Будто желая взбодриться, он поднял лицо к небу, испустил крик Тарзана и постучал себя кулаком по груди.
– Борис, прекрати! – взревел я.
– Но он же никому не мешает, – вступилась Софи. – Никто его здесь не слышит.
В самом деле, мы стояли на самой вершине утеса, довольно далеко от стеклянного корпуса станции. Побагровевшее закатное солнце играло в стеклах. Молча я оставил своих спутников и зашагал к входу.
– Я никому не мешаю! – крикнул Борис мне в спину. Последовал еще один вопль Тарзана, перешедший в йодль. Я шел не оборачиваясь. Только у входа приостановился и придержал для Софи и Бориса тяжелую стеклянную дверь.
Мы пересекли вестибюль с рядом таксофонов и через еще одну стеклянную дверь попали в кафе. Навстречу нам струился аромат мяса, жаренного на рашпере. Просторное помещение было уставлено длинными рядами овальных столиков. Со всех сторон через стеклянные панели виднелся небосвод. Издалека доносился шум проходившего ниже шоссе.
Борис ринулся к прилавку самообслуживания и схватил поднос. Я попросил Софи купить мне бутылочку минеральной воды и пошел выбирать столик. Посетителей было совсем немного (они умещались за четырьмя или пятью столиками), но я пробрался в самый конец одного из длинных рядов и уселся, обратив спину к облакам.
Вскоре ко мне подошли с подносами Борис и Софи. Они расположились передо мной и в странном молчании принялись расставлять на столе тарелки. Я заметил, как Софи подает знаки Борису, и предположил, что за прилавком она уговаривала его сказать мне пару слов, дабы сгладить впечатление от недавней размолвки. Я не думал, что дело зашло так уж далеко и нас нужно мирить, поэтому неуклюжее вмешательство Софи вызвало у меня недовольство. Для разрядки напряжения я отпустил какую-то шутку по поводу футуристической отделки кафе, но Софи отвечала рассеянно и снова метнула взгляд на Бориса. Проделала она это так неловко, что с тем же успехом могла бы открыто пихнуть его локтем. Борису, естественно, не хотелось подчиняться – и он сердито наматывал на пальцы край пакетика с орехами, который только что купил. Наконец он, не поднимая глаз, промямлил:
– А я читал книгу на французском.
Я пожал плечами и устремил взгляд в окно. Я знал, что Софи велит Борису продолжить разговор. После паузы он угрюмо добавил:
– Я целую книгу прочел по-французски. Я обернулся к Софи и произнес:
– Мне самому французский никогда не давался. До сих пор знаю его хуже, чем японский. Ей-богу, в Токио мне объясняться легче, чем в Париже.
Софи, вероятно не удовлетворенная таким ответом, уставила на меня тяжелый взгляд. Меня раздражало ее давление, поэтому я отвернул голову и стал любоваться закатом.
– Борис делает большие успехи в языках, – послышался голос Софи.
Никто из нас не отозвался, и она наклонилась к мальчику со словами:
– Борис, теперь тебе придется постараться. Скоро мы приедем в галерею. Там будет масса людей. Кое-кого из них можно принять за важную птицу, но ты не пугайся, ладно? Мать не боится – и ты тоже не бойся, Покажем всем, что мы не робкого десятка. Нас ждет большой успех, правда?
С минуту Борис по-прежнему наворачивал на пальцы пакетик, потом поднял глаза и вздохнул:
– Не беспокойся. Я знаю, как себя вести. – Он выпрямился и добавил: – Нужно одну руку сунуть в карман. Вот так. И вот так взять стакан.
Некоторое время он сидел в той же позе, напустив на себя высокомерный вид. Софи прыснула, я тоже не удержался от улыбки.
– А когда к тебе подходят, – продолжал Борис, – нужно повторять: «Весьма замечательно! Весьма!» – или, если хочешь: «Бесподобно! Бесподобно!» А когда увидишь официанта с подносом, надо сделать так. – Борис состроил кислую мину и помахал пальцем из стороны в сторону.
Софи не переставала смеяться.
– Борис, ты сегодня произведешь фурор.
Борис просиял, явно довольный собой, затем вдруг вскочил на ноги:
– А теперь я пошел в туалет. Совсем забыл, что хотел туда. Я на минуточку.
Он повторил на бис свой презрительный жест и поспешил прочь.
– Иногда он бывает очень забавным, – заметил я. Софи наблюдала через плечо, как Борис удаляется по проходу.
– Он так быстро растет, – проговорила она. Потом вздохнула, и лицо ее приняло задумчивое выражение. – Скоро станет совсем большой. Времени у нас немного.
Я молчал, ожидая продолжения. Софи все так же глядела через плечо, затем, обернувшись ко мне, добавила спокойно:
– Сейчас он проживает остаток детства. Еще немного – и повзрослеет, но эти дни всегда будут вспоминаться ему как лучшие.
