– А есть здесь поблизости какой-нибудь отель? Или, может быть, мотель?
– Поблизости отсюда или поблизости от кинотеатра?
– Ну, не такой уж далекий свет! Скажем, где-нибудь посередине.
– Рядом с «Бобровой струей», просто рядом, находится «Синий дом». – На стойку легла еще одна визитка. – Со скидкой. Десять баксов за быстрый перепих.
– Я не муж в загуле и не пожарный.
– Сорок баксов за ночь, раковина в номере, туалет по коридору.
Свистун улыбнулся.
– А если мне захочется принять душ?
Еще одна визитка опустилась на стойку с легкостью пушинки.
– Через дорогу от «Синего дома». Бани «Би-Би». Десять баксов в левую дверь, пять в правую.
– А в чем разница?
– Левая для педиков. Там бывает весело.
– Когда я говорю про душ, я имею в виду только душ.
– Тогда какого черта вы собираетесь в кино? А если угодно поразвлечься, так поверните голову – и выбирайте!
Свистун посмотрел, куда ему было предложено. Три шлюхи тоже посмотрели на него, наполовину надеясь, что их снимут, наполовину, что их оставят в покое. Свистун услышал, как на стойку опустилась еще одна визитная карточка, посмотрел на уже довольно приличную стопку и взял в руки верхнюю. Первым словом, бросившимся ему в глаза, было «развлечение».
Можно было и не спрашивать, но он все-таки спросил:
– Криб Кокси, это ведь вы?
– Он самый.
– А это вот что такое? Еще один талон на скидку?
– В данном случае никакой скидки. Речь идет о моей личной гарантии. Передадите ее любой из здешних девиц – или любой из девиц на улице, – и она сделает для вас все что угодно. Буквально все что угодно.
– И комиссионные вы на этом огребаете?
– А почему бы и нет?
– А кто вам платит – сутенеры или девицы?
– За такие дела всегда отвечают мужчины, называйте их сутенерами или как вам угодно. Дамы в этом городе на вольных хлебах не работают. Такое запрещено.
– И все тут схвачено?
– Безопасность и порядок гарантированы. Свистун бросил на стойку десятку.
– А вам известно, кому принадлежит «Бобровая струя»?
Руки Кокси оставили в покое поверхность стойки. Глазки собрались в кучку – так подбирается мышь перед тем, как нырнуть в щель под дверью.
– Чем вы занимаетесь?
– Брожу по улицам, смотрю себе под ноги: вдруг там деньги валяются.
– В этом нет никакого секрета. Кинотеатр принадлежит Нонни Баркало. Это вам любой скажет.
– Этот Баркало и распоряжается девицами?
– Он во главе всего. Небольшое производство. Частная киностудия. Кстати говоря, не угодно ли фильм во французском стиле – о том, как затрахивают до полусмерти? Или с накладным членом – чтобы она почуяла, что к чему? Или малышку, которая сосет, как взрослая? На восьмимиллиметровой пленке или на кассете. У меня есть видеомагнитофон. У меня есть кассеты. У меня есть «Нежные ночи с Нелли». У меня есть «Три лилипута в лодке».
– А как насчет вьетнамочек?
– Ну, если вам по вкусу именно это… – Кокси по привычке понизил голос. – Не знаю, вьетнамочка ли она, но косоглазая, это точно. И вытворяет нечто особенное. Не угодно ли? У меня есть «Розита от этого обмирает». На самом деле.
Уистлер начал кое о чем догадываться – и от этого сразу же едва не блеванул.
– Инсценировка?
– Ничуть не бывало! Все в натуре. Можете мне не верить, но я даже был знаком с исполнительницей. Захаживала сюда и сидела за столом – как раз как те девки. А уже целый год ее нигде не видно. Клянусь, все снято по-настоящему. Ее уделали, прямо когда она кончала.
– И сколько это стоит?
– Двести пятьдесят.
Свистун проверил свою пачечку.
– А напрокат взять можно?
– Только не это. Тут надо раскошелиться. Свистун заколебался.
– Если у вас туго с наличными, можете рассчитаться карточкой, – сказал Кокси.
Уистлер достал кредитную карточку. Расписался на бумажке, подсунутой ему Кокси.
– Номер телефона? Свистун покачал головой.
– Видеомагнитофон или проектор?
– А чем здесь можно разжиться?
– В «Синем доме» есть видеомагнитофоны. Если хоть один из них работает. Можете взять напрокат у меня. За десять баксов. И они возьмут столько же.
– Мне бы не хотелось возиться с вашим видеомагнитофоном. Уж лучше попробую рискнуть в «Синем доме».
Кокси уложил видеокассету в бумажный пакет.
– Вы уверены, что вам не хочется побаловаться с кем-нибудь из девочек?
– Уверен. А где живет этот Баркало?
– На улице Урсулинок через дорогу от итальянской церкви Святой Девы Марии. Номера дома я не помню.
– А где он бывает?
– У Джимми Флинна на площади Святого Петра. В «Голубом гроте» у Минди, это на Ибервилле. С черного хода там бордель. И на втором этаже в «Бобровой струе» у него есть офис. Он, можно сказать, повсюду. А вы оптовик?
– Оптовик чего?
– Ходят слухи, будто Баркало распродает все, что у него есть. Кроме «Бобровой струи» и парочки многоквартирных домов.
– А с какой стати?
– Ему сделали предложение на Западе.
– В Лас-Вегасе?
– Послушайте, даже мне известно не все.
Свистун собрался на выход.
– Кстати, вам привет от Боско Силверлейка.
– Что ж вы сразу не сказали? Я бы сделал вам скидку.
Свистун, однако, решил, что это неправда.
Глава двадцать первая
Номер в «Синем доме» оказался на удивление чистым, хотя и припахивало здесь чем-то, чему не суждено было выветриться никогда.
Свистун улегся на неразобранную постель в шортах. В номере было темно, лишь светился экран телевизора.
При всем своем жизненном опыте – а с возрастом он научился воспринимать вещи такими, какими они являются на самом деле, то есть ни хорошими, ни плохими, ни справедливыми, ни несправедливыми, а всего лишь такими, каковы они есть; научился равнодушно воспринимать грубость и жестокость, – оставалось все же кое-что, способное пробудить в нем беспомощную и бесплодную ярость. И то, что он видел сейчас на телеэкране, едва ли не сразу вызвало у него желание отправиться на ближайшее кладбище и улечься в первую же могилу.
Совсем юная темнокожая девушка, должно быть, мексиканка или пуэрториканка, с подростковым телом, предавалась ласкам с довольно красивой азиаткой, которая выглядела чуть постарше. Конечно, применительно к азиатам, многие склонны утверждать, будто они все на одно лицо, но Уистлер почти не сомневался в том, что женщина на кассете была тою же Лим Шу Док, что и на снимках из морга.
Вполне можно было представить себе, что юной латиноамериканке внушили, будто вытворяемое ею перед камерой является настоящим искусством. Она, должно быть, уже воображала себя одной ногой в Голливуде. Казалась себе эдакой восходящей звездочкой. Заласканной и избалованной. Она беспрекословно и самозабвенно выполняла все указания режиссера, поворачиваясь то так, то этак, ложась на бок, вставая на четвереньки, прогибаясь и выгибаясь, как ей велели.
Лим Шу, однако же, относилась к тому, что с нею делали, и к тому, что делала она сама, так, словно была всего лишь зрительницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75