– Наш маленький секрет.
– Что за посылка HP? Ты сказал, она поможет найти мою дочь.
– Нестандартного размера, – пояснил Мулаха, расправляя траву, чтобы полностью укрыть мотороллер. – Такая большая, что ее невозможно доставить на дом, – добавил он, застегивая серебряные пуговицы на пиджаке и аккуратно распределяя ручки в ряд внутри кармана. – Пошли, – позвал он, – Про «Веспу» ни звука-ла.
– И чем эта HP мне поможет?
– Сегодня у меня выходной.
Они побрели по пыльной дороге – вверх с прибрежной равнины, вокруг подножья Букит-Замруд. Снизу казалось, будто гора сплошь заросла джунглями.
Довольно скоро они добрались до затейливых чугунных ворот с эмалированной табличкой: «Английская школа Букит-Замруд».
– Паршивое место, – сообщил Мулаха, отпирая висячий замок и снимая толстую цепь. – «Бесплатная школа» гораздо лучше, а еще лучше – «Ксавье», и там, и там образование бесплатное. Но нам же надо обдурить принцев из Таиланда и Бирмы, и всех титулованных юнцов, какие только найдутся между Джорджтауном и Куалой-Кангсар.
Игровая площадка была вырезана в неровном ландшафте клином, словно сэндвич с огурцом. Высоко на узловатом холме стояло красивое трехэтажное здание колониального типа: сводчатые окна, зеленые деревянные ставни.
– Нравится, Кристофер?
– Да.
– Видимость одна, приятель! Школьный совет гоняется за сыновьями раджей, директор предоставляет им безумные скидки, в результате набрал целый класс аристократов, и мы не в состоянии платить четтиарам , только это между нами. Скоро мы обанкротимся, так что наслаждайся этим зрелищем, пока можешь.
Дорога сменилась двойной колеей и продолжала виться вокруг горы, пока море не исчезло из виду. На этом склоне Букит-Замруда ветра не чувствовалось, джунгли замерли. Пальмы, виноградник, огромные деревья на высоких корнях с такой силой напирали на десятифутовую ограду из колючей проволоки, что бетонные столбы кренились внутрь.
– Нет худа без добра, – прокомментировал Мулаха. – Не хватает денег на кровельщиков. Вот и хорошо, понимаешь. Я заимел крышу из железа. Намного дешевле чертовой аттапы .
Колея перешла в грязноватую тропинку, мужчины пошли гуськом, за обшлага брюк цеплялась трава. Впереди в узком проеме между высоким откосом и надвинувшейся стеной джунглей проступил ослепительный серебристый прямоугольник – новая крыша Чомли.
– Мы вошли, – вспоминал Чабб, – и я подумал: влип! Парадная комната – Чхе! Точно духовка. Все окна и двери плотно закрыты, потолка нет, прямо над головой – голая раскаленная крыша, смердевшая керосином.
– Я – современный человек, – похвастался Мулаха.
Диван завален обломками аттапы. Казалось бы, современному человеку беспорядок не по нутру, а этот словно ничего не замечал.
– Смотри, – сказал он. – Так гораздо современнее. Пойдем, покажу тебе комнату.
– И я пошел с ним, мем. Что делать-ла? В комнате тоже душно, будто в печке, но уходить от него мне было не по карману.
34
Едва они пришли, Мулаха скрылся в дальней комнате, а Чабба оставил дожидаться. В комнате он задыхался, и потому вернулся в гостиную и попытался открыть окно, однако столкнулся с неукротимой волей сморщенного «боя»-китайца, который ходил за ним по пятам, закрывая все, что он открывал. Чабб включил вентилятор под потолком, бой его выключил. Чабб хотел вступить в переговоры, но китаец не разумел по-английски. Чабб опустился на чистый краешек дивана. Ни книг, ни еды, ни воды не видно.
– Стоило ли оставаться?
– Кого волновало, не изжарюсь ли я заживо? – возразил неисправимый спорщик. – Было намечено: рикши, почтальоны. И эта HP – я еще не понял, в чем тут суть. Нужно было подождать. Мулаха так ангажировался. Жара, конечно, меня доконала, мем, но я был счастлив, точно пес о двух хвостах. И пусть с раскаленного Железа сочился керосин, душевное равновесие оставалось неколебимым.
Душевное равновесие – можно ли придумать более Неточное выражение? Представляю, как у ног Чабба ползали муравьи и светлячки, изгнанные из прежней пальмовой крыши, а он сидел там, мысленно подсчитывая свои финансы. Хватит ли двадцати долларов на бакшиш? Что бы он ни говорил, для измученной души приливы и отливы надежды – страшнее убийственной жары.
