Ей так хотелось ошибиться в своих подсчетах! Куда там, тонкие изогнутые губы мальчика ясно указывали на кровь Монкорбье.
Пришел милый май , но только без песен. Всякий раз, возвращаясь домой, Бартелеми спешил в комнату Франсуа, подхватывал его на руки и со счастливым смехом кружил в воздухе. Кормилица причитала. Ребенок радостно лепетал. На улице заливались первые дрозды.
– А что, если мы подарим ему братика? Или сестричку? – шептал Бартелеми в ночной темноте.
По утрам они не могли разжать объятий.
Груди Жанны набухли как почки весной. Мужская плоть Бартелеми представлялась ей длинной тыквой в огороде Ла-Кудрэ, а семя его – медом. Вместе мы словно земля и растения, говорила она себе. Мы и есть мир.
Мы звезды.
Настало 19 марта 1452 года. «Прошел год!» – говорила себе Жанна. Ей захотелось встретиться с отцом Мартино. После рождения ребенка ее все сильнее занимали вопросы жизни и смерти. Как понять их смысл?
– Если вы думаете, что вы одна на свете, – сказал отец Мартино, – то ошибаетесь. Раскройте глаза и взгляните на тех, кто вас окружает. Родители смотрят на вас с небес. Если бы они не ушли из жизни так рано, вы бы не покинули Нормандию и не исполнили бы то, что исполнили.
– Выходит, смерть питает жизнь?
– Мы все связаны за пределами этой жизни, Жанна. Человечество – это одна длинная процессия. Подвиги святых озаряют нас и сегодня, преступления злодеев бросают на нас тень. Постараемся же, чтобы первых было все-таки больше.
По случаю дня рождения маленького Франсуа Жанна устроила небольшой праздник.
Гостям подавали вино, как вдруг появился запыхавшийся и измученный лейтенант стрелков. Он хотел немедленно видеть Жанну, и та, едва взглянув на его лицо, чуть не лишилась чувств. В комнате малыша воцарилась зловещая тишина.
– Госпожа…
Ему и самому надо было собраться с силами.
– Сеньор де Бовуа погиб вчера… при взрыве плохо заряженной пушки.
Жанна вскрикнула и пошатнулась. Сидони бросилась к ней на помощь, а Гийоме поспешил подставить стул. Немного придя в себя, Жанна услышала голос лейтенанта, говорившего о том, что Бартелеми умер мгновенно.
Праздник превратился в поминки. Сидони ни за что не желала оставлять Жанну одну.
Назавтра выразить свои соболезнования явился коннетабль де Ришмон. Король прислал ей письмо. Многие другие тоже. Все они были только тенями в той процессии, о которой говорил ей отец Мартино.
Через два дня в Париж доставили тело Бартелеми. Жанна, казалось, выплакала все слезы.
– Разве Господь не посылает вам утешение? – спросил отец Мартино.
– Он, должно быть, проклял меня, если отнимает все самое дорогое! Родители, брат, а теперь вот мой муж! Я так и не смогла по-настоящему доказать им мою любовь! За что это мне?
– А Иисус, распятый на кресте? Он что, тоже был проклят? А Жанна, сожженная как еретичка?
Жанна задумалась, смущенная этими словами. Чуть позже на похоронах каждое слово из проповеди отца Эстрада вонзалось в ее мозг словно гвоздь.
– …сила и благородство, исходившие Божьей милостью от Бартелеми де Бовуа…
Никогда в ее жизни не будет другого Бартелеми.
Выходя из часовни, Жанна решила оставить свой дом, над которым, без сомнения, тяготело проклятье. Она вернулась к себе на улицу Галанд вместе с малышом и кормилицей. Жанна распорядилась похоронить Бартелеми на кладбище Сен-Северен, чтобы как можно чаще приходить на его могилу.
Придя туда, она впервые прочитала надвратную надпись:
Добрые люди, сюда вошедшие,
Молитесь Господу о пришедших.
Неделю она не могла подняться с постели, из последних сил стараясь скрыть свое горе от мальчика.
Пушки! Они уносят жизни даже в мирное время.
Жанне было всего шестнадцать с половиной лет, но иной раз по вечерам она чувствовала себя древней старухой. Единственной поддержкой были тогда лица Исаака и собственного сына.
И жившая в ней надежда найти Дени.

Часть вторая
Как жестоки стихи
21
Интрига
В первые дни весны Жанна снова начала выходить из дома. Одной из причин тому было желание найти более просторное жилище в окрестностях улицы Га-ланд, ибо она уже привыкла жить в большом доме. Кроме того, ею двигал инстинкт самосохранения. Питаясь от случая к случаю, она так похудела, что отец Мартино, кормилица и Сидони стали хором протестовать. Часами поминая дорогих ей усопших у могилы Бартелеми, она и думать не думала о еде. Спала Жанна так мало, что никак не могла восстановить силы.
– Чрезмерно предаваться скорби – это грех, о котором забыли упомянуть отцы Церкви, – сказал раз отец Мартино. – Непозволительно терять надежду и слишком привязываться к земным созданиям, даже если любишь их по заслугам и от всего сердца. У вас есть сын. Разве он вам не дорог? Вы хотите, чтобы он вырос при матери, до срока приговорившей себя к могиле?
Жанна сказала себе, что, поменяв жилье, она, возможно, почувствует себя лучше. Наследство, доставшееся ей от Бартелеми, оказалось скромным: рента в три тысячи ливров в год, полученная ею по повелению короля и коннетабля де Ришмона, и несколько земельных наделов близ Орлеана. Но все это было не важно: доход от торговли вполне позволял ей обосноваться в более просторном доме. Жанне хотелось арендовать и другую лавку, чтобы расширить дело.
Она уже собралась посоветоваться обо всем с королем, но как-то утром в лавку заявился гладко выбритый мужчина, одетый дорого, но не крикливо, и пожелал поговорить с Жанной наедине. Она предложила ему подняться наверх. Когда гость сел, Жанна осведомилась о его имени, предполагая, что это один из тех законников, стремившихся найти выгодное дело на продажу, что кишели в то время в Париже.
– Мое имя не имеет значения, – ответил тот, – речь идет о вашем будущем.
Воцарилось молчание.
– Поскольку вы не хотите назваться, – сказала наконец Жанна, – то полагаю, что вы говорите о своем будущем. С чего бы это вам заботиться о моем?
– Те, кто хвалили ваш ум, оказались правы, – заметил мужчина.
Жанна растеряла последние остатки любезности, предназначавшейся незваному гостю.
– Вы молоды. Вам шестнадцать, не так ли? И уже вдова. Король к вам исключительно благосклонен. Его благосклонность может пойти еще дальше. Вы способны заполнить пустоту, оставшуюся после смерти его возлюбленной.
Совершенно обескураженная Жанна кожей почувствовала опасность.
– Даже если предположить, – сказала она, – что король испытывает ко мне добрые чувства, а я та, что ему нужна, не вижу причин занимать такое опасное место. Поговаривают, что Агнесса Сорель была отравлена.
– Вас не отравят, – уверенно сказал незнакомец.
Жанна изо всех сил старалась сохранить непроницаемое выражение лица.
– Я окажусь под покровительством важных особ, которым буду вынуждена оказывать некоторые услуги?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81