Уговорились собраться у г-жи фон Винтергрюн, пригласившей Аннету поужинать.
Аннета, войдя в свою комнату, остановилась перед зеркалом. В шляпе, в дорожном пальто. Она смотрела, не видя себя. Она думала… Нет, она не думала!.. Она засмеялась нервным смешком, попыталась стряхнуть с себя гипнотическое состояние, но сейчас же снова в него впадала: от зеркала она оторвалась лишь для того, чтобы замереть у окна, глядя на горы и небо, которых она еще не видела; шляпы и перчаток она так и не сняла. На нее навалилась усталость… Она прорыла в ней пустоту. Думать можно будет завтра…
Но думать пришлось уже вечером, за ужином – думать о том, как скрыть от других овладевшую ею мысль. Значит, сама-то она уже все понимала…
Как томительна была эта любезная болтовня! Аннету осыпали вопросами о поездке, о Париже, о настроениях и модах, о ценах на продукты и сроках войны. Говорили, говорили, и было так ясно, что все (за исключением, может быть, Франца) лгут! Как ни старались обе женщины не смотреть друг на друга, взгляд Аннеты то и дело встречался с невыносимо тяжелым взглядом девушки, наблюдавшей за ней. Не было ни одной складочки на лице Аннеты, которую та не отметила бы. Но она не нашла их столько, сколько ей хотелось. Усталость Аннеты, подстегнутой задором борьбы, совершенно исчезла.
Ее нежная кожа снова сияла свежестью, золотилась. Аннета улыбалась, она почувствовала уверенность, точно набралась сил, помолодела. А девушка казалась старше своего возраста. Черты ее лица жестче. К ее горделивой уверенности примешивалась какая-то судорожная натянутость. Она старалась оттенить свои преимущества. Но, неумеренно оттеняя, свела на нет.
С Францем она подчеркнуто фамильярничала. Анвета насупилась. Это не укрылось от Эрики фон Винтергрюн. Она записала себе очко. Но этого ей было мало. Когда поднимались из-за стола, она, из-за своей самонадеянности, сделала промах: увела Франца, робкого и рассеянного, от г-жи Ривьер, которую он рассматривал, словно только что открыл ее. Уединившись с ним в маленькой смежной гостиной, Эрика взяла его в плен. Г-жа фон Винтергрюн старалась отвлечь Аннету, взгляд которой следовал за Эрикой. Нагнувшись к уху Франца с наигранным смехом, девушка, казалось, поверяла ему какие-то коварные тайны и скользила по лицу Аннеты косым блестящим взглядом. Г-жа фон Винтергрюн шептала:
– Милые дети! Они не могут оторваться друг от друга…
Она осторожно выспрашивала г-жу Ривьер о Франце, но при этом выказала полную осведомленность о его денежных делах и родственных связях.
Аннета, безмятежно спокойная во всех своих движениях, но с бурей гнева в душе, до странности ясно видела все вокруг, будучи слепа к тому, что бурлило в ней самой. Она спокойно поднялась; продолжая разговор, стала рассматривать стоявшие на пианино фотографии; машинально приподняла крышку инструмента, чтобы взглянуть на марку; машинально попробовала его, прошлась пальцами по клавишам. И вдруг ударила по ним. И не только по ним. Каждый из троих принял этот удар-прямо в грудь. Чужачка бросила им в лицо:
«Я здесь…»
Властный порыв ветра… Три мощных аккорда. Три вскрика разбуженной страсти… Потом молчание, жалоба… С горных вершин, уходящих в пустынное небо, она струит, как гряду облаков, медленные потухающие арпеджио… Колдовская сеть погружается, уловляя души…
Аннета, сама попавшая в эту сеть, слушала, наклонившись над звучащей бездной, как нечаянные аккорды сплетаются в Жалобу Сигал. – начало увертюры к «Манфреду».
Франц бросился к Аннете. Музыкант по природе, как все немцы, он не устоял перед магическим призывом. Он взволнованно смотрел на Цирцею, вызывавшую духов…
Аннета уже много лет не играла. В молодости она была хорошей музыкантшей. Но ей пришлось продать свой старый рояль. Годы забот, тяжелый труд оставляли ей мало досуга для игры. А во время войны у нее даже возникло какое-то отвращение к музыке: ей казалось, что грешно играть в годину всеобщих бедствий Когда ей случалось открыть рояль, она играла украдкой, как будто совершая преступление. Но власть звуков, оттого что разум осуждал ее, становилась еще сильнее. В такие минуты музыка, казалось, опрокидывала Аннету и, как возлюбленную, сжимала в своих объятиях, неподвижную, с пылающими губами; она чувствовала кипение потока, мчавшего ее, и только краешком сознания следила за убегавшими берегами, за опасными водоворотами; тело становилось связанным, скованным. А вся сила воли сосредоточивалась во взгляде…
Этот беспокойный, этот жесткий взгляд оторвался от клавиш, с которых струилась волна звуков, и медленно обвел лица всех троих: Франца, взволнованного, покоренного, Эрики, снедаемой гневом и страхом, и изумленной матери, которая искала разгадки… Взгляд Аннеты вонзился в них, а демон души все еще говорил руками…
В том месте прелюдии, где элегическое «Ьатепlо» переходит в лихорадочный порыв, где ускоряется ритм, зреет страсть и набат возвещает вторжение грозной стихии в ту самую минуту, когда рушится плотина. Аннета прервала игру; ее пальцы посреди фразы вдруг застыли на клавишах, в наступившем безмолвии духи аккордов еще влачили сломанные крылья… Но крылья упали, повисли… Последние трепещущие отзвуки… Аннета встала.