В доме имелось две спальни и еще одна комната – она выделялась мощным стальным засовом, с которого свисал медный замок. В этой таинственной комнате скрылся Мулаха, и Чабб наконец пошел за ним – попросить разрешения открыть хотя бы одно окно. Однако бой схватил ведро, заткнул промеж ног саронг и, ринувшись навстречу Чаббу, будто на перехват опасного мяча, принялся яростно плескать водой в его сторону. Чабб удалился на сравнительно безопасную веранду, присел по-туземному на корточки, прислонившись спиной к дощатой стене. Издали доносились удары биты по кожаному мячу – первая примета этой довольно своеобразной «английской школы». Глядя вниз, в плотную тень тропического леса, он припомнил Новую Гвинею, и невольно вздрогнул, когда густая растительность зашевелилась и перед ним предстал высокий мужчина в австралийской широкополой шляпе. Рядом бежал скотч-терьер. Чабб поднялся на ноги и помахал рукой, но пес удрал к хозяину, испуганно тявкая.
Мужчина медленно переступал с одной чешуйки света или тени на другую, похлопывая себя поводком по ноге. Когда он вступил в ослепительно яркий солнечный луч, в его руке блеснул очень большой револьвер.
– Оружие не напугало меня, – сказал Чабб. – Меня больше заинтересовал его огромный шнобель, австралийский, мем, намазанный белым кремом, будто на парад начищенный. Меня домой потянуло, так это было знакомо и мило.
– Приветик, – поздоровался мужчина.
– И вам привет, – откликнулся Чабб.
– Я – Дэвид Грэйнджер.
– Кристофер Чабб.
– Да, но в смысле, я – директор.
Мне бы следовало насторожиться, мем, но ведь это был австралиец. Я так обрадовался его акценту, что даже хотел пошутить напоследок:
– Кроликов ходили стрелять?
Шуточка брякнулась, точно коровья лепешка, как у нас говорят. Он и бровью не повел. Поднялся по ступенькам.
– Коммунисты только что убили миссионера «Христианских братьев» на Пенанг-Хилл, – сообщил он таким тоном, словно лишь последний мерзавец мог шутить в такое время. – Ворвались в школу, изрубили его в капусту.
– Где-то неподалеку?
Он не удостоил меня ответом.
– Оружие есть?
– Нет.
Он вошел в дом и заговорил с боем по-малайски. Не слишком дружелюбно. Директор что-то говорил, бой нехотя отвечал. Судя по прононсу, местный диалект Грэйнджер учил в Балларэте.
С Мулахой он так и не пообщался. Видимо, не посмел войти в закрытую комнату и нарушить его уединение. С тем большим рвением взялся за меня. Известно ли мне, что страна – на военном положении?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Что за посылка HP? Ты сказал, она поможет найти мою дочь.
– Нестандартного размера, – пояснил Мулаха, расправляя траву, чтобы полностью укрыть мотороллер. – Такая большая, что ее невозможно доставить на дом, – добавил он, застегивая серебряные пуговицы на пиджаке и аккуратно распределяя ручки в ряд внутри кармана. – Пошли, – позвал он, – Про «Веспу» ни звука-ла.
– И чем эта HP мне поможет?
– Сегодня у меня выходной.
Они побрели по пыльной дороге – вверх с прибрежной равнины, вокруг подножья Букит-Замруд. Снизу казалось, будто гора сплошь заросла джунглями.
Довольно скоро они добрались до затейливых чугунных ворот с эмалированной табличкой: «Английская школа Букит-Замруд».
– Паршивое место, – сообщил Мулаха, отпирая висячий замок и снимая толстую цепь. – «Бесплатная школа» гораздо лучше, а еще лучше – «Ксавье», и там, и там образование бесплатное. Но нам же надо обдурить принцев из Таиланда и Бирмы, и всех титулованных юнцов, какие только найдутся между Джорджтауном и Куалой-Кангсар.
Игровая площадка была вырезана в неровном ландшафте клином, словно сэндвич с огурцом. Высоко на узловатом холме стояло красивое трехэтажное здание колониального типа: сводчатые окна, зеленые деревянные ставни.
– Нравится, Кристофер?
– Да.
– Видимость одна, приятель! Школьный совет гоняется за сыновьями раджей, директор предоставляет им безумные скидки, в результате набрал целый класс аристократов, и мы не в состоянии платить четтиарам , только это между нами. Скоро мы обанкротимся, так что наслаждайся этим зрелищем, пока можешь.
Дорога сменилась двойной колеей и продолжала виться вокруг горы, пока море не исчезло из виду. На этом склоне Букит-Замруда ветра не чувствовалось, джунгли замерли. Пальмы, виноградник, огромные деревья на высоких корнях с такой силой напирали на десятифутовую ограду из колючей проволоки, что бетонные столбы кренились внутрь.
– Нет худа без добра, – прокомментировал Мулаха. – Не хватает денег на кровельщиков. Вот и хорошо, понимаешь. Я заимел крышу из железа. Намного дешевле чертовой аттапы .
