Понимаете? Точно так же с людьми: одни могут первое, другие — второе, третьи — третье. Негры не умны по большей части, так пусть занимаются физическим трудом, пусть будут чернорабочими, за это государство готово платить им жалование и дать определенное социальное страхование. Белым проще дается умственный труд — пусть занимаются наукой, политикой, экономикой. Разделение труда на основе расовой принадлежности — такова изначальная задумка природы, и, если хотите, Бога.
— Я с вами не согласна, — фыркнула Марина. — Вы рассуждаете как какой-то фашист, точно. Белые у вас должны нежиться в роскоши, а черные — вкалывать. Это совершенно несправедливо и уж точно негуманно. И Бог тут ни при чем, это все человек навыдумывал — белый человек! — считать себя венцом творения. Хотя кто он такой, белый человек? Такой же тупой, такой же ленивый и опасный сам для себя.
— Опасный? Тут вы ошибаетесь, дорогая мисс. На всей земле не найдется много мест опасней и грязнее, чем черные кварталы американских мегаполисов. Каждый ВТОРОЙ житель таких кварталов преступник, хотя бы раз нарушавший американские законы. А остальные — потенциальные преступники. Это справедливо не только для Соединенных Штатов, но и для остальной части мира. Вспомните, что творилось во Франции, какие беспорядки поднялись там только потому, что два подростка-эмигранта заживо сгорели в трансформаторной будке, убегая от полиции. Сами эти беспорядки — верх наглости и безрассудства всех эмигрантов Франции! Подростки убегали от полиции, значит, совершили что-то противозаконное. Они полезли в опасное место, хотя не могли не знать о потенциальной угрозе. И своей чуть ли не мученической смертью они спровоцировали волну преступности в Европе! Я солдат и сужу военными категориями; я бы ввел во Франции военное положение и разнес в клочья все кварталы, где живут эмигранты, плевав на мировое сообщество. Дело другое, что эмигранты там выполняют именно то, для чего их создала природа: выполняют всю тяжелую и грязную работу, на которую белые уже не соглашаются, потому их выдворение стало бы чудовищным ударом по экономике Франции. Необходимо более тщательно подойти к вопросу законности пребывания на территории западных стран всех представителей неевропейских народов, исключив возможность их оседания. Я…
— Вы несете чушь, мистер Карчер! — вспылила Марина. — Как вы можете считать кого-то хуже, чем вы, недостойного того, чего достойны вы? Черные — преступники? Ха! Среди белых мало убийц, насильников и террористов? Достаточно! Все маньяки мира — белые! Только белым могут прийти в голову самые извращенные, самые опасные мысли! Все злодеи с мировыми именами — белые, черт бы вас побрал!
Стас слушал разговор без интереса. Ему вообще было плевать и на черных, и на белых, и на серых, и на красных. Ему хотелось убраться с острова подальше, хотелось домой, хотелось забыть все пережитые приключения, продолжить нормальное человеческое существование в нормальном человеческом мире, а не в диких джунглях неизвестного острова где-то в тропических или субтропических широтах.
Стас попытался поудобнее устроиться в мокрой траве среди буйства стихии и хоть немного подремать. Но просто закрыть глаза и подождать оказалось недостаточным для призыва сонливости. Гром с треском рвался с небес на землю, иногда налетал воющий ветер, раскачивая кроны деревьев. И постоянно лил сильный, обильный дождь, будто бы небо — оболочка некоего верхнего океана — изрядно прохудилось.
Но когда капитан Джон Карчер вдруг ни с того ни с сего согнулся пополам и начал выть от жуткой боли, Стас уже дремал.
* * *
Черный автомобиль «Ауди» мчался по ночной дороге, разгоняя светом фар густой мрак. Не смотря на поднятые стекла, вокруг него разливался рваный ритм энергичной агрессивной музыки. Холодный и противный октябрьский дождь, моросящий уже третий день кряду, оставлял на ветровом стекле дрожащие капли, которые тут же сметало стеклоочистителями. Автомобиль немного притормозил перед крутым поворотом и, визжа покрышками, вылетел на скудно освещенную улицу одного из спальных районов города. Басистый рев выхлопной трубы с нахлобученной насадкой затихал по мере того, как «Ауди» летела всё дальше по улице, пока не свернула в один из дворов, вновь скрипнув резиной о мокрый асфальт.
— Ты где, Леха? Мы уже задубели здесь!
Невысокий, но крепко сбитый молодой человек лет двадцати пяти в оранжевой ветровке выслушал ответ и захлопнул крышку мобильного телефона.
