Общее направление поиска ты нам показал. Дальше только ленивый не разберется. Но если ты найдешь возможным нам помочь — будем благодарны.
Мягко стелил генерал Федоров. Слишком мягко. Если бы он начал торговлю, если бы что-нибудь требовал, было бы спокойней. Но он не требовал. Он ничего не требовал. Кроме информации, которая многого не стоила.
Чего же он добивается? Тем, что ничего не добивается?
Чего?!
В благородный порыв собеседника полковник не верил. В спецслужбах не бывает благородных людей. Бывают умные. Бывают жалостливые. Бывают дураки. Но не бывает благородных. Потому что работа в спец-службах прямо противоречит проявлению подобного рода человеческих качеств.
Не мог быть генерал Федоров благородным. Или не мог быть генералом ГРУ.
— Я могу понять эти слова как освобождение от всяческих обязательств?
— Можешь.
— То есть я свободен?
— Нет. Пока не свободен. От гипса не свободен. А вот когда его снимут… — Что будет? Когда снимут? — насторожился Зубанов.
— Надеюсь — радостное известие. Для тебя.
— Какое?
— Поправишься — узнаешь.
Нет, не прост генерал. Ох, не прост! Наобещал с три короба, а главного не сказал.
Наобещал, чтобы удержать нужного ему пациента здесь, в этой палате. Ведь тому, кто свободен, незачем бежать. Вера в счастливое будущее удерживает узника на месте надежней вооруженной охраны.
Может, в этом дело?
Но тогда зачем его здесь удерживать? Чем он может быть полезен генералу Федорову? Чем он хочет обрадовать его после снятия гипса? Чем?
Чем?..
Через месяц гипс сняли. И сразу явился генерал.
— Рад, что ты уже не больной. Что в нормальной форме… — Чем ты меня хотел обрадовать?
— Действительно, хотел.
— Чем?
— Не терпится?
— Да. Уже целый месяц.
— Тогда начинаю радовать. У тебя появился шанс расквитаться со своими обидчиками.
— С какими?
— У тебя много обидчиков?
— Более чем достаточно.
— С последними обидчиками. С самыми последними. Которые упекли тебя в тюрьму.
— Как я могу с ними расквитаться?
— Кардинально. Раз и навсегда.
— В чистильщики меня прочите?
— В мстители.
— Ничего не выйдет.
— Почему?
— Потому, что я не чистильщик.
— Я думал, ты обрадуешься.
— Нет, я не обрадовался.
— Но я думал, что ты обрадуешься, и дал делу ход. Уже дал.
— Надо было со мной посоветоваться.
— Я не предполагал, что ты откажешься. Я был уверен… — Я отказываюсь! Категорически!
— Поздно. Уже поздно. Совсем поздно.
— Взять самоотвод я, конечно, не могу?
— Можешь. Но тогда придется отыграть все обратно. В точку, откуда мы тебя взяли.
— Отвезете меня обратно в карцер?
— Отвезем.
— А если не отвозить?
— Затруднительно. Дело приняло неожиданный оборот. Опасный оборот. Они пошли в атаку. Может быть, потому, что считают, что это последний их шанс.
— Пошли в атаку на ГРУ?!
— Ни на ГРУ — на людей, которые изъяли нужного им человека. Они начали наводить справки в МВД и вышли на наш след.
— Они не пойдут дальше, — Пойдут. У них оказалась рука в правительстве.
— Правительство не сдаст ГРУ.
— О чем ты говоришь? Нынешнему правительству дай бог усидеть самому. Нынешнее правительство сдаст кого хочешь. Нас сдаст — точно. Между ГРУ и Безопасностью они выберут Безопасность. Их человек в правительстве сдаст нас Безопасности, и те не преминут использовать ситуацию в свою пользу. Потому что мы конкуренты. А тут такой шанс!
Вот в такой непростой узелок все завязалось. В морской узелок! Знали бы, вовек не стали тебя выручать!
— Ты хочешь сказать, вы полезли в драку из-за меня?
— В значительной степени. Ты написал — мы приехали. А теперь вон как все обернулось… — Всему виной я?
— Всему виной — они! Те, что вначале давили тебя, а теперь переключились на нас. Мы пытаемся гасить волну, но пока не получается.
Выход один — убирать заказчиков. Которые воду мутят. Если убрать их — скандал сам по себе сойдет на нет. Его просто станет некому поддерживать. А покровителям не будет смысла защищать тех, кого уже нет.
Если заказчиков не убрать, они доберутся до Большого начальства. Те надавят на наших командиров. Командиры, чтобы избежать скандала и отставки, отдадут виновников.
Меня. И тебя.
Либо, не дожидаясь крупных разборок, тебя отдам я. Сам. Чтобы защитить себя и своих людей. Стопроцентно отдам! Потому что отдавать придется все равно. Но или только тебя одного, или с собой.
Нет у меня другого выхода.
И значит, у тебя нет.
Так обстоятельства сложились.
Думай. Решай. До вечера решай. До вечера торопить тебя не буду. Вечером — сдам. Так как дело обстоит так — или мы их завтра, или они нас послезавтра.