– Ты говоришь так, словно у него не жизнь, а сплошная мука. Между тем живется ему совсем не плохо.
– Ну да, знаю, ничего себе. Но это его детство. Мне известно, каким оно должно быть. Видишь ли, я это помню. Помню дни, когда была совсем маленькой и мама еще не болела. Как было замечательно! – Она обернулась ко мне и, казалось, сфокусировала взгляд на облаках за моей спиной. – Мне хочется для него чего-нибудь похожего.
– Ладно, не волнуйся. Скоро мы разберемся со всеми нашими делами. А пока что Борис проводит время в свое удовольствие. Волноваться незачем.
– Ты такой же, как все. – В голосе Софи появилась сердитая нотка. – Ведешь себя так, будто нам отпущено немерено сколько лет. Тебе попросту не взять в толк, так ведь? У папы еще немало годов впереди, но все же он не молодеет. Однажды его не станет – и мы окажемся одни. Ты, я и Борис. Поэтому-то нам и нужно торопиться. Побыстрей устроить себе гнездо. – Она глубоко втянула в себя воздух, потрясла головой и уставила взгляд вниз, на чашку с кофе. – Ты не понимаешь. Не понимаешь, насколько тоскливой и одинокой может стать жизнь, если будешь сидеть сложа руки.
Я не видел смысла в том, чтобы вдаваться в эту тему.
– Хорошо, мы этим займемся, – отозвался я. – И очень скоро что-нибудь подыщем.
– Ты не понимаешь, что времени осталось всего ничего. Посмотри на нас. Мы едва-едва продвинулись.
Тон Софи становился все более обличающим. Между тем она, казалось, совершенно забыла о том, что в нашем медленном «продвижении» была изрядная доля ее вины. Мне вдруг захотелось произнести обвинительную речь, но я удержался и промолчал. Некоторое время мы не говорили ни слова, наконец я поднялся и сказал:
– Прости. Я, пожалуй, все-таки чего-нибудь поем.
Софи опять глядела в небо и едва заметила мой уход. Добравшись до прилавка самообслуживания, я взял поднос. Изучая выбор кондитерских изделий, я вспомнил внезапно, что не знаю дороги в галерею Карвинского. Значит, в настоящий момент мы полностью зависим от красного автомобиля. Я представил себе, как красный автомобиль продолжает путь по шоссе, все больше от нас удаляясь, и понял: дольше задерживаться на станции технического обслуживания нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
– Борис, прекрати! – взревел я.
– Но он же никому не мешает, – вступилась Софи. – Никто его здесь не слышит.
В самом деле, мы стояли на самой вершине утеса, довольно далеко от стеклянного корпуса станции. Побагровевшее закатное солнце играло в стеклах. Молча я оставил своих спутников и зашагал к входу.
– Я никому не мешаю! – крикнул Борис мне в спину. Последовал еще один вопль Тарзана, перешедший в йодль. Я шел не оборачиваясь. Только у входа приостановился и придержал для Софи и Бориса тяжелую стеклянную дверь.
Мы пересекли вестибюль с рядом таксофонов и через еще одну стеклянную дверь попали в кафе. Навстречу нам струился аромат мяса, жаренного на рашпере. Просторное помещение было уставлено длинными рядами овальных столиков. Со всех сторон через стеклянные панели виднелся небосвод. Издалека доносился шум проходившего ниже шоссе.
Борис ринулся к прилавку самообслуживания и схватил поднос. Я попросил Софи купить мне бутылочку минеральной воды и пошел выбирать столик. Посетителей было совсем немного (они умещались за четырьмя или пятью столиками), но я пробрался в самый конец одного из длинных рядов и уселся, обратив спину к облакам.
Вскоре ко мне подошли с подносами Борис и Софи. Они расположились передо мной и в странном молчании принялись расставлять на столе тарелки. Я заметил, как Софи подает знаки Борису, и предположил, что за прилавком она уговаривала его сказать мне пару слов, дабы сгладить впечатление от недавней размолвки. Я не думал, что дело зашло так уж далеко и нас нужно мирить, поэтому неуклюжее вмешательство Софи вызвало у меня недовольство. Для разрядки напряжения я отпустил какую-то шутку по поводу футуристической отделки кафе, но Софи отвечала рассеянно и снова метнула взгляд на Бориса. Проделала она это так неловко, что с тем же успехом могла бы открыто пихнуть его локтем. Борису, естественно, не хотелось подчиняться – и он сердито наматывал на пальцы край пакетика с орехами, который только что купил. Наконец он, не поднимая глаз, промямлил:
– А я читал книгу на французском.