— Сказал, десять секунд.
Стоящий с ним рядом парень того же возраста, но повыше и гораздо плечистее, удовлетворенно кивнул и пригубил бутылку с пивом. Затем глубоко затянулся сигаретой, которую держал в другой руке, прокашлялся с полным недовольства видом, выкинул окурок и поежился.
— Дерьмо эти сигареты. Не курю и тебе не советую, приятель.
Они стояли под козырьком подъезда, где было ветрено, темно и неуютно. В девятиэтажке напротив все окна темнели на темном фоне бетонных панелей, лишь одно из них освещалось изнутри призрачным мерцанием телеприемника. Во дворе не работал ни один фонарь уличного освещения, пройти из одного конца дома в другой и не наступить в лужу в таких условиях — дело абсолютно невозможное.
Секунд через двадцать из-за угла послышался рев двигателя, мелькнули лучи света, и во двор стремительно ворвался черный автомобиль, подчеркивая фарами царящий вокруг мрак. Резко затормозив рядом с подъездом, водитель опустил стекло и, стараясь перекричать музыку, высунулся в окно:
— Залазь, братва!
Парень в оранжевой ветровке и тот, что пил пиво, открыли двери ещё до того, как приглашение завершилось. «Ауди» развернулась на пятачке под спящими окнами и умчалась прочь из двора.
Умчалась, чтобы никогда сюда не вернуться.
— Что так долго-то, ё-моё?
— Да мать провожал, поехала в Новосиб к родне. — Водитель уверенно крутил толстое рулевое колесо и изредка поглядывал в зеркало заднего обзора. Музыка в салоне играла уже тише, чтобы сидящие внутри машины люди могли спокойно говорить. — Дай-ка мне баночку.
Парень, одетый в оранжевую куртку, пошарил рукой в сумке, стоящей в ногах, достал полулитровую жестяную банку «Туборга», открыл и протянул водителю.
— Смотри, Лёха, не убей нас, — предупредил он голосом, в котором не оказалось ни капли серьезности.
«Ауди» разрывала мокрую завесу дождя и стремительно двигалась по направлению в центр города. Преодолев из конца в конец длинный проспект, она свернула на боковую улочку и вскоре у одного из расположенных там домов подобрала ещё одного пассажира.
— Здорово, пацаны! — он протянул каждому руку. — Уфф! Заработался сегодня что-то.
— Опять какую-нибудь ерунду состряпал, Циолковский!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
— Я с вами не согласна, — фыркнула Марина. — Вы рассуждаете как какой-то фашист, точно. Белые у вас должны нежиться в роскоши, а черные — вкалывать. Это совершенно несправедливо и уж точно негуманно. И Бог тут ни при чем, это все человек навыдумывал — белый человек! — считать себя венцом творения. Хотя кто он такой, белый человек? Такой же тупой, такой же ленивый и опасный сам для себя.
— Опасный? Тут вы ошибаетесь, дорогая мисс. На всей земле не найдется много мест опасней и грязнее, чем черные кварталы американских мегаполисов. Каждый ВТОРОЙ житель таких кварталов преступник, хотя бы раз нарушавший американские законы. А остальные — потенциальные преступники. Это справедливо не только для Соединенных Штатов, но и для остальной части мира. Вспомните, что творилось во Франции, какие беспорядки поднялись там только потому, что два подростка-эмигранта заживо сгорели в трансформаторной будке, убегая от полиции. Сами эти беспорядки — верх наглости и безрассудства всех эмигрантов Франции! Подростки убегали от полиции, значит, совершили что-то противозаконное. Они полезли в опасное место, хотя не могли не знать о потенциальной угрозе. И своей чуть ли не мученической смертью они спровоцировали волну преступности в Европе! Я солдат и сужу военными категориями; я бы ввел во Франции военное положение и разнес в клочья все кварталы, где живут эмигранты, плевав на мировое сообщество. Дело другое, что эмигранты там выполняют именно то, для чего их создала природа: выполняют всю тяжелую и грязную работу, на которую белые уже не соглашаются, потому их выдворение стало бы чудовищным ударом по экономике Франции. Необходимо более тщательно подойти к вопросу законности пребывания на территории западных стран всех представителей неевропейских народов, исключив возможность их оседания. Я…
— Вы несете чушь, мистер Карчер! — вспылила Марина. — Как вы можете считать кого-то хуже, чем вы, недостойного того, чего достойны вы? Черные — преступники? Ха! Среди белых мало убийц, насильников и террористов? Достаточно! Все маньяки мира — белые! Только белым могут прийти в голову самые извращенные, самые опасные мысли! Все злодеи с мировыми именами — белые, черт бы вас побрал!
