«Да, — подумал сержант, — все-таки это псих». Дождь прекратился, но зато ветер мел улицы, свистел и завывал вокруг с новой силой. Литума, подталкивая негра, чтобы тот поторапливался, направился к участку. Несмотря на плащ, его прохватывал холод.
— Ты, кум, совсем замерз, — проговорил он. — Голый в такой час да в такое время года! Чудо будет, если ты не схватишь воспаления легких.
У негра стучали зубы, он шел, скрестив свои длинные и костлявые руки на груди, иногда потирая ими бока; холод, похоже, сильнее всего обжигал ему бедра. Он все продолжал ворковать, мычать и каркать, но теперь уже себе под нос и поспешно поворачивался туда, куда направлял его сержант. Они не встретили на улице ни автомобилей, ни собак, ни пьяных. Когда они подошли к комиссариату (мягко светящийся огонек в окнах обрадовал Литуму, как берег — тонущего), глухие колокола церкви Божьей Матери Кармен де ла Легуа пробили два часа ночи.
При виде сержанта и голого негра молодой и подтянутый лейтенант Хаиме Конча выронил из рук комиксы об Утенке Дональде (уже четвертая книжонка об этом персонаже, прочитанная им за ночь, не считая еще трех о Супермене и двух о Мандрейке), разинул от удивления рот, едва не вывихнув челюсть. Полицейские Камачо и Аревало, затеявшие партийку в шашки, тоже вытаращили глаза.
— Откуда ты приволок такое огородное чучело? — произнес наконец лейтенант.
— Это человек, животное или вещь? — спросил Яблочко Аревало, вставая и принюхиваясь к негру. Последний, переступив порог комиссариата, молча вертел головой по сторонам с ужасом на лице, будто впервые в жизни видел электрический свет, пишущие машинки и полицейских. Однако, заметив, что к нему направляется Яблочко, негр вновь издал леденящий душу крик (Литума заметил, что лейтенант Конча от потрясения чуть не свалился на пол вместе со стулом и что Сопливый смешал в этот миг на доске шашки) и опять попытался вырваться на улицу. Сержант удержал негра, тряхнув за плечо: «Спокойно, черномазый, не пугайся».
— Я нашел его в новом складе приморского вокзала, мой лейтенант, — доложил Литума. — Он проник внутрь, вышибив доски. Прикажете составить протокол о грабеже, либо о нарушении закона о частной собственности, либо об антиобщественном поведении, а может, и по всем трем пунктам сразу?
Негр стоял согнувшись, в то время как лейтенант, Камачо и Аревало изучали его с головы до ног.
— Эти шрамы не от оспы, мой лейтенант, — проговорил Яблочко, указывая на следы на лице и теле задержанного. — Они сделаны ножом, хоть это и может показаться невероятным.
— В жизни не видел более тощего парня, — сказал Сопливый, разглядывая ребра голого. — И более уродливого. Господи, что за грива! И что за лапы!
— Удовлетворим наше любопытство, — сказал лейтенант, — расскажи-ка нам о своей жизни, негритенок.
Сержант Литума снял кепи и расстегнул плащ. Он уже сидел за пишущей машинкой и сочинял протокол. Отсюда и крикнул:
— Он не умеет говорить, мой лейтенант. Он только издает непонятные звуки.
— Ты из тех, что придуриваются? — поинтересовался лейтенант. — Знаешь, мы уже старики, нас не проведешь. Выкладывай, кто ты такой, откуда прибыл, кто твоя мать?
— Или мы вернем тебе речь, дав разок по соплям, — добавил Яблочко. — Запоешь, черномазый, канареечкой!
— Если эти полосы сделаны лезвием, то его резанули не меньше тысячи раз, — удивлялся Сопливый, продолжая разглядывать шрамы, испещрявшие кожу негра. — Как можно так изрисовать человека?
— Он помирает от холода, — сказал Яблочко, — вон зубы щелкают, как мараки у музыканта.
— Коренные, — уточнил Сопливый, изучая негра, будто муравья. — Разве не видишь, что из передних у него всего один зуб, точно бивень у слона. Дьявольщина! Ну и тип! Будто из кошмарного сна.
— Я так полагаю, он рехнулся, — сказал Литума, не отрывая глаз от своей писанины. — Разгуливать в этаком виде, да еще по холодине, нормальный человек не станет, верно, мой лейтенант?
В тот же момент какой-то грохот заставил его поднять голову: негра будто током ударило — он толкнул лейтенанта и стрелой метнулся между Камачо и Аревало. Однако он бросился не на улицу, а к столику с шашками, Литума увидел, как он устремился к надкусанному бутерброду, схватил его и проглотил, как животное, единым махом, чуть не подавившись. Когда Аревало и Камачо подбежали к нему и съездили раза два по физиономии, негр жадно приканчивал остатки второго бутерброда.
