Сейчас он был живым и опасным, не более абстрактным, чем рычащая собака, которая, оскалив зубы, боком подбирается к сжимающему в руках палку пацану, пробирающемуся домой. Единственный выход в таких ситуациях - короткий и точный удар, чтобы ослепляющая боль заставила ее забыть долг сторожевой дворняги ради зализывания горящего огнем бока.
- Товарищ вице-адмирал, - Бородулин не оторвался от визира, но голос его был четок и не сдавлен, как обычно бывает у людей, говорящих в согнутом положении. - Они закрыли себе кормовую башню. Выйдите на контркурс, и мы его сделаем начисто за десять залпов. Я обещаю. Снаряд бронебойный.
Коротким тычком в бок застывшего лейтенанта он дал понять, что последние слова предназначены конкретно ему.
- Снаряд бронебойный! - отрапортовал очнувшийся офицер, бросившись к телефону и повторив то же самое в трубку. В рубке после слов Бородулина стояла полная, насколько это возможно, тишина, и неуместный голос лейтенанта резанул слух.
- Я не могу, Егор Алексеевич, - голос Левченко был глух, как из коробки с ватой. - Мы и так оторвались от «Чапаева», и каждую минуту можно ждать атаки эсминцев справа. На контркурсе они нас отрежут от «Кронштадта» и навалятся втроем. Если - и когда - они дойдут до ста десяти, мы уменьшаем ход и ставим себя против головного. Если они вовремя нас не раскусят, мы их состворим на развороте.
- Раскусят. Можно сказать - уже. Головной поворачивает. Сто пятнадцать-сто двадцать кабельтовых.
- Сто двадцать ровно!
Левченко повернулся к командиру «Советского Союза», смерив его взглядом с головы до ног. Тот открыл рот, чтобы что-то сказать, но почти сразу захлопнул его, дыша прерывисто, как рыба. Адмирал что-то прошептал, оскалив на мгновение зубы, и, казалось, едва удержался, чтобы не сплюнуть.
- Руль лево на борт!!! Ход самый полный!!! Штурман, доложить, когда он встанет на шестьдесят градусов! Артиллерия - теперь все на вас!
Бородулин, бросив визир лейтенанту, шагнул к телефону, на ходу показывая связисту, кто ему нужен. В принципе, Андреевич находился от него метрах в пяти строго вверх, но докричаться до него через сантиметры брони было нереально.
- Николай, товсь! - он вырвал трубку из рук старшины, не дожидаясь полученного рапорта. - Выходим на параллель флагману, шестидюймовки на тебя работают по мелочи, давай, родной!
Старшина, со сведенными от напряжения скулами, подхватил брошенную трубку, обернувшись - не видит ли кто. Старший уже снова был у визира, сводя данные с комдивизиона 152-миллиметровок. Корпус линкора покатился влево, довольно заметно накренившись, и все вцепились в привинченные к полу столы или шкафы, пытаясь сохранить равновесие. Снаряды ложились вокруг «Советского Союза» уже непрерывно, и крупные осколки то и дело звонко стучали о рубочную броню.
- Шестьдесят!.. - выкрикнул согнувшийся рядом с Бородулиным кап-лей с угломером, воткнутым, казалось, прямо в глазницу. Планшетист перекинул линейку на своем столе мгновенным скользящим движением, и адмирал Левченко, выпятив на Иванова указательный палец, буквально выплюнул:
- Прямо руля! Так держать! Ход до полного!
- Бей их, Егор... - шепот флаг-офицера в спину старшего артиллериста был неслышен в оглушающем грохоте залпа, но Иванов прочел его по губам. С искаженным в ярости лицом он повернулся в угол ото всех, где наткнулся на растерянный взгляд телефониста. Тот, вздрогнув, тут же наклонился над какими-то блокнотами, вжав голову в плечи. Командир линкора взбесился мгновенно, но взрыв его эмоций, выплеснувшийся во все стороны зримым комом ярости, остался незамеченным - шестидесятитысячетонный линкор швырнуло в сторону, качнуло обратно, и дикий удар в ноги подогнул колени, бросив тех, кто не имел хорошей опоры, на палубу. Удар снизу за доли секунды по костям и суставам ног передал свою инерцию позвоночнику и, через спинномозговую жидкость, - мозгу, который швырнуло в стенки черепа в оглушающем нокдауне. С плавающими перед глазами белыми кругами, моряки вскочили, зажимая головы руками, выдыхая вогнанный силой удара в легкие воздух, чтобы остановить затихающий визжащий вой в ушах - то ли от сотрясения, то ли от разлетающихся обломков.
