— Ну раз не знаешь — говори, как есть.
— Похвалялся изловить вашу светлость, снять шкуру и натянуть на винную бочку.
Князь нахмурился:
— Давно пора этому суеслову язычок подкоротить…
— Так за чем же дело стало? — обрадовался Альберт. — Только скажи, князь, и будет сделано!
— Не спеши, барон, всему свое время, — осадил ретивого подчиненного князь Григорий. — Вот с походом на Царь-Город поспешили, и что вышло? Сейчас у нас есть что поважнее. Главное, чтобы те трое свое дело сделали, и уж тогда пойдем дальше. Ну, у тебя все?
— Все, Ваша светлость, — поспешно ответствовал барон Альберт. — Хотя нет, еще тут к вам явился некто князь Длиннорукий и просит принять.
— Длиннорукий? — удивленно вскинул брови князь Григорий. — Откуда он взялся — его же засадили в темницу… Ладно, примем, раз просит. Где он?
— Да тут же, у вас в прихожей.
— Ну так зови.
Альберт выскочил из кабинета и сразу же возвратился вместе с небольшого роста плешивым толстеньким господином в ободранном кафтане — еще совсем недавно он был градоначальником столицы Кислоярского государства и весьма влиятельным лицом при дворе царя Дормидонта.
Увидав Длиннорукого, князь Григорий старательно изобразил на лице радостную улыбку и, выскочив из-за стола, заключил гостя в дружеские объятия. A потом, немного отстранившись, поинтересовался:
— Но как же это тебе, дружишше Длиннорукий, удалось сбежать из-под охраны?
— Да так вот и удалось, — ответил Длиннорукий. — A разве не твои люди устроили мне побег?
— Ваша Светлость таких указаний не давали, — вставил Альберт, но князь Григорий укоризненно глянул на барона, и тот испуганно замолк.
— Ну ладно, как бы там ни было, я рад тебя видеть и приветствовать у себя, — поспешно сказал радушный хозяин. — Хотя, по правде, князь, упреки у меня к тебе тоже немалые. Что тебе велено было? Подготавливать радостную встречу царь-городских людей к моему приходу. A ты уместо этого пошел плясать по царскому столу уприсядку!
— Да не виновен я! — стал оправдываться бывший градоначальник. — Все этот лекарь бусурманский, он меня какой-то гадостью обпоил!
— A ты бы не пил, — хладнокровно парировал князь Григорий. — Вечно все у вас, у людей, через пень-колоду!.. Ну ладно, хватит про старое, давай думать, что дальше делать.
— A что делать? — переспросил Длиннорукий. — Ты же, князь, не отказался от своих намерений?
— Я о том, что с тобою делать. Пристроил бы я тебя на конюшню навоз убирать…
— Согласен! — радостно выпалил Длиннорукий. Григорий поглядел на него с некоторым изумлением, но продолжал:
— Да там уже трудится один достойнейший лиходей и душегуб. Ну да ладно, погуляй пока, а потом дам я тебе одно заданьице по твоей части. Денька через три, коли все обойдется…
— Что обойдется? — переспросил Длиннорукий.
— A вот это уж не твоего ума дело, — угрюмо проворчал князь Григорий. — Поедешь у Новую Ютландию, иначе — Мухоморье…
— Что, к самому королю Александру?
— Да на что мне Александр — у него одни пустяки на уме. Нет, поедешь к его сродственнику. Как его, Виктору, и… Нет, это долгий разговор. Ты, князь, видать, притомился с дороги, отдохни покуда. A ты, барон, укажь ему горницу посветлее.
— Слушаюсь! — вскочил Альберт.
Когда барон Альберт и князь Длиннорукий покинули кабинет, Григорий встал из-за стола, подошел к окну и, вперив бездумный взор светлых глаз в хозяйственные постройки и маячившие за ними высокие серые башни своего кремля, пробормотал:
— Не к добру все, не к добру… Ни на кого нельзя положиться, ни на кого. Эти бы три дня перебиться, а уж тогда и развернемся на всю мерку.
x x x
Не то чтобы Василий Дубов не любил лошадей. Отнюдь. Красивые, сильные животные. Вот только о неудобствах верховой езды он узнал лишь теперь и в полной мере. Увы, много в нашей жизни есть такого, что лучше наблюдать со стороны. Потому как, попробовав, можно сильно разочароваться. Вот в таком настроении и пребывал Василий. Да еще и дождь! Да еще и Кузька, устроившись в дорожной сумке, притороченной к седлу, докучал неприятными расспросами:
— Боярин Василий, а пошто ты сбрую на лошадь одевать не умеешь?
— А в Царь-Городе за меня это слуги делали, — нехотя поддерживал разговор Дубов. Ему казалось, что от мерной тряски у него уже все внутренности спутались в клубок, как недоваренные макароны, и даже доктор Серапионыч, делая его вскрытие, не сможет их распутать. А Кузьке, видать, очень хотелось поговорить, и он продолжал цепляться к своему спутнику:
— Вот слушаю я тебя, Василий Николаич, говорю с тобой, а все чую -что-то тут не так.
— Так, не так — какая разница. Лучше бы дождь кончился. И вообще, скоро ли приедем?
Но Кузька, пропустив вопрос мимо ушей, продолжал рассуждать:
— А коли ты боярин, да еще от самого царя Дормидонта, так пошто не остановился у короля в замке, а трясешься тут по этим ухабам? И ежели ты боярин, то какие у тебя могут быть делишки с колдуном, с Чумичкой? И потом, настоящие бояре путешествуют со всею челядью, а ты — с этим пареньком, да и того в замке оставил. Да еще с домовым, со мною то бишь. Так что никакой ты Василий, не боярин!
— Да, Кузька, в логике тебе не откажешь, — усмехнулся Дубов.
— А ты не увиливай, не увиливай! — вылез из сумки Кузька и ловко, будто кот, перебрался на лошадиную холку, где и устроился напротив Василия. — А вдруг ты служишь этому вурдалаку, князю Григорию? Тады что? — с чувством вопрошал он, размахивая маленькими ручками. И сам же отвечал: -Тады я тебе не помощник!
Весь этот допрос начал забавлять Дубова, и он со смехом отвечал:
— Да нет, скорее наоборот.
— Что значит наоборот? — надулся Кузька.
— А разве Чумичка тебе не сказал, куда и зачем мы едем? — уже серьезно осведомился Василий.
— Нет, он сказал только, чтоб я тебя слушался и помогал.
— Ну хорошо, а Чумичке ты доверяешь?
— А то как же! — взмахнул ручками Кузька. — Он мне, можно сказать, заместо отца родного будет. Подобрал на дороге, горемыку бездомного, отогрел, и даже кой-чему из своего ремесла обучил.
— Ну вот, — кивнул Дубов. — А разве Чумичка послал бы тебя на негодное дело?
Кузька поскреб в затылке:
— Да, пожалуй, — но сдаваться он еще явно не собирался. — Все так, да только вот кто ты таков — все никак в толк не возьму. И говоришь шибко мудрено, и мальчонка твой, вроде как слуга, а говорит еще того мудренее. Ни царь-городские, ни белопущенские так не говорят. Так что, как я разумею, откуда-то вы издалека прибыли.
— Можно сказать, что издалека, — неспеша отвечал Дубов, как бы прикидывая, говорить ли всю правду, и если говорить, то как ее тогда подавать. — Хотя вообще-то мы живем в Кислоярске. Так у нас называется Царь-Город.
— А, так вы из другого Царь-Города! — оживился Кузька. — Уж не из того ли Царьграда, который Константинополь, столица великой Византии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132