Колея перешла в грязноватую тропинку, мужчины пошли гуськом, за обшлага брюк цеплялась трава. Впереди в узком проеме между высоким откосом и надвинувшейся стеной джунглей проступил ослепительный серебристый прямоугольник – новая крыша Чомли.
– Мы вошли, – вспоминал Чабб, – и я подумал: влип! Парадная комната – Чхе! Точно духовка. Все окна и двери плотно закрыты, потолка нет, прямо над головой – голая раскаленная крыша, смердевшая керосином.
– Я – современный человек, – похвастался Мулаха.
Диван завален обломками аттапы. Казалось бы, современному человеку беспорядок не по нутру, а этот словно ничего не замечал.
– Смотри, – сказал он. – Так гораздо современнее. Пойдем, покажу тебе комнату.
– И я пошел с ним, мем. Что делать-ла? В комнате тоже душно, будто в печке, но уходить от него мне было не по карману.
34
Едва они пришли, Мулаха скрылся в дальней комнате, а Чабба оставил дожидаться. В комнате он задыхался, и потому вернулся в гостиную и попытался открыть окно, однако столкнулся с неукротимой волей сморщенного «боя»-китайца, который ходил за ним по пятам, закрывая все, что он открывал. Чабб включил вентилятор под потолком, бой его выключил. Чабб хотел вступить в переговоры, но китаец не разумел по-английски. Чабб опустился на чистый краешек дивана. Ни книг, ни еды, ни воды не видно.
– Стоило ли оставаться?
– Кого волновало, не изжарюсь ли я заживо? – возразил неисправимый спорщик. – Было намечено: рикши, почтальоны. И эта HP – я еще не понял, в чем тут суть. Нужно было подождать. Мулаха так ангажировался. Жара, конечно, меня доконала, мем, но я был счастлив, точно пес о двух хвостах. И пусть с раскаленного Железа сочился керосин, душевное равновесие оставалось неколебимым.
Душевное равновесие – можно ли придумать более Неточное выражение? Представляю, как у ног Чабба ползали муравьи и светлячки, изгнанные из прежней пальмовой крыши, а он сидел там, мысленно подсчитывая свои финансы. Хватит ли двадцати долларов на бакшиш? Что бы он ни говорил, для измученной души приливы и отливы надежды – страшнее убийственной жары.
В доме имелось две спальни и еще одна комната – она выделялась мощным стальным засовом, с которого свисал медный замок. В этой таинственной комнате скрылся Мулаха, и Чабб наконец пошел за ним – попросить разрешения открыть хотя бы одно окно. Однако бой схватил ведро, заткнул промеж ног саронг и, ринувшись навстречу Чаббу, будто на перехват опасного мяча, принялся яростно плескать водой в его сторону. Чабб удалился на сравнительно безопасную веранду, присел по-туземному на корточки, прислонившись спиной к дощатой стене. Издали доносились удары биты по кожаному мячу – первая примета этой довольно своеобразной «английской школы». Глядя вниз, в плотную тень тропического леса, он припомнил Новую Гвинею, и невольно вздрогнул, когда густая растительность зашевелилась и перед ним предстал высокий мужчина в австралийской широкополой шляпе. Рядом бежал скотч-терьер. Чабб поднялся на ноги и помахал рукой, но пес удрал к хозяину, испуганно тявкая.
Мужчина медленно переступал с одной чешуйки света или тени на другую, похлопывая себя поводком по ноге. Когда он вступил в ослепительно яркий солнечный луч, в его руке блеснул очень большой револьвер.
– Оружие не напугало меня, – сказал Чабб. – Меня больше заинтересовал его огромный шнобель, австралийский, мем, намазанный белым кремом, будто на парад начищенный. Меня домой потянуло, так это было знакомо и мило.
– Приветик, – поздоровался мужчина.
– И вам привет, – откликнулся Чабб.
– Я – Дэвид Грэйнджер.
– Кристофер Чабб.
– Да, но в смысле, я – директор.
Мне бы следовало насторожиться, мем, но ведь это был австралиец. Я так обрадовался его акценту, что даже хотел пошутить напоследок:
– Кроликов ходили стрелять?
Шуточка брякнулась, точно коровья лепешка, как у нас говорят. Он и бровью не повел. Поднялся по ступенькам.
– Коммунисты только что убили миссионера «Христианских братьев» на Пенанг-Хилл, – сообщил он таким тоном, словно лишь последний мерзавец мог шутить в такое время. – Ворвались в школу, изрубили его в капусту.
– Где-то неподалеку?
Он не удостоил меня ответом.
– Оружие есть?
– Нет.
Он вошел в дом и заговорил с боем по-малайски. Не слишком дружелюбно. Директор что-то говорил, бой нехотя отвечал. Судя по прононсу, местный диалект Грэйнджер учил в Балларэте.
С Мулахой он так и не пообщался. Видимо, не посмел войти в закрытую комнату и нарушить его уединение. С тем большим рвением взялся за меня. Известно ли мне, что страна – на военном положении?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62