Им пришлось гадать, чем это так поглощен великий Хоук Эссекс, что даже пренебрегает простыми правилами вежливости.
Хоук вышел во двор и только тогда начал возвращаться к действительности, однако продолжал идти, пока не оказался за стенами города — среди деревьев, возле говорливой речки. Остановился и, ни секунды не думая, начал бить кулаком по стволу неуязвимого в своей бесстрастности дуба.
Будь она проклята! Как он мог считать ее такой милой, хоть и неуправляемой женщиной? Как он мог думать, что она станет ему послушной? Он даже был готов умолять ее.
Она обратилась к королеве. Не спросив его, не намекнув ни словом, что намерена это сделать, она изложила свою историю Илсвит и уговорила эту добрую женщину встать на ее сторону.
А теперь? Как это сказал Альфред?
Быть может, ей лучше уйти в монастырь. Место, где она найдет применение своей любви к образованности и займется полезным делом. Один брак принес ему разочарование, стоит ли рисковать другим?
Будь она проклята!
Пусть уходит в монастырь, наслаждается уделом старой девы, пусть выплачет себе глаза и сгорбится, иссушит свою страсть и превратит свою молодость в нечто подобное обрывкам пергамента, уносимым ветром.
Он забудет ее, женится на другой женщине, наплодит дюжину сыновей и ни разу не проснется ночью в тоске по ее легкому дыханию. О да, а как славно было бы обрести крылья и улететь, как вон те вороны, что расселись на деревьях, оглашая воздух хриплым карканьем.
Проклятые птицы!
Он повернулся, чтобы идти не зная куда, но едва не споткнулся о приземистого человека, усевшегося на берегу у самого поворота речки. Торголд поднял голову, вздохнул и покачал головой.
— Вы просто сам не свой.
В одно мгновение Хоук наклонился, сгреб мужчину и поднял в воздух.
— Вот кого я искал перед тем, как покинуть Хоукфорт! — прорычал он. — Тебя и твою подругу в черном. Куда вы, черт побери, пропали?
Торголд, казалось, не испытывал ни малейшего неудобства оттого, что висел в нескольких футах над землей.
— Само собой, стали невидимками до той поры, пока не остынет ваш гнев, — ответил он, предварительно выплюнув что-то изо рта.
— Тогда ты выбрал неудачный момент, чтобы объявиться снова, потому что гнев мой сейчас куда сильнее, чем тогда. Кровь Господня, парень, знаешь ли ты, что она сделала?
— Сказала, что не выйдет за вас замуж.
— Откуда ты это знаешь? Где вы спрятались, когда я ее запер?
— У вас есть очень славный мостик в полумиле от города, но это не важно. Вы недолго держали ее взаперти, верно? — Меня вызвали сюда. Я не мог оставить ее там, где она была.
— Вполне могли. Она никуда бы не убежала. Вы просто не хотели с ней расставаться.
Хоук даже не пробовал отрицать это. Он поставил Торголда на землю и сделал глубокий вдох, чтобы обрести хоть малое спокойствие.
— Да, я разыграл из себя хорошего дурака.
— Любовь превращает в дурака каждого смертного.
— Кто сказал, что я ее люблю?
— Ручаюсь, что вы этого не говорили, по крайней мере ей, и хотел бы знать почему.
— Дать ей в руки такое оружие? Ты с ума сошел, парень? Достаточно и того, что я заполучил… временное расстройство рассудка. Я не собираюсь его усиливать.
Торголд и не думал скрывать свое настроение. Он разразился хохотом, и вороны отозвались на это новым приступом карканья.
— Значит, вот как это называется. Временное расстройство рассудка. Надо запомнить.
— Это не шутка, — возразил Хоук. — Она пошла к королеве и попросила о помощи. Я вполне мог ее потерять. — Он вдруг усмехнулся. — А почему бы нет? Хороший повод от нее избавиться. Кому нужна жена, которая доставляет столько хлопот?
— Вам, — спокойно произнес Торголд. — Но вам следует решить это для себя.
Он повернулся, собираясь уходить.
Хоук ухватил его за воротник кожаной безрукавки и заметил странные маленькие вещицы, свисающие с нее: несколько брошек, парочку пряжек для пояса, цветные браслеты и бусины, блестящие кристаллы, перья, — все это раскачивалось в такт движениям их обладателя.
— Это ты рассказал Кристе безумные истории о ее матери? Ты и старуха? Зачем вы это сделали?
— Безумные? Вы так думаете? А что мы должны были ей рассказать?
— Правду.
Высвободившись, Торголд повертел шеей из стороны в сторону; при этом послышался громкий щелчок.
— Что же это за правда?
— Единственная. Существует только одна правда.