- Бэ-Че Пять! - Иванов, потрясенный не меньше других, но способный говорить благодаря огромной порции адреналина, выплеснутой в его кровь перед ударом, заорал в переговорник, и это подействовало отрезвляюще. Сразу несколько человек бросилось к телефонам, пытаясь перекричать грохот и звон, от которого прогибались корабельные стекла в узкой щели рубки.
Шестидюймовки линкора рявкали побатарейно каждые три секунды, служа фоном сотрясающим все залпам главного калибра. Командир пятой БЧ в глубокой норе центра борьбы за живучесть, отделенный от рубки тремя десятками стальных переборок, сам еще не знал ничего, и его доклад, прерываемый глухими паузами размыкаемых сотрясениями контактов, ничего не дал. Шестнадцатидюймовые орудия «Советского Союза» в очередной раз взревели, откачнув корабль вправо, и почти одновременно с этим его корпус подбросило ударом еще одного попадания. Можно было если не услышать, то почувствовать, как ухнул, лопнув, броневой лист, и вибрация рвущихся металлических связей разлетелась от точки попадания где-то на левом борту. Самым поганым было то, что ничего не было известно, ни куда и как в них попали, ни сумели ли они попасть в кого-нибудь в ответ. Западная часть горизонта оставалась непроницаемо-черной, мелькающие в ней огни создавали сюрреалистическую картину, никак не способную проявить понятным для разума изображением свое убийственное содержание.
Вставший в сотне метров от борта гигантский столб воды закрыл половину обзора, залив брызгами стекла. Линкор, повинуясь командам пришедшего в себя командира, стремившегося вырваться из-под накрытий, тяжело разворачивался вправо. Несколько залпов англичан, не успевших вовремя уловить его маневр, легло за кормой, потом на левом борту - близкими недолетами. Связь с рубочным КДП переключили на несколько минут на динамик, и азартные крики управляющего огнем слегка сняли давящий страх смерти. В морском бою, как теперь становилось ясно, всегда кажется, что противник стреляет вчетверо чаще тебя и по крайней мере втрое метче. Здесь необходимы профессионально крепкие нервы, чтобы понять истинное положение вещей. Почти четыре сотни шестнадцатидюймовых снарядов просто не могли пропасть впустую, и Бородулин с Науменко наверняка сумели хоть сколько-нибудь из них положить в цель. На ночных стрельбах со ста кабельтовых, как все помнили, им удалось выдать аж одиннадцать процентов попаданий - по снаряду в двух последних залпах из шести положенных. Сейчас это, значит, составило бы... Иванов со злостью оборвал свои размышления, вернувшись в действительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
- Товарищ вице-адмирал, - Бородулин не оторвался от визира, но голос его был четок и не сдавлен, как обычно бывает у людей, говорящих в согнутом положении. - Они закрыли себе кормовую башню. Выйдите на контркурс, и мы его сделаем начисто за десять залпов. Я обещаю. Снаряд бронебойный.
Коротким тычком в бок застывшего лейтенанта он дал понять, что последние слова предназначены конкретно ему.
- Снаряд бронебойный! - отрапортовал очнувшийся офицер, бросившись к телефону и повторив то же самое в трубку. В рубке после слов Бородулина стояла полная, насколько это возможно, тишина, и неуместный голос лейтенанта резанул слух.
- Я не могу, Егор Алексеевич, - голос Левченко был глух, как из коробки с ватой. - Мы и так оторвались от «Чапаева», и каждую минуту можно ждать атаки эсминцев справа. На контркурсе они нас отрежут от «Кронштадта» и навалятся втроем. Если - и когда - они дойдут до ста десяти, мы уменьшаем ход и ставим себя против головного. Если они вовремя нас не раскусят, мы их состворим на развороте.
- Раскусят. Можно сказать - уже. Головной поворачивает. Сто пятнадцать-сто двадцать кабельтовых.
- Сто двадцать ровно!
Левченко повернулся к командиру «Советского Союза», смерив его взглядом с головы до ног. Тот открыл рот, чтобы что-то сказать, но почти сразу захлопнул его, дыша прерывисто, как рыба. Адмирал что-то прошептал, оскалив на мгновение зубы, и, казалось, едва удержался, чтобы не сплюнуть.
- Руль лево на борт!!! Ход самый полный!!! Штурман, доложить, когда он встанет на шестьдесят градусов! Артиллерия - теперь все на вас!
Бородулин, бросив визир лейтенанту, шагнул к телефону, на ходу показывая связисту, кто ему нужен. В принципе, Андреевич находился от него метрах в пяти строго вверх, но докричаться до него через сантиметры брони было нереально.
- Николай, товсь! - он вырвал трубку из рук старшины, не дожидаясь полученного рапорта. - Выходим на параллель флагману, шестидюймовки на тебя работают по мелочи, давай, родной!