Она показалась себе смешной.
Франц горячо и смущенно просил ее продолжать Г-жа фон Винтергрюн без особой горячности заставила себя учтиво поддержать эту просьбу. Эрика молчала, рот ее казался злым, губы были сжаты Аннета посмотрела на них, потом сказала, холодно улыбнувшись:
– Пойду к себе. Я устала.
Она задержалась взглядом на Франце, у которого был вид послушного ребенка:
– Проводите меня.
Уходя, она видела во взгляде девушки тоскливый страх, ненависть…
Они шли рядом, под холодными звездами. Молчали. Бездна пространства, раскинувшегося вокруг них, была как бы продолжением бездны звуков. Ночной Эреб и огненные рыбы… Они не сказали друг другу ни слова до самого порога… Тьма… Они были частицей этой тьмы… Он пробормотал:
– Покойной ночи…
Вдруг перед ним метнулась тень – и сомкнулась вокруг него. Их губы слились…
Аннета исчезла. Он стоял один перед захлопнувшейся дверью. Он ушел в ночь…
Без единой мысли в голове она поднялась в свою комнату. Нет, нет! Не думать! Еще нельзя!..
Было холодно. Было темно. Усталость давила, как надгробная плита.
Густой мрак затопил сознание: Аннете казалось, что она погружается в плотные волны нефтяного озера… Тяжелыми руками она судорожно сорвала с себя платье и не подняла его. Опустив голову на подушку и выключив свет, она увидела в черном небе Колесницу, и в мозгу у нее сверкнула молния: это уже было, это прошлое… Как будто камень оторвался… Ах! Она упала.
Но как раз в это мгновение (было ли это мгновение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308
Аннета, войдя в свою комнату, остановилась перед зеркалом. В шляпе, в дорожном пальто. Она смотрела, не видя себя. Она думала… Нет, она не думала!.. Она засмеялась нервным смешком, попыталась стряхнуть с себя гипнотическое состояние, но сейчас же снова в него впадала: от зеркала она оторвалась лишь для того, чтобы замереть у окна, глядя на горы и небо, которых она еще не видела; шляпы и перчаток она так и не сняла. На нее навалилась усталость… Она прорыла в ней пустоту. Думать можно будет завтра…
Но думать пришлось уже вечером, за ужином – думать о том, как скрыть от других овладевшую ею мысль. Значит, сама-то она уже все понимала…
Как томительна была эта любезная болтовня! Аннету осыпали вопросами о поездке, о Париже, о настроениях и модах, о ценах на продукты и сроках войны. Говорили, говорили, и было так ясно, что все (за исключением, может быть, Франца) лгут! Как ни старались обе женщины не смотреть друг на друга, взгляд Аннеты то и дело встречался с невыносимо тяжелым взглядом девушки, наблюдавшей за ней. Не было ни одной складочки на лице Аннеты, которую та не отметила бы. Но она не нашла их столько, сколько ей хотелось. Усталость Аннеты, подстегнутой задором борьбы, совершенно исчезла.
Ее нежная кожа снова сияла свежестью, золотилась. Аннета улыбалась, она почувствовала уверенность, точно набралась сил, помолодела. А девушка казалась старше своего возраста. Черты ее лица жестче. К ее горделивой уверенности примешивалась какая-то судорожная натянутость. Она старалась оттенить свои преимущества. Но, неумеренно оттеняя, свела на нет.
С Францем она подчеркнуто фамильярничала. Анвета насупилась. Это не укрылось от Эрики фон Винтергрюн. Она записала себе очко. Но этого ей было мало. Когда поднимались из-за стола, она, из-за своей самонадеянности, сделала промах: увела Франца, робкого и рассеянного, от г-жи Ривьер, которую он рассматривал, словно только что открыл ее. Уединившись с ним в маленькой смежной гостиной, Эрика взяла его в плен. Г-жа фон Винтергрюн старалась отвлечь Аннету, взгляд которой следовал за Эрикой. Нагнувшись к уху Франца с наигранным смехом, девушка, казалось, поверяла ему какие-то коварные тайны и скользила по лицу Аннеты косым блестящим взглядом. Г-жа фон Винтергрюн шептала:
– Милые дети! Они не могут оторваться друг от друга…
Она осторожно выспрашивала г-жу Ривьер о Франце, но при этом выказала полную осведомленность о его денежных делах и родственных связях.
