрямь числили среди мертвых.
— Ну вот, а я уже собирался было уходить, — продолжал колдун. — У них имеется особливый амбар, да ты, Василий, его знаешь, там хранится всякая колдовская утварь. Едва я прибыл в Белую Пущу под видом князя Длиннорукого, то в первую же ночь туда наведался и прихватил парочку шапок-невидимок. Такая шапка мне пригодилась, когда в Пуще неожиданно появился настоящий Длиннорукий, а меня заточили в темницу. Сегодня же я мог бы уйти и из кремля, но решил еще задержаться.
— И очень кстати, — подхватил Василий, — иначе бы нам нипочем оттуда не выбраться.
— Холодновато здесь, однако же, — поежился Беовульф. — Я-то всегда думал, что в небе чем выше, тем теплее — поближе к солнышку.
— Так ведь сейчас нет солнышка, — дельно возразил Чумичка. — Видишь, месяц один да звездочки?
— Жаль, одежки потеплее с собой не прихватили, — проворчал доблестный рыцарь, и тут его взор упал на Гренделя, который в волчьем облике продолжал бесчувственно лежать на ковре. — A вот им покамест и укутаюсь, зачем зря добру пропадать. Эй, Грендель! — принялся Беовульф тормошить своего заклятого приятеля, однако тот не подавал никаких признаков жизни. — Да что ты там, помер, что ли?
— A и вправду, — забеспокоился и Дубов, — что-то уж долго он в сознание не приходит.
— Отравился, — мрачно пробурчал Беовульф. — Князем Григорием. — И сам же громогласно захохотал.
Чумичка наклонился к Гренделю:
— Дышит. Сейчас приведем его в чувство. — C этими словами колдун извлек из-за пазухи небольшую скляночку («Прямо как старина Серапионыч», подумал Василий) и побрызгал из нее на волка. И тот на глазах своих спутников превратился обратно в Гренделя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132