— Но неужели этот негодяй Херклафф съел и Наталью Кирилловну? А что, с него станется».
Василий перевернул листок и прочел:
— И всхлюпывают гады на болоте,
И жабы мечутся в бузе,
И мухомор расцвел к весне,
И выполз уж; уж весь в охоте
На головастиков и на ужих,
И на своих, и на чужих,
Но можно и пиявку;
А в тине мечут уж икру -
Видать, совсем невмоготу;
По головам, по брюхам, в давку.
Но аист, страж морали, тут как тут
И по горячим головенкам тюк, тюк, тюк.
Мораль и жабе здесь ясна:
В икрометаньи тишина нужна!
— Недурно, — проговорил Серапионыч. — Похоже на Маяковского.
— Помилуйте, доктор, ведь Маяковский жил много позже! — воскликнул инспектор Лиственицын. — Так скорее уж мог бы написать Александр Полежаев…
— «Это стихотворение Гете, которое переложил на русский язык мой крепостной толмач и виршеплет Ивашка Хромой», — вместо ответа зачитал Дубов. — «Выполняя последнее пожелание Натальи Кирилловны, я даровал Ивашке и его семье вольную и право в дальнейшем именоваться Покровским, буде он сам того пожелает».
Василий переглянулся с Надеждой и незаметно сунул обломок медальона себе в карман. Никто этого даже не заметил, так как все ожидали новых чудес из ларца.
— Василий Николаевич, что там еще? — нетерпеливо проговорил доктор.
— Лермонтов, — с готовностью откликнулся Василий Николаевич. -Приобретено в 1838 году в счет уплаты карточного долга:
— Я умирал вдали друзей,
В одном из дальних мест.
Был над могилою моей
Поставлен белый крест.
Стоял один средь бурь и гроз
Невзрачный холмик мой,
И скоро он совсем зарос
Густою лебедой.
И почерневший крест упал
Под натиском ветров,
И уж никто бы не узнал,
Где мой последний кров…
Иван Покровский вскочил:
— Господа, это… Даже не знаю, что и сказать! Теперь я просто обязан издать все это отдельной книгой, а оригиналы рукописей… Надежда, вы в курсе дела, скажите, где они будут в лучшей сохранности?
— В Пушкинском доме, — подсказала Чаликова.
— Значит, передадим их в Пушкинский дом, и как можно скорее!
— Позвольте! — встала вдруг из кресла баронесса фон Aчкасофф. -Позвольте, господин Покровский, на каком основании вы распоряжаетесь чужой собственностью?
— В каком смысле? — удивился господин Покровский. — Эти гениальные творения, как я понял, были совершенно законно приобретены моим предком, бароном Саввой Лукичом Покровским, а я его прямой наследник…
— Ерунда! — безапелляционно отрезала баронесса. — Если тут и есть наследник баронов Покровских, то это — я!
— И, разумеется, претендуете на наследство, — не без иронии заметила Чаликова.
— Разумеется! — с вызовом ответила баронесса.
— В таком случае, уважаемая госпожа Хелена, не потрудитесь ли вы обосновать ваши претензии, — предложил Дубов.
— Да, конечно. — Баронесса встала у стены в позе лектора общества «Знание» и, вооружившись кочергой вместо указки, стала чертить воображаемое родословное древо. — По мужской линии род баронов Покровских прекратился в 1918 году с расстрелом Осипа Никодимыча большевиками. Он был правнуком Саввы Лукича и, соответственно, внуком сына Саввы Лукича, Дмитрия Cаввича. Однако кроме сына, у Саввы Лукича и его супруги Натальи Кирилловны была дочка, Евдокия Саввишна, которая вышла замуж за барона Петра Альфредовича фон Ачкасоффа и уехала в Pевель. Вот их-то прямым потомком я и являюсь. Этот крестик-ключик — единственное, что осталось в нашей семье на память о Покровских Воротах. Разумеется, я представлю и архивные изыскания, подтверждающие мои права на наследство. Но одно доказательство могу привести уже сейчас. — Баронесса подошла к портрету Натальи Кирилловны и, встав на цыпочки, прикрыла согнутой ладонью длинные золотистые локоны, окаймляющие лицо первой баронессы Покровской.
— Ну и ну! — вырвалось у доктора Cерапионыча. Со старинного полотна глядело лицо бакалавра исторических наук баронессы Xелен фон Aчкасофф.
— Ну хорошо, настоящая наследница — это вы, — сказал Иван Покровский, когда общее изумление улеглось. — Но кто же в таком случае я?
— Никто, — презрительно бросила баронесса. — Мало ли на свете Покровских? Впрочем, ответ на ваш вопрос мы уже услышали пять минут назад, когда Василий Николаич зачитывал перевод из Гете. Очень даже возможно, что вы происходите как раз от крепостного стихотворца Ивашки Хромого… ваше бывшее сиятельство!