Или… Или я тебя сегодня! Сегодня вечером!
Глава 41
Эту ночь полковник не спал. Совсем не спал. Он лежал с открытыми глазами, уставя их в темноту, и считал минуты. Шестьдесят. Потом еще шестьдесят. Потом еще. Часов у него не было. Его часы с него сняли еще тогда, в милиции.
Час ночи. Или около того.
Надо ждать еще два часа. До трех. В три все угомонятся. И можно будет… Час тридцать.
Отвык он здесь, в больнице, нести ночные вахты. Размяк, расслабился на казенных харчах, приносимых четыре раза в день. Приспособился спать по девять часов да еще днем часок прихватывать. Лентяем стал. Ни к чему не годным лентяем!
Полковник, не сдержавшись, зевнул, закрывая рот ладонью. Еще раз зевнул и, непроизвольно закрыв глаза, провалился в короткий, на несколько секунд, сон.
Сразу проснулся, напряженно прислушался к темноте.
Нет, все тихо. Совершенно тихо.
Черт побери! Так и проспать можно! Все на свете проспать!
Полковник сильно, до боли в мышцах, сжал кулаки. Ущипнул себя за мочку уха. Несколько раз глубоко вздохнул.
Не спать!
Не спать!..
Половина третьего.
Последние полчаса полковник спать не хотел. Последние полчаса уснуть было невозможно.
Три, плюс-минус десять минут.
Ну что, пора?
Пожалуй, пора!
Полковник аккуратно скинул одеяло, спустил ноги вниз, на пол. Но больничные тапочки надевать не стал. Пошел босиком, осторожно ступая всей ступней, с пятки на носок, на холодный пол.
Шаг. Еще шаг.
Пересек палату, приставил к щели между дверью и косяком ухо. Прислушался.
Тихо. Впрочем, нет. Слышно негромкое, сонное посапывание. Очень близко слышно.
Полковник, не отрывая уха от щели, легко стукнул в дверь костяшкой пальца. Посапывание не прервалось. Человек спал. Крепко спал.
Ну и, значит, надо действовать! По плану. Надо рисковать!
Взялся за ручку. Потянул на себя.
Дверь была закрыта.
Вернулся к кровати, разорвав матрас, вытащил заранее положенные туда две ложки. Стальные ложки. Алюминиевую посуду ему не давали.
Вернулся к двери. Сложил ложки вместе, сунул ручки в щель, возле самого язычка замка. Надавил на них и одновременно, что есть силы, на ручку.
Ручка была массивной, а щель широкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Мягко стелил генерал Федоров. Слишком мягко. Если бы он начал торговлю, если бы что-нибудь требовал, было бы спокойней. Но он не требовал. Он ничего не требовал. Кроме информации, которая многого не стоила.
Чего же он добивается? Тем, что ничего не добивается?
Чего?!
В благородный порыв собеседника полковник не верил. В спецслужбах не бывает благородных людей. Бывают умные. Бывают жалостливые. Бывают дураки. Но не бывает благородных. Потому что работа в спец-службах прямо противоречит проявлению подобного рода человеческих качеств.
Не мог быть генерал Федоров благородным. Или не мог быть генералом ГРУ.
— Я могу понять эти слова как освобождение от всяческих обязательств?
— Можешь.
— То есть я свободен?
— Нет. Пока не свободен. От гипса не свободен. А вот когда его снимут… — Что будет? Когда снимут? — насторожился Зубанов.
— Надеюсь — радостное известие. Для тебя.
— Какое?
— Поправишься — узнаешь.
Нет, не прост генерал. Ох, не прост! Наобещал с три короба, а главного не сказал.
Наобещал, чтобы удержать нужного ему пациента здесь, в этой палате. Ведь тому, кто свободен, незачем бежать. Вера в счастливое будущее удерживает узника на месте надежней вооруженной охраны.
Может, в этом дело?
Но тогда зачем его здесь удерживать? Чем он может быть полезен генералу Федорову? Чем он хочет обрадовать его после снятия гипса? Чем?
Чем?..
Через месяц гипс сняли. И сразу явился генерал.
— Рад, что ты уже не больной. Что в нормальной форме… — Чем ты меня хотел обрадовать?
— Действительно, хотел.
— Чем?
— Не терпится?
— Да. Уже целый месяц.
— Тогда начинаю радовать. У тебя появился шанс расквитаться со своими обидчиками.
— С какими?
— У тебя много обидчиков?
— Более чем достаточно.
— С последними обидчиками. С самыми последними. Которые упекли тебя в тюрьму.
— Как я могу с ними расквитаться?
— Кардинально. Раз и навсегда.
— В чистильщики меня прочите?
— В мстители.
— Ничего не выйдет.
— Почему?
— Потому, что я не чистильщик.
— Я думал, ты обрадуешься.
— Нет, я не обрадовался.
— Но я думал, что ты обрадуешься, и дал делу ход. Уже дал.
— Надо было со мной посоветоваться.