— Не бейте его, ребята, — сказал сержант. — Лучше дайте ему кофе, проявите милосердие.
— Здесь не благотворительное заведение, — проговорил лейтенант, — черт знает, что мне делать с этим типом.
Он опять уставился на негра, который, проглотив бутерброды и безропотно перенеся тычки от Сопливого и Яблочка, теперь смирно лежал на полу и тихо дышал. В конце концов лейтенант сжалился и проворчал:
— Ладно, дайте ему немного кофе и отправьте в подвал.
Сопливый протянул негру полкружки кофе из термоса. Негр пил медленно, закрыв глаза, а потом до блеска вылизал алюминиевую кружку, чтоб не пропало ни капли напитка. Затем спокойно дал отвести себя в подвал.
Литума перечитал протокол: попытка грабежа, покушение на частную собственность, аморальное поведение. Лейтенант Хаиме Конча вновь уселся на стол, взгляд его что-то искал.
— Знаю, знаю, на кого он похож, — радостно засмеялся он, показывая Литуме ворох разноцветных журнальчиков. — Он похож на негров из историй о Тарзане, на африканских чернокожих!
Камачо и Аревало вернулись к своей партии в шашки, Литума надвинул кепи и застегнул плащ. Выходя из помещения, он услышал вопли карманника, который, проснувшись, отбивался от соседа по подвалу:
— Помогите! На помощь! Он меня изуродует!
— Заткнись, а то мы сами тебя изуродуем, — успокоил его лейтенант. — Дай мне спокойно почитать рассказики.
С улицы Литума увидел, что негр улегся на полу, совершенно равнодушный к крикам жулика, худенького паренька, который никак не мог прийти в себя. «Да, проснуться и увидеть рядом с собой такого бяку!» — посмеялся Литума, вновь раздвигая своей массивной фигурой туман, ветер и темноту. Заснув руки в карманы, подняв воротник и лацканы плаща, нагнув голову, он продолжал не торопясь свой обход. Вначале он побывал на «Улице Сифилитиков», где обнаружил Початка Романа, устроившегося у стойки притона «Happy Land» и обменивавшегося шутками со Стонущей Голубкой — старым педерастом с крашеными волосами и вставными зубами, который заменял бармена. Сержант отметил в своем докладе: полицейский Роман «употреблял спиртные напитки в служебное время», хотя прекрасно знал, что лейтенант Конча, человек, относившийся с пониманием как к собственным, так и к чужим слабостям, не обратит на его замечание никакого внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— Ты, кум, совсем замерз, — проговорил он. — Голый в такой час да в такое время года! Чудо будет, если ты не схватишь воспаления легких.
У негра стучали зубы, он шел, скрестив свои длинные и костлявые руки на груди, иногда потирая ими бока; холод, похоже, сильнее всего обжигал ему бедра. Он все продолжал ворковать, мычать и каркать, но теперь уже себе под нос и поспешно поворачивался туда, куда направлял его сержант. Они не встретили на улице ни автомобилей, ни собак, ни пьяных. Когда они подошли к комиссариату (мягко светящийся огонек в окнах обрадовал Литуму, как берег — тонущего), глухие колокола церкви Божьей Матери Кармен де ла Легуа пробили два часа ночи.
При виде сержанта и голого негра молодой и подтянутый лейтенант Хаиме Конча выронил из рук комиксы об Утенке Дональде (уже четвертая книжонка об этом персонаже, прочитанная им за ночь, не считая еще трех о Супермене и двух о Мандрейке), разинул от удивления рот, едва не вывихнув челюсть. Полицейские Камачо и Аревало, затеявшие партийку в шашки, тоже вытаращили глаза.
— Откуда ты приволок такое огородное чучело? — произнес наконец лейтенант.
— Это человек, животное или вещь? — спросил Яблочко Аревало, вставая и принюхиваясь к негру. Последний, переступив порог комиссариата, молча вертел головой по сторонам с ужасом на лице, будто впервые в жизни видел электрический свет, пишущие машинки и полицейских. Однако, заметив, что к нему направляется Яблочко, негр вновь издал леденящий душу крик (Литума заметил, что лейтенант Конча от потрясения чуть не свалился на пол вместе со стулом и что Сопливый смешал в этот миг на доске шашки) и опять попытался вырваться на улицу. Сержант удержал негра, тряхнув за плечо: «Спокойно, черномазый, не пугайся».
— Я нашел его в новом складе приморского вокзала, мой лейтенант, — доложил Литума. — Он проник внутрь, вышибив доски. Прикажете составить протокол о грабеже, либо о нарушении закона о частной собственности, либо об антиобщественном поведении, а может, и по всем трем пунктам сразу?
Негр стоял согнувшись, в то время как лейтенант, Камачо и Аревало изучали его с головы до ног.