Стас слушал разговор без интереса. Ему вообще было плевать и на черных, и на белых, и на серых, и на красных. Ему хотелось убраться с острова подальше, хотелось домой, хотелось забыть все пережитые приключения, продолжить нормальное человеческое существование в нормальном человеческом мире, а не в диких джунглях неизвестного острова где-то в тропических или субтропических широтах.
Стас попытался поудобнее устроиться в мокрой траве среди буйства стихии и хоть немного подремать. Но просто закрыть глаза и подождать оказалось недостаточным для призыва сонливости. Гром с треском рвался с небес на землю, иногда налетал воющий ветер, раскачивая кроны деревьев. И постоянно лил сильный, обильный дождь, будто бы небо — оболочка некоего верхнего океана — изрядно прохудилось.
Но когда капитан Джон Карчер вдруг ни с того ни с сего согнулся пополам и начал выть от жуткой боли, Стас уже дремал.
* * *
Черный автомобиль «Ауди» мчался по ночной дороге, разгоняя светом фар густой мрак. Не смотря на поднятые стекла, вокруг него разливался рваный ритм энергичной агрессивной музыки. Холодный и противный октябрьский дождь, моросящий уже третий день кряду, оставлял на ветровом стекле дрожащие капли, которые тут же сметало стеклоочистителями. Автомобиль немного притормозил перед крутым поворотом и, визжа покрышками, вылетел на скудно освещенную улицу одного из спальных районов города. Басистый рев выхлопной трубы с нахлобученной насадкой затихал по мере того, как «Ауди» летела всё дальше по улице, пока не свернула в один из дворов, вновь скрипнув резиной о мокрый асфальт.
— Ты где, Леха? Мы уже задубели здесь!
Невысокий, но крепко сбитый молодой человек лет двадцати пяти в оранжевой ветровке выслушал ответ и захлопнул крышку мобильного телефона.
— Сказал, десять секунд.
Стоящий с ним рядом парень того же возраста, но повыше и гораздо плечистее, удовлетворенно кивнул и пригубил бутылку с пивом. Затем глубоко затянулся сигаретой, которую держал в другой руке, прокашлялся с полным недовольства видом, выкинул окурок и поежился.
— Дерьмо эти сигареты. Не курю и тебе не советую, приятель.
Они стояли под козырьком подъезда, где было ветрено, темно и неуютно. В девятиэтажке напротив все окна темнели на темном фоне бетонных панелей, лишь одно из них освещалось изнутри призрачным мерцанием телеприемника. Во дворе не работал ни один фонарь уличного освещения, пройти из одного конца дома в другой и не наступить в лужу в таких условиях — дело абсолютно невозможное.
Секунд через двадцать из-за угла послышался рев двигателя, мелькнули лучи света, и во двор стремительно ворвался черный автомобиль, подчеркивая фарами царящий вокруг мрак. Резко затормозив рядом с подъездом, водитель опустил стекло и, стараясь перекричать музыку, высунулся в окно:
— Залазь, братва!
Парень в оранжевой ветровке и тот, что пил пиво, открыли двери ещё до того, как приглашение завершилось. «Ауди» развернулась на пятачке под спящими окнами и умчалась прочь из двора.
Умчалась, чтобы никогда сюда не вернуться.
— Что так долго-то, ё-моё?
— Да мать провожал, поехала в Новосиб к родне. — Водитель уверенно крутил толстое рулевое колесо и изредка поглядывал в зеркало заднего обзора. Музыка в салоне играла уже тише, чтобы сидящие внутри машины люди могли спокойно говорить. — Дай-ка мне баночку.
Парень, одетый в оранжевую куртку, пошарил рукой в сумке, стоящей в ногах, достал полулитровую жестяную банку «Туборга», открыл и протянул водителю.
— Смотри, Лёха, не убей нас, — предупредил он голосом, в котором не оказалось ни капли серьезности.
«Ауди» разрывала мокрую завесу дождя и стремительно двигалась по направлению в центр города. Преодолев из конца в конец длинный проспект, она свернула на боковую улочку и вскоре у одного из расположенных там домов подобрала ещё одного пассажира.
— Здорово, пацаны! — он протянул каждому руку. — Уфф! Заработался сегодня что-то.
— Опять какую-нибудь ерунду состряпал, Циолковский!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114