— Я не предполагал, что ты откажешься. Я был уверен… — Я отказываюсь! Категорически!
— Поздно. Уже поздно. Совсем поздно.
— Взять самоотвод я, конечно, не могу?
— Можешь. Но тогда придется отыграть все обратно. В точку, откуда мы тебя взяли.
— Отвезете меня обратно в карцер?
— Отвезем.
— А если не отвозить?
— Затруднительно. Дело приняло неожиданный оборот. Опасный оборот. Они пошли в атаку. Может быть, потому, что считают, что это последний их шанс.
— Пошли в атаку на ГРУ?!
— Ни на ГРУ — на людей, которые изъяли нужного им человека. Они начали наводить справки в МВД и вышли на наш след.
— Они не пойдут дальше, — Пойдут. У них оказалась рука в правительстве.
— Правительство не сдаст ГРУ.
— О чем ты говоришь? Нынешнему правительству дай бог усидеть самому. Нынешнее правительство сдаст кого хочешь. Нас сдаст — точно. Между ГРУ и Безопасностью они выберут Безопасность. Их человек в правительстве сдаст нас Безопасности, и те не преминут использовать ситуацию в свою пользу. Потому что мы конкуренты. А тут такой шанс!
Вот в такой непростой узелок все завязалось. В морской узелок! Знали бы, вовек не стали тебя выручать!
— Ты хочешь сказать, вы полезли в драку из-за меня?
— В значительной степени. Ты написал — мы приехали. А теперь вон как все обернулось… — Всему виной я?
— Всему виной — они! Те, что вначале давили тебя, а теперь переключились на нас. Мы пытаемся гасить волну, но пока не получается.
Выход один — убирать заказчиков. Которые воду мутят. Если убрать их — скандал сам по себе сойдет на нет. Его просто станет некому поддерживать. А покровителям не будет смысла защищать тех, кого уже нет.
Если заказчиков не убрать, они доберутся до Большого начальства. Те надавят на наших командиров. Командиры, чтобы избежать скандала и отставки, отдадут виновников.
Меня. И тебя.
Либо, не дожидаясь крупных разборок, тебя отдам я. Сам. Чтобы защитить себя и своих людей. Стопроцентно отдам! Потому что отдавать придется все равно. Но или только тебя одного, или с собой.
Нет у меня другого выхода.
И значит, у тебя нет.
Так обстоятельства сложились.
Думай. Решай. До вечера решай. До вечера торопить тебя не буду. Вечером — сдам. Так как дело обстоит так — или мы их завтра, или они нас послезавтра.
Или… Или я тебя сегодня! Сегодня вечером!
Глава 41
Эту ночь полковник не спал. Совсем не спал. Он лежал с открытыми глазами, уставя их в темноту, и считал минуты. Шестьдесят. Потом еще шестьдесят. Потом еще. Часов у него не было. Его часы с него сняли еще тогда, в милиции.
Час ночи. Или около того.
Надо ждать еще два часа. До трех. В три все угомонятся. И можно будет… Час тридцать.
Отвык он здесь, в больнице, нести ночные вахты. Размяк, расслабился на казенных харчах, приносимых четыре раза в день. Приспособился спать по девять часов да еще днем часок прихватывать. Лентяем стал. Ни к чему не годным лентяем!
Полковник, не сдержавшись, зевнул, закрывая рот ладонью. Еще раз зевнул и, непроизвольно закрыв глаза, провалился в короткий, на несколько секунд, сон.
Сразу проснулся, напряженно прислушался к темноте.
Нет, все тихо. Совершенно тихо.
Черт побери! Так и проспать можно! Все на свете проспать!
Полковник сильно, до боли в мышцах, сжал кулаки. Ущипнул себя за мочку уха. Несколько раз глубоко вздохнул.
Не спать!
Не спать!..
Половина третьего.
Последние полчаса полковник спать не хотел. Последние полчаса уснуть было невозможно.
Три, плюс-минус десять минут.
Ну что, пора?
Пожалуй, пора!
Полковник аккуратно скинул одеяло, спустил ноги вниз, на пол. Но больничные тапочки надевать не стал. Пошел босиком, осторожно ступая всей ступней, с пятки на носок, на холодный пол.
Шаг. Еще шаг.
Пересек палату, приставил к щели между дверью и косяком ухо. Прислушался.
Тихо. Впрочем, нет. Слышно негромкое, сонное посапывание. Очень близко слышно.
Полковник, не отрывая уха от щели, легко стукнул в дверь костяшкой пальца. Посапывание не прервалось. Человек спал. Крепко спал.
Ну и, значит, надо действовать! По плану. Надо рисковать!
Взялся за ручку. Потянул на себя.
Дверь была закрыта.
Вернулся к кровати, разорвав матрас, вытащил заранее положенные туда две ложки. Стальные ложки. Алюминиевую посуду ему не давали.
Вернулся к двери. Сложил ложки вместе, сунул ручки в щель, возле самого язычка замка. Надавил на них и одновременно, что есть силы, на ручку.
Ручка была массивной, а щель широкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92