— Неужели? В каком простом мире вы живете. Иногда это может быть приятно. Но не знаю, мне, наверное, скоро стало бы скучно.
— Довольно болтать, просто скажи мне, что на самом деле случилось с ее матерью.
— Ее позвало море.
Хоук побледнел. Самоубийство было смертным грехом, церковь предавала за него анафеме. Если мать Кристы покончила с собой…
— Что ты говоришь?
— Я говорю, что се позвало море.
— Что это значит? Она… покончила с собой?
Торголд испустил громкий вздох.
— Море полно жизни. Вы плавали достаточно, чтобы знать это.
— Ради Бога, ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Ни одна смертная женщина не может жить в море.
Торголд уставился на собеседника из-под лохматых бровей.
— Предположите, что она была смертной женщиной, но при этом наделенной особым даром вызывать в этот мир существ из другого… мира. Предположите и то, что дар ее имел еще одну сторону — ее могли вызвать из нашей действительности, если несчастье, с которым она столкнулась, стало непереносимым.
Хоук долго молчал. Он кое-что знал о женщинах, наделенных необъяснимыми способностями, от которых они страдали. Да, ей-богу, знал и все-таки сказал:
— Люди не могут жить в море, как бы они этого ни хотели.
— Да, но они этого не хотят, потому что верят, что не могут. Они не расстаются со своим телом со дня рождения и привыкли думать, что ничего иного им не дано. Но жизнь… — Торголд повел рукой в сторону деревьев с густой листвой, которая должна была вскоре опасть, показал на реку, вода в которой бежала так быстро, что любую ее капельку можно было видеть лишь мгновение, на летящие по небу белоснежные облака, которые исчезали из виду, словно их и не было. — Жизнь постоянно меняется. Вся штука в том, чтобы это заметить.
Мысли Хоука окончательно спутались. Он понимал, что в словах этого человека было что-то очень важное, но оно казалось слишком тонким и неуловимым, как паутинка.
— Вы со старухой сочинили эту сказку, чтобы Кристе стало легче жить, — сказал он.
Это прозвучало логично и даже сочувственно. Он не хотел обвинять странную пару.
— Как вам угодно.
— Мне не угодно! Но я думаю, что понял. Если бы она заподозрила правду…
— Чью правду, что за правду, правду из правд? Соберитесь с мыслями, Хоук Эссекс. Это крылья, которые вам предстоит развернуть.
С этими словами Торголд исчез. Сию секунду был здесь и вот его уже нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Хоук вышел во двор и только тогда начал возвращаться к действительности, однако продолжал идти, пока не оказался за стенами города — среди деревьев, возле говорливой речки. Остановился и, ни секунды не думая, начал бить кулаком по стволу неуязвимого в своей бесстрастности дуба.
Будь она проклята! Как он мог считать ее такой милой, хоть и неуправляемой женщиной? Как он мог думать, что она станет ему послушной? Он даже был готов умолять ее.
Она обратилась к королеве. Не спросив его, не намекнув ни словом, что намерена это сделать, она изложила свою историю Илсвит и уговорила эту добрую женщину встать на ее сторону.
А теперь? Как это сказал Альфред?
Быть может, ей лучше уйти в монастырь. Место, где она найдет применение своей любви к образованности и займется полезным делом. Один брак принес ему разочарование, стоит ли рисковать другим?
Будь она проклята!
Пусть уходит в монастырь, наслаждается уделом старой девы, пусть выплачет себе глаза и сгорбится, иссушит свою страсть и превратит свою молодость в нечто подобное обрывкам пергамента, уносимым ветром.
Он забудет ее, женится на другой женщине, наплодит дюжину сыновей и ни разу не проснется ночью в тоске по ее легкому дыханию. О да, а как славно было бы обрести крылья и улететь, как вон те вороны, что расселись на деревьях, оглашая воздух хриплым карканьем.
Проклятые птицы!
Он повернулся, чтобы идти не зная куда, но едва не споткнулся о приземистого человека, усевшегося на берегу у самого поворота речки. Торголд поднял голову, вздохнул и покачал головой.
— Вы просто сам не свой.
В одно мгновение Хоук наклонился, сгреб мужчину и поднял в воздух.
— Вот кого я искал перед тем, как покинуть Хоукфорт! — прорычал он. — Тебя и твою подругу в черном. Куда вы, черт побери, пропали?
Торголд, казалось, не испытывал ни малейшего неудобства оттого, что висел в нескольких футах над землей.
— Само собой, стали невидимками до той поры, пока не остынет ваш гнев, — ответил он, предварительно выплюнув что-то изо рта.
— Тогда ты выбрал неудачный момент, чтобы объявиться снова, потому что гнев мой сейчас куда сильнее, чем тогда. Кровь Господня, парень, знаешь ли ты, что она сделала?