Старшина, со сведенными от напряжения скулами, подхватил брошенную трубку, обернувшись - не видит ли кто. Старший уже снова был у визира, сводя данные с комдивизиона 152-миллиметровок. Корпус линкора покатился влево, довольно заметно накренившись, и все вцепились в привинченные к полу столы или шкафы, пытаясь сохранить равновесие. Снаряды ложились вокруг «Советского Союза» уже непрерывно, и крупные осколки то и дело звонко стучали о рубочную броню.
- Шестьдесят!.. - выкрикнул согнувшийся рядом с Бородулиным кап-лей с угломером, воткнутым, казалось, прямо в глазницу. Планшетист перекинул линейку на своем столе мгновенным скользящим движением, и адмирал Левченко, выпятив на Иванова указательный палец, буквально выплюнул:
- Прямо руля! Так держать! Ход до полного!
- Бей их, Егор... - шепот флаг-офицера в спину старшего артиллериста был неслышен в оглушающем грохоте залпа, но Иванов прочел его по губам. С искаженным в ярости лицом он повернулся в угол ото всех, где наткнулся на растерянный взгляд телефониста. Тот, вздрогнув, тут же наклонился над какими-то блокнотами, вжав голову в плечи. Командир линкора взбесился мгновенно, но взрыв его эмоций, выплеснувшийся во все стороны зримым комом ярости, остался незамеченным - шестидесятитысячетонный линкор швырнуло в сторону, качнуло обратно, и дикий удар в ноги подогнул колени, бросив тех, кто не имел хорошей опоры, на палубу. Удар снизу за доли секунды по костям и суставам ног передал свою инерцию позвоночнику и, через спинномозговую жидкость, - мозгу, который швырнуло в стенки черепа в оглушающем нокдауне. С плавающими перед глазами белыми кругами, моряки вскочили, зажимая головы руками, выдыхая вогнанный силой удара в легкие воздух, чтобы остановить затихающий визжащий вой в ушах - то ли от сотрясения, то ли от разлетающихся обломков.
- Бэ-Че Пять! - Иванов, потрясенный не меньше других, но способный говорить благодаря огромной порции адреналина, выплеснутой в его кровь перед ударом, заорал в переговорник, и это подействовало отрезвляюще. Сразу несколько человек бросилось к телефонам, пытаясь перекричать грохот и звон, от которого прогибались корабельные стекла в узкой щели рубки.
Шестидюймовки линкора рявкали побатарейно каждые три секунды, служа фоном сотрясающим все залпам главного калибра. Командир пятой БЧ в глубокой норе центра борьбы за живучесть, отделенный от рубки тремя десятками стальных переборок, сам еще не знал ничего, и его доклад, прерываемый глухими паузами размыкаемых сотрясениями контактов, ничего не дал. Шестнадцатидюймовые орудия «Советского Союза» в очередной раз взревели, откачнув корабль вправо, и почти одновременно с этим его корпус подбросило ударом еще одного попадания. Можно было если не услышать, то почувствовать, как ухнул, лопнув, броневой лист, и вибрация рвущихся металлических связей разлетелась от точки попадания где-то на левом борту. Самым поганым было то, что ничего не было известно, ни куда и как в них попали, ни сумели ли они попасть в кого-нибудь в ответ. Западная часть горизонта оставалась непроницаемо-черной, мелькающие в ней огни создавали сюрреалистическую картину, никак не способную проявить понятным для разума изображением свое убийственное содержание.
Вставший в сотне метров от борта гигантский столб воды закрыл половину обзора, залив брызгами стекла. Линкор, повинуясь командам пришедшего в себя командира, стремившегося вырваться из-под накрытий, тяжело разворачивался вправо. Несколько залпов англичан, не успевших вовремя уловить его маневр, легло за кормой, потом на левом борту - близкими недолетами. Связь с рубочным КДП переключили на несколько минут на динамик, и азартные крики управляющего огнем слегка сняли давящий страх смерти. В морском бою, как теперь становилось ясно, всегда кажется, что противник стреляет вчетверо чаще тебя и по крайней мере втрое метче. Здесь необходимы профессионально крепкие нервы, чтобы понять истинное положение вещей. Почти четыре сотни шестнадцатидюймовых снарядов просто не могли пропасть впустую, и Бородулин с Науменко наверняка сумели хоть сколько-нибудь из них положить в цель. На ночных стрельбах со ста кабельтовых, как все помнили, им удалось выдать аж одиннадцать процентов попаданий - по снаряду в двух последних залпах из шести положенных. Сейчас это, значит, составило бы... Иванов со злостью оборвал свои размышления, вернувшись в действительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168