Я пожал плечами и устремил взгляд в окно. Я знал, что Софи велит Борису продолжить разговор. После паузы он угрюмо добавил:
– Я целую книгу прочел по-французски. Я обернулся к Софи и произнес:
– Мне самому французский никогда не давался. До сих пор знаю его хуже, чем японский. Ей-богу, в Токио мне объясняться легче, чем в Париже.
Софи, вероятно не удовлетворенная таким ответом, уставила на меня тяжелый взгляд. Меня раздражало ее давление, поэтому я отвернул голову и стал любоваться закатом.
– Борис делает большие успехи в языках, – послышался голос Софи.
Никто из нас не отозвался, и она наклонилась к мальчику со словами:
– Борис, теперь тебе придется постараться. Скоро мы приедем в галерею. Там будет масса людей. Кое-кого из них можно принять за важную птицу, но ты не пугайся, ладно? Мать не боится – и ты тоже не бойся, Покажем всем, что мы не робкого десятка. Нас ждет большой успех, правда?
С минуту Борис по-прежнему наворачивал на пальцы пакетик, потом поднял глаза и вздохнул:
– Не беспокойся. Я знаю, как себя вести. – Он выпрямился и добавил: – Нужно одну руку сунуть в карман. Вот так. И вот так взять стакан.
Некоторое время он сидел в той же позе, напустив на себя высокомерный вид. Софи прыснула, я тоже не удержался от улыбки.
– А когда к тебе подходят, – продолжал Борис, – нужно повторять: «Весьма замечательно! Весьма!» – или, если хочешь: «Бесподобно! Бесподобно!» А когда увидишь официанта с подносом, надо сделать так. – Борис состроил кислую мину и помахал пальцем из стороны в сторону.
Софи не переставала смеяться.
– Борис, ты сегодня произведешь фурор.
Борис просиял, явно довольный собой, затем вдруг вскочил на ноги:
– А теперь я пошел в туалет. Совсем забыл, что хотел туда. Я на минуточку.
Он повторил на бис свой презрительный жест и поспешил прочь.
– Иногда он бывает очень забавным, – заметил я. Софи наблюдала через плечо, как Борис удаляется по проходу.
– Он так быстро растет, – проговорила она. Потом вздохнула, и лицо ее приняло задумчивое выражение. – Скоро станет совсем большой. Времени у нас немного.
Я молчал, ожидая продолжения. Софи все так же глядела через плечо, затем, обернувшись ко мне, добавила спокойно:
– Сейчас он проживает остаток детства. Еще немного – и повзрослеет, но эти дни всегда будут вспоминаться ему как лучшие.
– Ты говоришь так, словно у него не жизнь, а сплошная мука. Между тем живется ему совсем не плохо.
– Ну да, знаю, ничего себе. Но это его детство. Мне известно, каким оно должно быть. Видишь ли, я это помню. Помню дни, когда была совсем маленькой и мама еще не болела. Как было замечательно! – Она обернулась ко мне и, казалось, сфокусировала взгляд на облаках за моей спиной. – Мне хочется для него чего-нибудь похожего.
– Ладно, не волнуйся. Скоро мы разберемся со всеми нашими делами. А пока что Борис проводит время в свое удовольствие. Волноваться незачем.
– Ты такой же, как все. – В голосе Софи появилась сердитая нотка. – Ведешь себя так, будто нам отпущено немерено сколько лет. Тебе попросту не взять в толк, так ведь? У папы еще немало годов впереди, но все же он не молодеет. Однажды его не станет – и мы окажемся одни. Ты, я и Борис. Поэтому-то нам и нужно торопиться. Побыстрей устроить себе гнездо. – Она глубоко втянула в себя воздух, потрясла головой и уставила взгляд вниз, на чашку с кофе. – Ты не понимаешь. Не понимаешь, насколько тоскливой и одинокой может стать жизнь, если будешь сидеть сложа руки.
Я не видел смысла в том, чтобы вдаваться в эту тему.
– Хорошо, мы этим займемся, – отозвался я. – И очень скоро что-нибудь подыщем.
– Ты не понимаешь, что времени осталось всего ничего. Посмотри на нас. Мы едва-едва продвинулись.
Тон Софи становился все более обличающим. Между тем она, казалось, совершенно забыла о том, что в нашем медленном «продвижении» была изрядная доля ее вины. Мне вдруг захотелось произнести обвинительную речь, но я удержался и промолчал. Некоторое время мы не говорили ни слова, наконец я поднялся и сказал:
– Прости. Я, пожалуй, все-таки чего-нибудь поем.
Софи опять глядела в небо и едва заметила мой уход. Добравшись до прилавка самообслуживания, я взял поднос. Изучая выбор кондитерских изделий, я вспомнил внезапно, что не знаю дороги в галерею Карвинского. Значит, в настоящий момент мы полностью зависим от красного автомобиля. Я представил себе, как красный автомобиль продолжает путь по шоссе, все больше от нас удаляясь, и понял: дольше задерживаться на станции технического обслуживания нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157