– И вы думаете, что ее послали к Баркало?
– Я бы на это поставил.
– А почему?
– Слишком уж много совпадений. Начиная с сувенирных денег, рекламирующих его порнокинотеатр, которые я нашел на ночном столике у этой дамы.
– Вы хотите сказать, что лос-анджелесская актриса получила срочное приглашение от кого-то, кто греет руки на порнобизнесе в Новом Орлеане, и что сюда ее заманили в ловушку? А мне сдается так: она-то понимает, что делает, а вот вы не понимаете, что она делает. И, возможно, вы ее просто мало знаете.
– Что ж, я спрошу у нее об этом, когда ее разыщу. И когда разыщу, мне, возможно, потребуется помощь.
Беллерозе откинулся в кресле, скрипнувшем, как задавленная крыса. Весь как будто съежился, возвращаясь в черепашье состояние. Да и глаза у него стали сонными, как у хитрой старой черепахи.
– Только приходите не с пустыми руками.
– А с чем? С еще одной головой?
– И не пытайтесь меня перехитрить. Вы что Думаете, у нас тут совсем мозгов нет? Думаете, я такого говна раньше не видывал? Думаете, мы тут и в ус не дуем? Послушайте-ка лучше, что я вам скажу. Это не ваш город. И если я найду вас где-нибудь, где вам быть не положено, я вам перо в жопу вставлю. И наплевать мне на то, что вы разыскиваете свою возлюбленную!
Глава двадцать четвертая
Новый Орлеан – город, в котором легко затеряться в толпе. Люди всех сортов и из любых слоев общества шатаются по нему денно и нощно, сидят на скамьях, на ступеньках, на постаментах, стоят, прислонившись к витринам магазинов, к воротам и к парковым оградам.
Свистун сидел во взятой напрокат машине через дорогу от «Бобровой струи».
Следить надо было или за порнокинотеатром, или за домом на улице Урсулинок, в котором жил Баркало. Шансы составляли пятьдесят на пятьдесят. Перевешивало лишь одно соображение в пользу кинотеатра: именно его адрес значился на сувенирных деньгах, которые он нашел в квартире у Шилы; к тому же здесь порноделец держал своего рода контору в попытке выдать свое занятие за нормальный бизнес.
Если Свистун ошибся, если он ждет не там и соответственно упустит ее, если она прибыла в какое-то другое место, ему неизвестное, а оттуда ее повезли прямо к месту предполагаемых съемок и сделали с нею как раз то, что, как он опасался, они с нею и собираются сделать, значит, она для него потеряна. Причем не на время, а навсегда.
С другой стороны, нельзя было исключать и того, что, пока он, обливаясь потом, подкарауливает ее здесь, она сидит в каком-нибудь ресторане с исправной системой кондиционирования за ланчем с коктейлями, на встрече с вполне нормальным, хотя, конечно, и третьесортным кинопродюсером, который рассказывает ей о внутренней мотивации и роскошных нарядах ее предполагаемой героини. Что ж, хорошо бы, чтобы именно так и было. Свистун предпочел бы оказаться дураком – только бы не свидетелем на похоронах.
Солнце, стоя прямо над головой, нещадно пекло. Уистлера мучила чудовищная жажда. Он хотел было уже отправиться пропустить стаканчик пива в какой-нибудь соседней лавчонке с видом на улицу, когда двое мужчин – верзила и коротыш – припарковали только что перекрашенный в красный цвет «кадиллак» у кинотеатра.
Пиноле и Роджо – кто же еще? Выйдя из машины, они зашли в дом и скрылись в глубине кинотеатра.
Баркало повернулся, ухватился обеими руками за чугунные перила и, повиснув, как обезьяна, посмотрел сквозь решетку вниз, на улицу.
Буш уставилась ему в затылок, прикидывая, хватит ли у нее сил убить его на месте, если она размозжит ему голову тяжелым цветочным горшком, прицелившись в аккурат над ухом.
Он обернулся, словно прочитав ее мысли. Затем вновь посмотрел на улицу.
Баркало не считал себя дикарем, хоть и походил с виду на заросшую шерстью обезьяну. В торговле живым товаром на голом страхе такой карьеры не сделаешь. У него было определенное обаяние, имелся некий шарм.
Безраздельно властвовать женщинами он научился у Фан Тана по кличке Гусеница, научился еще двадцать лет назад, когда сам он был безусым юнцом, а Фан Тан – главным сутенером всего Французского квартала. Гусеница был кожа да кости, с безвольным взглядом и безвольным подбородком, с желтыми и неровными зубами, навсегда разминувшимися с зубной щеткой. Чтобы у него не воняло изо рта, он сжевывал по двенадцать упаковок «Джуйси фрут» ежедневно. На шее у него – в том месте, куда впивался тугой воротник, – торчали жесткие багровые складки. Галстук он носил и зимой и летом. В кабаке у Билли Уимпля он имел свой столик, восседая за которым, Фан Тан правил целой конюшней длинноногих, поразительно желтых девиц и время от времени делился половым и криминальным опытом.
– Если хочешь уговорить малышку, не хватай ее за волосы и не шарахай об стенку – не то она непременно завизжит, что ее изнасиловали. Бросится на улице в объятия первому же копу или первому же коту, лишь бы он защитил ее, понял? Нет, ты и на самом деле поведи себя как настоящий кот. Поначалу не обращай на нее внимания. Пусть она первая подойдет к тебе. А ты угости ее мороженым и персиками. Веди себя так, словно ты не замечаешь, что у нее есть жопа и титьки. Ну, а когда она наестся мороженым, начинай дурить ей голову. Если у нее некрасивые уши, скажи, что они как две раковины и солнечный свет проходит сквозь них насквозь. Если у нее большой нос, расскажи, что именно такие и нравились римским императорам и французским королям. Не забудь добавить, что и у мадам Бовари, и у знаменитой ведьмы Мари Лаво были такие носы, которые составили бы честь любому кораблю. Если у нее нет буферов, скажи, что такая красота изысканна, хотя и не в современном стиле, и что боги прислали ее к нам из двадцатых годов, чтобы и мы поняли, что к чему. Просекаешь?
– А если она и сама просекает, что вид у нее нетоварный, и говорит мне в ответ, что я полное говно?
– А что ей еще остается сказать, если она, конечно, не круглая дура? А ты скушай это «говно» и малость пожуй. Веди себя робко и трепетно перед лицом красавицы, которая не знает цену собственной красоте. И полна нигилизма.
– Ни… чего?
– Ладно, проехали. Мы обсуждаем баб, а не фразеологию. Покачай головой в напускном отчаянии. Пощелкай языком. Влей в себя ее говно до отвала. Пинтой. Квартой. Целыми галлонами! Потому что сказано, как в Писании, – «несть пизды, коя не вострепещет, правильно оглаженная». И запомни еще одно изречение: «Да не убойся плодов, пока не противно рвать их».
– Ну, а если она не страшила, а красотка – да такая, что сердце в груди замирает?
– Прямо противоположная техника. Работаешь по принципу контраста. Говоришь, что у нее тяжелые веки, но, может, оно и не плохо, потому как, мол, и на солнце бывают пятна. Говоришь, что маленький шрам на губе придает ее лицу особую индивидуальность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75