— Но ведь вы же, Петрович, сами служите Государю, а он вовсе не бедный человек, а такой же грабитель, как и все остальные.
Дубов укоризненно покачал головой — этого Чаликовой говорить не следовало, учитывая вздорный нрав Соловья: при любой попытке перечить себе он тут же, что называется, срывался с цепи, начинал визжать и размахивать ржавыми ножами, которые носил под лохмотьями как память о былых разбойничьих похождениях.
Однако на сей раз Надеждины возражения он воспринял спокойно:
— Верно говоришь, красавица. Цари да князья — они и есть первые мироеды и угнетатели. А вот Путята — он вовсе не таков. Он мне все объяснил!
Последние слова Петрович произнес с таким важным видом, будто хотел сказать: «Это наша тайна — моя и Путяты».
— Он мне так и сказал, — с не меньшей важностью продолжал Петрович, — что вся страна сверху донизу отравлена ложью, воровством и мздоимством и что настала последняя пора все менять, покудова не поздно. А с кем? — спросил меня Путята и сам же ответил: С теми немногими честными и порядочными людьми, которые еще сохранились в нашей стране. И один из них — ты!.. То есть я, — скромно пояснил Петрович. — И еще он сказал, что вы едете на поиски клада, и что люди вы вроде бы как честные, но кто знает — не соблазнитесь ли чужим добром, коли чего найдете. И ты, Петрович, должен за ними приглядеть, потому как в тебе я уверен куда больше, чем в них. А богатств никак нельзя упускать, ибо они, сказал мне царь, назначены на облегчение тяжкой участи бедного люда!
— Что, так и сказал? — недоверчиво переспросил Васятка.
— Так и сказал, — запальчиво выкрикнул Петрович. — Чтобы простому народу лучше жилось! Он хоть и царь, а мужик что надо. Извини, говорит, Петрович, что не угощаю и чарку не наливаю — у меня у самого кусок в горло не лезет, когда наш народ голодает!
— Нет-нет, он так и сказал, что мы едем за кладом? — уточнил Дубов. — И что вы должны за нами сле... приглядывать?
Петрович несколько смутился — увлекшись проповедью всеобщего равенства, он явно сказал что-то лишнее. И, злясь даже не столько на своих слушателей, сколько на себя самого, возвысил голос почти до визга:
— Да, так и сказал! И еще много чего сказал, а чего сказал — того я вам не скажу!
— Ну и не надо, — нарочито равнодушно промолвила Надя. Вообще-то она надеялась, что Петрович продолжит свое страстное выступление и проговорится еще о чем-нибудь. Но Петрович замолк — видимо, счел, что ему, защитнику всех бедных и угнетенных, доверенному лицу самого царя Путяты, не пристало тратить свое красноречие на таких ничтожных людишек.
И как раз в этот миг карета стала замедлять ход, а потом и вовсе остановилась.
— Ну что там такое? — недовольно пробурчал Петрович.
— Уж не ваши ли бывшие соратнички? — не удержалась Надя от маленькой подколки. Петрович лишь презрительно фыркнул — настолько он был выше всего этого.
— Да нет, похоже, небольшая пробка, — заметил Серапионыч, глянув в окошко.
Действительно, дорога в этом месте была очень узкой, даже две крестьянские телеги протиснулись бы с трудом, а навстречу ехала почти столь же громоздкая карета, разве что более пошарпанная. Сей экипаж, запряженный парой лошадок, остановился за несколько шагов от кареты Рыжего, и пока два возницы обсуждали, как им лучше разъехаться, кони из обеих упряжек приглядывались и принюхивались друг к другу.
— Давайте выйдем наружу, — сказал Васятка. — А то при таких разъездах и перевернуться недолго...
С этим предложением согласились все. Последним с крайне недовольным видом карету покинул Петрович, не забыв прихватить и «дипкурьерский» мешок, который не отпускал от себя ни на миг.
Надя внимательно разглядывала встречную карету, а точнее — замысловатую эмблему, украшавшую дверь. При некоторой доле воображения ее можно было бы счесть похожей как на советскую, так и на пиратскую символику, только вместо скрещенных костей (или серпа и молота) на дверце кареты были изображены два меча. Роль звезды (черепа) выполнял крупный гриб, по очертаниям напоминавший мухомор. Сомнений не оставалось — такой герб мог принадлежать только рыцарю из Новой Ютландии, или Мухоморья, как иногда называли маленькое, но гордое королевство из-за обилия на его болотах этих грибов, ярких и красивых, однако совершенно несъедобных.
Надя подумала, что, может быть, карета принадлежит кому-то из ее знакомых — в прошлогоднее пребывание в Новой Ютландии ей довелось немало пообщаться с доблестными рыцарями. Более того, именно она, Надежда Чаликова, нашла нужные слова, дабы поднять рыцарей на борьбу со ставленниками Белой Пущи, свергнувшими законного короля Александра. Василий Дубов в тот раз также выполнял ответственную и нужную работу в Новой Ютландии, хотя собственно с рыцарями соприкасался в меньшей степени.
Дверца распахнулась, и из кареты вылез человек в потертом камзоле. Надежда его тут же узнала — то был рыцарь, которого в Мухоморье все почтительно величали доном Альфонсо.
Приподняв щегольски изогнутую шляпу с ярким пером, дон Альфонсо легким поклоном приветствовал наших путешественников, которые ответили ему тем же, кроме разве что Петровича, еще крепче вцепившегося в свой мешок. А узнав Надежду, дон Альфонсо благоговейно опустился на одно колено и с огромным почтением поцеловал ей край платья.
— Да полноте, дон Альфонсо, к чему такие китайские церемонии, — стала его поднимать Надя, одновременно и смущенная, и польщенная. — Давайте лучше я вас познакомлю. Этот почтеннейший господин — доблестный рыцарь дон Альфонсо из Мухомо... то есть из Новой Ютландии. А это мои друзья...
И Чаликова стала представлять рыцарю каждого из своих спутников — Дубова, Серапионыча, Васятку... Лишь Петрович не захотел подать руки дону Альфонсо — он продолжал стоять в сторонке, исподлобья поглядывая на подозрительного чужестранца.
Когда дошел черед Василия Дубова, дон Альфонсо обрадовался необычайно:
— Как, вы и есть тот самый боярин Василий! Нет-нет, не скромничайте, мы-то прекрасно знаем обо всех ваших славных подвигах. Еще бы — наш стихотворец господин Грендель уже воспел их в своей новой поэме! Знал бы я, что встречу вас, непременно захватил бы список, но поверьте — поэма столь же звучная, сколь и правдивая.
Увидев, что Василий совсем смешался от бурного «поэтического» внимания к своей скромной особе, Надежда перевела разговор:
— Скажите, дон Альфонсо, а как поживает ваш король, Его Величество Александр? И что его молодая супруга?
— Ее Величество Катерина недавно счастливо разрешилась от бремени девочкой, — не без гордости за свою королеву сообщил дон Альфонсо. — И знаете, как ее нарекли? В вашу честь — Надеждой!
Тут уж пришел черед смутиться Чаликовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153