— Сказала, что не выйдет за вас замуж.
— Откуда ты это знаешь? Где вы спрятались, когда я ее запер?
— У вас есть очень славный мостик в полумиле от города, но это не важно. Вы недолго держали ее взаперти, верно? — Меня вызвали сюда. Я не мог оставить ее там, где она была.
— Вполне могли. Она никуда бы не убежала. Вы просто не хотели с ней расставаться.
Хоук даже не пробовал отрицать это. Он поставил Торголда на землю и сделал глубокий вдох, чтобы обрести хоть малое спокойствие.
— Да, я разыграл из себя хорошего дурака.
— Любовь превращает в дурака каждого смертного.
— Кто сказал, что я ее люблю?
— Ручаюсь, что вы этого не говорили, по крайней мере ей, и хотел бы знать почему.
— Дать ей в руки такое оружие? Ты с ума сошел, парень? Достаточно и того, что я заполучил… временное расстройство рассудка. Я не собираюсь его усиливать.
Торголд и не думал скрывать свое настроение. Он разразился хохотом, и вороны отозвались на это новым приступом карканья.
— Значит, вот как это называется. Временное расстройство рассудка. Надо запомнить.
— Это не шутка, — возразил Хоук. — Она пошла к королеве и попросила о помощи. Я вполне мог ее потерять. — Он вдруг усмехнулся. — А почему бы нет? Хороший повод от нее избавиться. Кому нужна жена, которая доставляет столько хлопот?
— Вам, — спокойно произнес Торголд. — Но вам следует решить это для себя.
Он повернулся, собираясь уходить.
Хоук ухватил его за воротник кожаной безрукавки и заметил странные маленькие вещицы, свисающие с нее: несколько брошек, парочку пряжек для пояса, цветные браслеты и бусины, блестящие кристаллы, перья, — все это раскачивалось в такт движениям их обладателя.
— Это ты рассказал Кристе безумные истории о ее матери? Ты и старуха? Зачем вы это сделали?
— Безумные? Вы так думаете? А что мы должны были ей рассказать?
— Правду.
Высвободившись, Торголд повертел шеей из стороны в сторону; при этом послышался громкий щелчок.
— Что же это за правда?
— Единственная. Существует только одна правда.
— Неужели? В каком простом мире вы живете. Иногда это может быть приятно. Но не знаю, мне, наверное, скоро стало бы скучно.
— Довольно болтать, просто скажи мне, что на самом деле случилось с ее матерью.
— Ее позвало море.
Хоук побледнел. Самоубийство было смертным грехом, церковь предавала за него анафеме. Если мать Кристы покончила с собой…
— Что ты говоришь?
— Я говорю, что се позвало море.
— Что это значит? Она… покончила с собой?
Торголд испустил громкий вздох.
— Море полно жизни. Вы плавали достаточно, чтобы знать это.
— Ради Бога, ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Ни одна смертная женщина не может жить в море.
Торголд уставился на собеседника из-под лохматых бровей.
— Предположите, что она была смертной женщиной, но при этом наделенной особым даром вызывать в этот мир существ из другого… мира. Предположите и то, что дар ее имел еще одну сторону — ее могли вызвать из нашей действительности, если несчастье, с которым она столкнулась, стало непереносимым.
Хоук долго молчал. Он кое-что знал о женщинах, наделенных необъяснимыми способностями, от которых они страдали. Да, ей-богу, знал и все-таки сказал:
— Люди не могут жить в море, как бы они этого ни хотели.
— Да, но они этого не хотят, потому что верят, что не могут. Они не расстаются со своим телом со дня рождения и привыкли думать, что ничего иного им не дано. Но жизнь… — Торголд повел рукой в сторону деревьев с густой листвой, которая должна была вскоре опасть, показал на реку, вода в которой бежала так быстро, что любую ее капельку можно было видеть лишь мгновение, на летящие по небу белоснежные облака, которые исчезали из виду, словно их и не было. — Жизнь постоянно меняется. Вся штука в том, чтобы это заметить.
Мысли Хоука окончательно спутались. Он понимал, что в словах этого человека было что-то очень важное, но оно казалось слишком тонким и неуловимым, как паутинка.
— Вы со старухой сочинили эту сказку, чтобы Кристе стало легче жить, — сказал он.
Это прозвучало логично и даже сочувственно. Он не хотел обвинять странную пару.
— Как вам угодно.
— Мне не угодно! Но я думаю, что понял. Если бы она заподозрила правду…
— Чью правду, что за правду, правду из правд? Соберитесь с мыслями, Хоук Эссекс. Это крылья, которые вам предстоит развернуть.
С этими словами Торголд исчез. Сию секунду был здесь и вот его уже нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91