— Вот насчет бывшего не надо, — учтиво возразил Покровский. — Ведь это вы сами, уважаемая баронесса, убедили не только меня, но и высокие государственные инстанции, что именно я, поэт Иван Покровский — наследник тех самых баронов. Спрашивается, зачем?
— Да, да, зачем? — поддержал Дубов. — Баронесса, мы ждем от вас объяснений!
Так как баронесса молчала, явно считая ниже своего достоинства давать объяснения потомку своих бывших крепостных, а уж тем более частному детективу, то слово взяла Надя Чаликова:
— Думаю, что наша дорогая баронесса была заинтересована не столько в родовой усадьбе, которая не приносит никакого дохода, сколько в сокровищах баронов Покровских. И ей нужно было поселить в Покровских Воротах якобы законного наследника, чтобы самой по-тихому и без помех искать сокровища. И добро бы просто искала их и никого не трогала! Нет, этого баронессе показалось мало. Она решила напустить вокруг усадьбы мистического туману, убедив господина Покровского устраивать здесь эти бредовые похороны живых людей — якобы такова традиция баронов Покровских. Она даже самое банальное убийство Ника Свинтусова умудрилась облечь в сверхъестественные одежды, связав со смертью барона Николая Дмитрича сто лет назад. Правда, для этого ей пришлось возвести поклеп на своего пращура, превратив добропорядочного помещика в какого-то развратника по кличке «Свинтус» и заставив его быть растерзанным на болоте диким кабаном. Но чего не сделаешь, на какую фальсификацию истории не пойдешь ради достижения своей цели! И я просто уверена — если бы в этой шкатулке оказались не столь ценные реликвии, а, скажем, старые векселя и утратившие ценность царские ассигнации, то баронесса даже не стала бы заявлять о своем происхождении и, следовательно, правах на наследство. Или я ошибаюсь, дорогая баронесса?
— Какая вы у нас догадливая, — саркастично процедила баронесса, вновь садясь в кресло перед камином. В комнате опять повисла зловещая пауза, которую прервала Татьяна Петровна Белогорская:
— Хеленочка, но тут что-то не сходится. Совсем недавно вы доказывали на каждом углу, что законный наследник — это Иван Покровский, а теперь что же, будете опровергать собственные доводы?
— Да, вы правы, — спокойно ответила баронесса, вороша угольки в камине. — Но придется пройти и через это, ведь ставка слишком велика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
Василий перевернул листок и прочел:
— И всхлюпывают гады на болоте,
И жабы мечутся в бузе,
И мухомор расцвел к весне,
И выполз уж; уж весь в охоте
На головастиков и на ужих,
И на своих, и на чужих,
Но можно и пиявку;
А в тине мечут уж икру -
Видать, совсем невмоготу;
По головам, по брюхам, в давку.
Но аист, страж морали, тут как тут
И по горячим головенкам тюк, тюк, тюк.
Мораль и жабе здесь ясна:
В икрометаньи тишина нужна!
— Недурно, — проговорил Серапионыч. — Похоже на Маяковского.
— Помилуйте, доктор, ведь Маяковский жил много позже! — воскликнул инспектор Лиственицын. — Так скорее уж мог бы написать Александр Полежаев…
— «Это стихотворение Гете, которое переложил на русский язык мой крепостной толмач и виршеплет Ивашка Хромой», — вместо ответа зачитал Дубов. — «Выполняя последнее пожелание Натальи Кирилловны, я даровал Ивашке и его семье вольную и право в дальнейшем именоваться Покровским, буде он сам того пожелает».
Василий переглянулся с Надеждой и незаметно сунул обломок медальона себе в карман. Никто этого даже не заметил, так как все ожидали новых чудес из ларца.
— Василий Николаевич, что там еще? — нетерпеливо проговорил доктор.
— Лермонтов, — с готовностью откликнулся Василий Николаевич. -Приобретено в 1838 году в счет уплаты карточного долга:
— Я умирал вдали друзей,
В одном из дальних мест.
Был над могилою моей
Поставлен белый крест.
Стоял один средь бурь и гроз
Невзрачный холмик мой,
И скоро он совсем зарос
Густою лебедой.
И почерневший крест упал
Под натиском ветров,
И уж никто бы не узнал,
Где мой последний кров…
Иван Покровский вскочил:
— Господа, это… Даже не знаю, что и сказать! Теперь я просто обязан издать все это отдельной книгой, а оригиналы рукописей… Надежда, вы в курсе дела, скажите, где они будут в лучшей сохранности?
— В Пушкинском доме, — подсказала Чаликова.
— Значит, передадим их в Пушкинский дом, и как можно скорее!
— Позвольте! — встала вдруг из кресла баронесса фон Aчкасофф. -Позвольте, господин Покровский, на каком основании вы распоряжаетесь чужой собственностью?