Аннета, безмятежно спокойная во всех своих движениях, но с бурей гнева в душе, до странности ясно видела все вокруг, будучи слепа к тому, что бурлило в ней самой. Она спокойно поднялась; продолжая разговор, стала рассматривать стоявшие на пианино фотографии; машинально приподняла крышку инструмента, чтобы взглянуть на марку; машинально попробовала его, прошлась пальцами по клавишам. И вдруг ударила по ним. И не только по ним. Каждый из троих принял этот удар-прямо в грудь. Чужачка бросила им в лицо:
«Я здесь…»
Властный порыв ветра… Три мощных аккорда. Три вскрика разбуженной страсти… Потом молчание, жалоба… С горных вершин, уходящих в пустынное небо, она струит, как гряду облаков, медленные потухающие арпеджио… Колдовская сеть погружается, уловляя души…
Аннета, сама попавшая в эту сеть, слушала, наклонившись над звучащей бездной, как нечаянные аккорды сплетаются в Жалобу Сигал. – начало увертюры к «Манфреду».
Франц бросился к Аннете. Музыкант по природе, как все немцы, он не устоял перед магическим призывом. Он взволнованно смотрел на Цирцею, вызывавшую духов…
Аннета уже много лет не играла. В молодости она была хорошей музыкантшей. Но ей пришлось продать свой старый рояль. Годы забот, тяжелый труд оставляли ей мало досуга для игры. А во время войны у нее даже возникло какое-то отвращение к музыке: ей казалось, что грешно играть в годину всеобщих бедствий Когда ей случалось открыть рояль, она играла украдкой, как будто совершая преступление. Но власть звуков, оттого что разум осуждал ее, становилась еще сильнее. В такие минуты музыка, казалось, опрокидывала Аннету и, как возлюбленную, сжимала в своих объятиях, неподвижную, с пылающими губами; она чувствовала кипение потока, мчавшего ее, и только краешком сознания следила за убегавшими берегами, за опасными водоворотами; тело становилось связанным, скованным. А вся сила воли сосредоточивалась во взгляде…
Этот беспокойный, этот жесткий взгляд оторвался от клавиш, с которых струилась волна звуков, и медленно обвел лица всех троих: Франца, взволнованного, покоренного, Эрики, снедаемой гневом и страхом, и изумленной матери, которая искала разгадки… Взгляд Аннеты вонзился в них, а демон души все еще говорил руками…
В том месте прелюдии, где элегическое «Ьатепlо» переходит в лихорадочный порыв, где ускоряется ритм, зреет страсть и набат возвещает вторжение грозной стихии в ту самую минуту, когда рушится плотина. Аннета прервала игру; ее пальцы посреди фразы вдруг застыли на клавишах, в наступившем безмолвии духи аккордов еще влачили сломанные крылья… Но крылья упали, повисли… Последние трепещущие отзвуки… Аннета встала.
Она показалась себе смешной.
Франц горячо и смущенно просил ее продолжать Г-жа фон Винтергрюн без особой горячности заставила себя учтиво поддержать эту просьбу. Эрика молчала, рот ее казался злым, губы были сжаты Аннета посмотрела на них, потом сказала, холодно улыбнувшись:
– Пойду к себе. Я устала.
Она задержалась взглядом на Франце, у которого был вид послушного ребенка:
– Проводите меня.
Уходя, она видела во взгляде девушки тоскливый страх, ненависть…
Они шли рядом, под холодными звездами. Молчали. Бездна пространства, раскинувшегося вокруг них, была как бы продолжением бездны звуков. Ночной Эреб и огненные рыбы… Они не сказали друг другу ни слова до самого порога… Тьма… Они были частицей этой тьмы… Он пробормотал:
– Покойной ночи…
Вдруг перед ним метнулась тень – и сомкнулась вокруг него. Их губы слились…
Аннета исчезла. Он стоял один перед захлопнувшейся дверью. Он ушел в ночь…
Без единой мысли в голове она поднялась в свою комнату. Нет, нет! Не думать! Еще нельзя!..
Было холодно. Было темно. Усталость давила, как надгробная плита.
Густой мрак затопил сознание: Аннете казалось, что она погружается в плотные волны нефтяного озера… Тяжелыми руками она судорожно сорвала с себя платье и не подняла его. Опустив голову на подушку и выключив свет, она увидела в черном небе Колесницу, и в мозгу у нее сверкнула молния: это уже было, это прошлое… Как будто камень оторвался… Ах! Она упала.
Но как раз в это мгновение (было ли это мгновение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308