– Вот злючка! – сказал Рожэ. – Разве я говорю не о вас?
– Да, и обо мне. Даже за меня говорите.
– Вы находите, что я много говорю? – с простодушным видом спросил Рожэ.
Аннета прикусила губу.
– Нет, нет, Рожэ, милый, мне нравится, когда вы говорите. Но когда вы говорите обо мне, я сижу и слушаю; все это до того прекрасно, до того прекрасно, что я думаю: «Пусть будет так». Но ведь это не так.
– Вы – первая женщина на свете, которая сетует, что портрет ее прекрасен.
– Я предпочитаю, чтобы в нем было сходство. Ведь не прекрасный портрет намерены вы, Рожэ, повесить у себя в доме? Я – живая, я – женщина, у которой свой мир желаний, страстей, мыслей. Уверены ли вы, что она может войти в ваш дом со всеми своими пожитками?
– Принимаю ее с закрытыми глазами.
– Откройте их, прошу вас.
– Я вижу вашу ясную душу, она отражается на вашем лице.
– Милый, хороший мой Рожэ! Вам ничего не хочется видеть.
– Я люблю вас. Мне этого достаточно.
– Я тоже люблю вас. И мне этого недостаточно.
– Недостаточно? – переспросил он упавшим голосом.
– Нет. Мне нужно видеть.
– Что вам хочется видеть?
– Хотелось бы видеть, какая у вас любовь ко мне.
– Я люблю вас больше всех на свете.
– Разумеется! Мельчить не в вашем характере. Но я не спрашиваю, сколько у вас любви ко мне, а спрашиваю, какая она… Да, я знаю, что я – ваша желанная, но что именно желали бы вы сделать из своей Аннеты?
– Свою половину.
– Вот как!.. Дело в том, друг мой, что я не половина. Я – Аннета, вся целиком.
– Так принято говорить. Я хочу сказать, что вы – это я и что я – это вы.
– Нет, нет, не будьте мною! Пусть мною, Рожэ, буду я.
– Мы соединяем наши жизни, и разве отныне у нас не будет единая жизнь?
– Вот это меня и тревожит. Боюсь, что одинаковой жизни у нас не будет.
– Что вас смущает, Аннета? Что у вас на душе? Вы любите меня, не правда ли? Любите. Это главное! Об остальном не тревожьтесь. Остальным займусь я. Вот увидите: я все так устрою, – вместе с моими родными, которые станут вашими родными, мы так устроим вашу жизнь, что вам останется лишь одно: позволить носить себя на руках.
Аннета, опустив голову, чертила на земле ногой вензеля. Она улыбалась.
«Милый мальчик! Ничего-то он не понимает…»
Затем подняла глаза на Рожэ, тот спокойно ждал ответа.
– Рожэ, взгляните на меня. Ведь правда, у меня сильные ноги?
– Сильные и красивые, – ответил он.
– Не в этом дело… – сказала она, погрозив пальцем. – Ведь правда, я – неутомимый ходок?
– Несомненно, – подтвердил он, – и это меня восхищает.
– Неужели вы думаете, что я соглашусь, чтобы меня носили на руках? Вы очень, очень добры, и я благодарю вас, но позвольте мне ходить самой! Я не из тех, кто боится дорожной усталости. Отнять ее у меня, значит отнять вкус к жизни. Мне иногда кажется, что вы и ваши родные – все вы собираетесь действовать и выбирать за меня, что вы, Рожэ, со всеми удобствами расставляете по предназначенным для этой цели полочкам свою жизнь, их жизнь, мою жизнь-все будущее. Но я бы этого не хотела. Я этого не хочу. Я чувствую, что я в начале пути. Я ищу. Я знаю, что мне необходимо искать, искать себя.
Выражение лица у Рожэ было ласковое и насмешливое.
– Что же вы будете искать? Он считал, что все это – ребяческая прихоть. Она это почувствовала и сказала взволнованно:
– Не насмехайтесь! Я не представляю собой ничего особенного, ничего не воображаю о себе… Но все же я знаю, что я существую, что мне дана жизнь – коротенькая жизнь… Жизнь не длинна, и живешь только раз. Я имею право… Нет, не право, если хотите, – это звучит эгоистично… Мой долг не упускать ее, не швыряться ею…
Его это не растрогало, наоборот – обидело:
– Значит, по-вашему, вы швыряетесь ею? Разве упустите ее? Разве она не получит хорошего, превосходнейшего применения?
– Конечно, получит… Но какое же? Что вы мне предлагаете?
Он снова стал с жаром описывать свою политическую карьеру, будущее, о котором мечтал, свои чаяния – личные и общественные – во всем их величии. Она послушала его; потом мягко остановила в самом разгаре речи, ибо эта тема ему никогда не надоедала.
– Да, Рожэ, – сказала она. – Конечно. Это очень, очень интересно. Но по правде сказать – вы только не обижайтесь! – я не верю так же твердо, как вы, в то дело, которому вы себя посвятили.
– Что? Вы в него не верите? Да ведь вы же верили, когда я говорил вам о нем в начале нашего знакомства в Париже…
– Я несколько изменила свое мнение, – ответила она.
– Что заставило вас его переменить? Нет, нет, это невозможно… Вы опять его перемените. Моя великодушная Аннета не может стать безучастной к народному делу, к обновлению общества!
– Да я к нему и не безучастна, – сказала она. – Я безучастна только к политическим проблемам.
– Одно с другим связано.
– Не совсем.
– Победа одного повлечет за собой победу другого.
– Сомневаюсь.
– Однако это единственный способ служить прогрессу и народу.
(Аннета подумала: «Служа самому себе». Но ей стало стыдно.).
– А я вижу и другие.
– Какие же?
– Самый старый и пока еще самый лучший. Способ тех, кто следовал за Христом: отдавать все, бросать все и вся во имя служения людям.
– Утопия!
– Да, пожалуй. Вы не утопист, Рожэ. Я так думала на первых порах. Я разуверилась в этом теперь. В политической деятельности вами руководит практическая жилка. Вы очень талантливы, и я убеждена, что вы добьетесь успеха. В деле вашем я сомневаюсь, зато не сомневаюсь в вас. Перед вами великолепная карьера. Я предсказываю вам, что вы будете лидером партии, признанным оратором, сколачивающим в парламенте большинство, министром…
– Полно, перестаньте! – воскликнул он. – «Макбет, ты станешь королем!»
– Да, я, пожалуй, вещунья… для других. Но вот досада – не для себя.
– А ведь тут все ясно! Если я стану министром, то и на вас это отразится… Скажите откровенно, разве вы этому не обрадуетесь?
– Чему? Если стану министершей? Господи! Да ни чуточки! Простите, Рожэ, – за вас, конечно, я порадуюсь. И если я буду с вами, то, конечно, постараюсь как можно лучше играть свою роль, счастлива буду помочь вам… Но (вы ведь хотите, чтобы я была откровенна, не правда ли?) сознаюсь: такая жизнь не заполнила бы, отнюдь не заполнила бы моей жизни.
– Это вполне понятно. Женщина, созданная для того, чтобы стать спутницей жизни политического деятеля, – возьмите, например, такую замечательную женщину, как моя мать, – этим не ограничится. Истинное ее назначение – у очага. Ее призвание-материнство.
– Знаю, ведь никто и не оспаривает, что это наше призвание, – проговорила Аннета. – Но (я боюсь вам это сказать, боюсь, что вы меня не поймете)… я еще не знаю, что мне даст материнство. Я очень люблю детей.
Думаю, что к своим буду очень привязана… (Вам не нравится это слово?
Да, вам кажется, что я холодна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308