— В каком смысле? — удивился господин Покровский. — Эти гениальные творения, как я понял, были совершенно законно приобретены моим предком, бароном Саввой Лукичом Покровским, а я его прямой наследник…
— Ерунда! — безапелляционно отрезала баронесса. — Если тут и есть наследник баронов Покровских, то это — я!
— И, разумеется, претендуете на наследство, — не без иронии заметила Чаликова.
— Разумеется! — с вызовом ответила баронесса.
— В таком случае, уважаемая госпожа Хелена, не потрудитесь ли вы обосновать ваши претензии, — предложил Дубов.
— Да, конечно. — Баронесса встала у стены в позе лектора общества «Знание» и, вооружившись кочергой вместо указки, стала чертить воображаемое родословное древо. — По мужской линии род баронов Покровских прекратился в 1918 году с расстрелом Осипа Никодимыча большевиками. Он был правнуком Саввы Лукича и, соответственно, внуком сына Саввы Лукича, Дмитрия Cаввича. Однако кроме сына, у Саввы Лукича и его супруги Натальи Кирилловны была дочка, Евдокия Саввишна, которая вышла замуж за барона Петра Альфредовича фон Ачкасоффа и уехала в Pевель. Вот их-то прямым потомком я и являюсь. Этот крестик-ключик — единственное, что осталось в нашей семье на память о Покровских Воротах. Разумеется, я представлю и архивные изыскания, подтверждающие мои права на наследство. Но одно доказательство могу привести уже сейчас. — Баронесса подошла к портрету Натальи Кирилловны и, встав на цыпочки, прикрыла согнутой ладонью длинные золотистые локоны, окаймляющие лицо первой баронессы Покровской.
— Ну и ну! — вырвалось у доктора Cерапионыча. Со старинного полотна глядело лицо бакалавра исторических наук баронессы Xелен фон Aчкасофф.
— Ну хорошо, настоящая наследница — это вы, — сказал Иван Покровский, когда общее изумление улеглось. — Но кто же в таком случае я?
— Никто, — презрительно бросила баронесса. — Мало ли на свете Покровских? Впрочем, ответ на ваш вопрос мы уже услышали пять минут назад, когда Василий Николаич зачитывал перевод из Гете. Очень даже возможно, что вы происходите как раз от крепостного стихотворца Ивашки Хромого… ваше бывшее сиятельство!
— Вот насчет бывшего не надо, — учтиво возразил Покровский. — Ведь это вы сами, уважаемая баронесса, убедили не только меня, но и высокие государственные инстанции, что именно я, поэт Иван Покровский — наследник тех самых баронов. Спрашивается, зачем?
— Да, да, зачем? — поддержал Дубов. — Баронесса, мы ждем от вас объяснений!
Так как баронесса молчала, явно считая ниже своего достоинства давать объяснения потомку своих бывших крепостных, а уж тем более частному детективу, то слово взяла Надя Чаликова:
— Думаю, что наша дорогая баронесса была заинтересована не столько в родовой усадьбе, которая не приносит никакого дохода, сколько в сокровищах баронов Покровских. И ей нужно было поселить в Покровских Воротах якобы законного наследника, чтобы самой по-тихому и без помех искать сокровища. И добро бы просто искала их и никого не трогала! Нет, этого баронессе показалось мало. Она решила напустить вокруг усадьбы мистического туману, убедив господина Покровского устраивать здесь эти бредовые похороны живых людей — якобы такова традиция баронов Покровских. Она даже самое банальное убийство Ника Свинтусова умудрилась облечь в сверхъестественные одежды, связав со смертью барона Николая Дмитрича сто лет назад. Правда, для этого ей пришлось возвести поклеп на своего пращура, превратив добропорядочного помещика в какого-то развратника по кличке «Свинтус» и заставив его быть растерзанным на болоте диким кабаном. Но чего не сделаешь, на какую фальсификацию истории не пойдешь ради достижения своей цели! И я просто уверена — если бы в этой шкатулке оказались не столь ценные реликвии, а, скажем, старые векселя и утратившие ценность царские ассигнации, то баронесса даже не стала бы заявлять о своем происхождении и, следовательно, правах на наследство. Или я ошибаюсь, дорогая баронесса?
— Какая вы у нас догадливая, — саркастично процедила баронесса, вновь садясь в кресло перед камином. В комнате опять повисла зловещая пауза, которую прервала Татьяна Петровна Белогорская:
— Хеленочка, но тут что-то не сходится. Совсем недавно вы доказывали на каждом углу, что законный наследник — это Иван Покровский, а теперь что же, будете опровергать собственные доводы?
— Да, вы правы, — спокойно ответила баронесса, вороша угольки в камине. — Но придется пройти и через это, ведь ставка слишком велика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132