— Эти шрамы не от оспы, мой лейтенант, — проговорил Яблочко, указывая на следы на лице и теле задержанного. — Они сделаны ножом, хоть это и может показаться невероятным.
— В жизни не видел более тощего парня, — сказал Сопливый, разглядывая ребра голого. — И более уродливого. Господи, что за грива! И что за лапы!
— Удовлетворим наше любопытство, — сказал лейтенант, — расскажи-ка нам о своей жизни, негритенок.
Сержант Литума снял кепи и расстегнул плащ. Он уже сидел за пишущей машинкой и сочинял протокол. Отсюда и крикнул:
— Он не умеет говорить, мой лейтенант. Он только издает непонятные звуки.
— Ты из тех, что придуриваются? — поинтересовался лейтенант. — Знаешь, мы уже старики, нас не проведешь. Выкладывай, кто ты такой, откуда прибыл, кто твоя мать?
— Или мы вернем тебе речь, дав разок по соплям, — добавил Яблочко. — Запоешь, черномазый, канареечкой!
— Если эти полосы сделаны лезвием, то его резанули не меньше тысячи раз, — удивлялся Сопливый, продолжая разглядывать шрамы, испещрявшие кожу негра. — Как можно так изрисовать человека?
— Он помирает от холода, — сказал Яблочко, — вон зубы щелкают, как мараки у музыканта.
— Коренные, — уточнил Сопливый, изучая негра, будто муравья. — Разве не видишь, что из передних у него всего один зуб, точно бивень у слона. Дьявольщина! Ну и тип! Будто из кошмарного сна.
— Я так полагаю, он рехнулся, — сказал Литума, не отрывая глаз от своей писанины. — Разгуливать в этаком виде, да еще по холодине, нормальный человек не станет, верно, мой лейтенант?
В тот же момент какой-то грохот заставил его поднять голову: негра будто током ударило — он толкнул лейтенанта и стрелой метнулся между Камачо и Аревало. Однако он бросился не на улицу, а к столику с шашками, Литума увидел, как он устремился к надкусанному бутерброду, схватил его и проглотил, как животное, единым махом, чуть не подавившись. Когда Аревало и Камачо подбежали к нему и съездили раза два по физиономии, негр жадно приканчивал остатки второго бутерброда.
— Не бейте его, ребята, — сказал сержант. — Лучше дайте ему кофе, проявите милосердие.
— Здесь не благотворительное заведение, — проговорил лейтенант, — черт знает, что мне делать с этим типом.
Он опять уставился на негра, который, проглотив бутерброды и безропотно перенеся тычки от Сопливого и Яблочка, теперь смирно лежал на полу и тихо дышал. В конце концов лейтенант сжалился и проворчал:
— Ладно, дайте ему немного кофе и отправьте в подвал.
Сопливый протянул негру полкружки кофе из термоса. Негр пил медленно, закрыв глаза, а потом до блеска вылизал алюминиевую кружку, чтоб не пропало ни капли напитка. Затем спокойно дал отвести себя в подвал.
Литума перечитал протокол: попытка грабежа, покушение на частную собственность, аморальное поведение. Лейтенант Хаиме Конча вновь уселся на стол, взгляд его что-то искал.
— Знаю, знаю, на кого он похож, — радостно засмеялся он, показывая Литуме ворох разноцветных журнальчиков. — Он похож на негров из историй о Тарзане, на африканских чернокожих!
Камачо и Аревало вернулись к своей партии в шашки, Литума надвинул кепи и застегнул плащ. Выходя из помещения, он услышал вопли карманника, который, проснувшись, отбивался от соседа по подвалу:
— Помогите! На помощь! Он меня изуродует!
— Заткнись, а то мы сами тебя изуродуем, — успокоил его лейтенант. — Дай мне спокойно почитать рассказики.
С улицы Литума увидел, что негр улегся на полу, совершенно равнодушный к крикам жулика, худенького паренька, который никак не мог прийти в себя. «Да, проснуться и увидеть рядом с собой такого бяку!» — посмеялся Литума, вновь раздвигая своей массивной фигурой туман, ветер и темноту. Заснув руки в карманы, подняв воротник и лацканы плаща, нагнув голову, он продолжал не торопясь свой обход. Вначале он побывал на «Улице Сифилитиков», где обнаружил Початка Романа, устроившегося у стойки притона «Happy Land» и обменивавшегося шутками со Стонущей Голубкой — старым педерастом с крашеными волосами и вставными зубами, который заменял бармена. Сержант отметил в своем докладе: полицейский Роман «употреблял спиртные напитки в служебное время», хотя прекрасно знал, что лейтенант Конча, человек, относившийся с пониманием как к собственным, так и к чужим слабостям, не обратит на его замечание никакого внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113