В это время в зале появилась горничная:
— Боярин Василий, к вам гость.
— Ко мне? — удивился Василий. — Но кто же мог узнать, что я тут?
— Кузьма! — догадался Беовульф. — Он-то уж точно знает, что вы у меня. Ну, скажи ему, пускай входит, да побыстрее.
Однако на пороге, ко всеобщему удивлению, возник отнюдь не домовой Кузька, а королевский слуга Теофил.
— Ваше Величество… — почтительно пробормотал он, увидав своего короля.
— A, ну ясно, уже пронюхали, что я здесь, — добродушно сказал Александр.
— Да нет, Ваше Величество, пока что пронюхали только то, что здесь боярин Василий. — И, обращаясь к Дубову, Теофил добавил: — Ваша Светлость, по поручению Его Высочества Виктора я должен вам передать извинения за ночное недоразумение…
— Так что же, это было недоразумение? — переспросил детектив. -Странно, очень странно…
— Ну да, это все князь Длиннорукий, а Виктор ни сном, ни духом. В общем, Его Высочество приглашает вас пожаловать в замок. — И Теофил уже совсем доверительно понизил голос: — Только я бы на вашем месте ехать туда поостерегся.
— A что, разве Виктор…
— Да нет, Его Высочества вам опасаться нечего, но вот князя Длиннорукого… Да еще эта женщина, госпожа Глухарева — мне кажется, она вас несколько недолюбливает.
— Как, и она тут?! — взревел Беовульф. — Подлая, коварная изменщица!
— A я посвящал ей свои лучшие стихи, — тихо вздохнул Грендель. — Не ты темна, темны твои дела…
— Вася, ведь Анна Сергеевна и вас чуть не отправила на тот свет, -напомнила Чаликова. — Так что для вас отправляться в замок — чистое безумие.
— Я еду, — решительно заявил Василий. — Нет-нет, Наденька, вы оставайтесь здесь, а я постараюсь там что-нибудь разузнать — и сразу назад. Когда выезжаем?
— Прямо сейчас, — сказал Теофил. — Его Высочество изволил выслать за вами собственную карету.
— Теофил, только не говори им, что и я здесь, — попросил король. -Хотя, впрочем, можешь сказать. Если уж они так быстро прознали про боярина Василия…
Беовульф торжественно поднялся из-за стола и подошел к Дубову:
— Дорогой боярин Василий, если с вами что-нибудь случится, то знайте — мы весь королевский замок по бревнышку раскатаем, по камешку разберем, но вас вызволим.
— Я в этом не сомневаюсь, — улыбнулся боярин Василий.
x x x
Следуя подробным указаниям своего нового знакомого, обитателя уединенного хутора, Иван Покровский быстро шел по узкой тропинке, еле заметной в пожелтевшей траве. Обогнув несколько весьма живописных, но сильно заболоченных полянок и покружив по небольшому перелеску, тропинка вывела путника на край обширной равнины, всем своим видом напоминавшей следы какого-то непонятного природного катаклизма: местность была как бы расчерчена на длинные прямые полоски суши (стрелки или «грядки», как именовал их водяной) и столь же прямые, уходящие в бесконечность канавки. На обрывистых берегах «грядок» тут и там торчали красавцы-мухоморы, хотя Покровский заметил немало и благородных грибов, не то белых, не то подберезовиков — просто они явно проигрывали и как-то терялись в соседстве ядовито-красных щеголей, давших прозвание всей стране.
Неподалеку, на самом краю болота, одиноко возвышался клен, уже почти облетевший, и он-то как раз и служил главным ориентиром: отсчитав слева от него три «грядки», Покровский свернул на четвертую. Путь был не слишком легким — ноги то и дело увязали во мхе, приходилось продираться сквозь густой кустарник, разросшийся кое-где от края до края, несколько раз довелось перепрыгивать через довольно широкие щели, которые, будто трещины, пересекали «грядку».
Когда Иван достиг-таки окончания стрелки, скупое осеннее солнце достигло зенита. Болотная водица тускло поблескивала с трех сторон — слева и справа тянулись параллельные «грядки», имеющие выход ко второму берегу необычного болота, но канавки, отделяющие их от той стрелки, по которой шел Покровский, сходились как раз впереди. Иван представил себе чувства несчастной девушки, выбравшей для бегства ту «грядку», которая вела в тупик, и как бы воочию увидел трагические события, которые разыгрались в этих сумрачных краях два столетия тому назад. Картину дополнял крупный замшелый камень на самом окончании «грядки». На камне Иван разглядел выбитый когда-то знак, напоминающий букву "М".
Покровский поставил рюкзак на землю рядом с памятным камнем, извлек из колчана лук с гербом и золотую стрелу, выданную Чумичкой — всего их было три. По словам колдуна, этого количества должно было хватить с лихвой.
Заправив стрелу в лук, Иван натянул тугую тетиву и, совершенно не целясь, выпустил ее вверх. Несмотря на почти безветренную погоду, какая-то неведомая сила подхватила стрелу, и она, несколько раз перевернувшись в воздухе, медленно полетела через канавку к противоположному берегу.
Покровский схватил заранее приготовленный компас и, пока стрела не скрылась за молодым еловым перелеском, определил точное направление полета.
— Ну что же, придется еще разок искупаться, — вздохнул путешественник и принялся шестом исследовать дно канавки. Оно оказалось не очень глубоким и достаточно твердым — правда, только у самого берега. Мысль, что можно было бы вернуться и пройти по соседней «грядке», в голову к Ивану не пришла, да и путь в таком случае оказался бы слишком длинным. Покровский осторожно слез с обрыва прямо в воду и, держа рюкзак над головой, медленно двинулся вперед. Водица была по-осеннему холодной, но путник, видимо, уже успел привыкнуть к подобным неудобствам. И когда до заветного берега оставалось всего несколько шагов, Иван почувствовал, что дно буквально засасывает ноги. Лишь с неимоверным усилием ему удалось вырваться и, зацепившись шестом за какой-то кустик на краю низкого, но крутого бережка, достичь твердой почвы. Правда, рюкзак сильно промок, но его обладатель не горевал: во-первых, он радовался, что вообще выбрался на берег, а во-вторых, наиболее ценные вещи были завернуты в несколько слоев полиэтилена.
Еще раз справившись с компасом, Покровский направился прямиком через лесок, за которым начиналось уже обычное болото, коего не успели коснуться лопаты мелиораторов эпохи королевича Георга. Идти в промокшей одежде, с которой живописно свисала тина, было не очень-то уютно, однако Иван старался не обращать внимания на подобные мелочи, справедливо полагая, что в пути еще не раз придется искупаться в болоте.
Через несколько минут, миновав перелесок, Покровский вновь вступил в очередное болото. Трудность передвижения на сей раз заключалась не столько в том, что приходилось прыгать с кочки на кочку, сколько в том, что при этом нужно было следовать определенным курсом, по возможности с него не сбиваясь. A путь, указанный полетом стрелы, как назло заводил в самые топкие и труднопроходимые места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132