Щелкунчик его стряхнул, но упрямец снова запрыгнул, порвал костюм и вышиб из руки бутылку виски. Вот такой парой они кружили под дождем, пока Щелкунчик не попятился к пальме сабаль и шарахнул наездника о ствол. Авила пискнул – уже по-настоящему – и свалился на землю.
Щелкунчик, отдуваясь, прихромал к Эди:
– Подержи револьвер, а я придушу эту сволочь!
Эди неохотно приняла оружие и наставила его на Бонни и Сцинка. Щелкунчик навалился на Авилу и, отдуваясь, принялся за избиение. Ощутимая боль удивила бывшего строительного инспектора. Когда же под кулаком Щелкунчика хрустнул его нос, Авила осознал все безрассудство надежды на божественное вмешательство. Вероятно, Чанго не простил ему несостоявшегося жертвоприношения коати.
Когда на его горле сомкнулись пальцы с грязными ногтями, Авила подсчитал весь серьезный урон: сломан нос, правая ляжка искромсана осколком бутылки, на левой руке незажившая после распятья дырка, распоротый козлом пах. А сейчас и дыхалку перекроют.
Хрен с ними, с семью тысячами! – подумал он. К едрене матери Гара Уитмарка! Рви когти!
Авила со всей силы саданул коленом Щелкунчику в промежность. У того дрогнули веки, но хватки на горле он не ослабил. Авила дважды повторил прием и все же добился желаемого результата: Щелкунчик застонал и завалился вбок. Авила с трудом поднялся, сделал три шага и, поскользнувшись, упал. Снова встал и услышал за спиной дыханье Щелкунчика. Не разбирая дороги, Авила бросился к шоссе.
Дождь мешал хорошенько разглядеть двух бегущих по автостраде мужчин. На губернатора и Августина не походили – не те размеры и стать. Джим Тайл поставил патрульную машину в сотне ярдов от дороги и потому не мог определить, сломана ли челюсть у длинного. Может, это просто местный пьяница в промокшем полосатом костюме.
Черный джип оставался у мотеля, и полицейский решил пока ничего не предпринимать.
Авила пробежал полмили и выдохся. На мосту «Чайный столик» он остановился и перегнулся пополам, хватая ртом воздух. Бывший инспектор голосовал проезжавшим машинам, но ни в одном ледяном сердце не нашлось места для грязного, слюнявого и окровавленного путешественника. Он страшно огорчился, когда в окне проскочившего «эйрстрима» увидел веснушчатую девчонку, которая его фотографировала.
Мир ополоумел, сокрушался Авила, если раненый человек становится развлечением для проезжающих.
Тем временем из-за дождевой завесы появился Щелкунчик и зашаркал по мосту, как оживший мертвец. Оружием он избрал ржавый шпиндель от брошенного трейлера «джетски».
Авила умоляюще вскинул руки:
– Будем считать, ничего не было, ладно?
– Стоять! – Щелкунчик покрепче ухватил шпиндель и занес над головой, как кувалду.
Авила отчаянно пискнул и бросился боком с моста. Он пролетел всего четырнадцать футов, но для человека, панически боящегося высоты, это было равносильно прыжку с четырнадцатого этажа. Авила даже поразился, что врезался в воду и уцелел.
Вода была теплой, но шел отлив. Авилу понесло в океан, и у него не было сил сопротивляться. Намокшая одежда тянула вниз, тогда он сбросил ботинки, брюки и сорвал рубашку. Скоро огни Морского шоссе скрылись в дождливой темноте. Лишь высоко в небе временами вспыхивали зарницы. Когда нечто твердое ткнулось Авиле в копчик, он решил, что это морда огромной белой акулы и настал его смертный час.
Но это был лишь кусок фанеры. Авила вцепился в него, как искалеченная лягушка, и подумал об иронии судьбы. Эту спасительную деревяшку могло сорвать с крыши, которую он за взятку не проверил. Или с ним так грубо шутит Чанго?
Авила дрейфовал всю ночь, проклиная ураган, принесший ему столько бед: садист, любивший пончики, Уитмарк и, конечно, Щелкунчик. К рассвету дождь прекратился, но солнце так и не выглянуло.
В полдень послышался шум двигателя. Высокая белая яхта сбросила ход в пределах слышимости, и Авила завопил о помощи. Он махал. Капитан и его клиенты в тропических нарядах помахали в ответ.
– Держись, амиго! – крикнул капитан, и яхта уплыла.
Через двадцать минут Авилу взял на борт катер береговой охраны. Ему дали сухую одежду, горячий кофе, накормили домашним чили. Благодарный Авила ел молча. Потом его отвели вниз, в маленькую каюту, где состоялась встреча с чиновником из Службы иммиграции и натурализации.
На ломаном испанском чиновник спросил Авилу, из какого кубинского порта он бежал. Авила рассмеялся и сказал, что живет в Майами.
– Как же вы оказались здесь в одном белье?
Авила объяснил: на него напал грабитель, и он прыгнул с моста в Исламораде.
– Говорите правду, – строго сказал чиновник. – Ясно же, что вы беженец. Откуда вы – из Гаваны, из Мариэля?
Авила хотел было спорить, но тут его озарило: это лучший способ избавиться от всех неприятностей. Что его ожидает в нынешней жизни? Неумолимая жена, пострадавшая теща, личное банкротство, гнев Уитмарка и, вероятно, уголовное обвинение.
– Что мне будет, если я признаюсь? – спросил Авила.
– Ничего. Вас обработают в Кроуме, а потом, скорее всего, отпустят.
– Если я политический беженец?
– Это обычная процедура.
– Si, – сказал Авила. – Yo soy balsero. Я беженец.
Чиновник вздохнул с таким облегчением, что Авила, как бывший госслужащий, понял, что избавил человека от груды писанины.
– Su nombre, роr favor?
– Хуан. Хуан Гомес. Из Гаваны.
– Чем занимались на Кубе?
– Я был строительным инспектором.
27
Они сидели в джипе – Эди с револьвером на переднем сиденье, Бонни прижалась к губернатору на заднем.
– А если он не вернется? – спросила Бонни.
Эди сама об этом думала. Надеясь, что так и будет. Проблема в том, что Щелкунчик унес чертовы ключи от машины.
– Вы сможете замкнуть зажигание? – спросила она человека в купальной шапочке.
– Это будет угон, – ответил тот.
От его голливудской улыбки брала оторопь.
– Почему вы не боитесь? – спросила Эди.
– Чего?
– Револьвера. Смерти. Вообще.
Бонни сказала, что зато у нее страху полные штаны. Дождь стихал. Никаких признаков Щелкунчика или Авилы. Эди не могла отвести взгляда от человека, назвавшегося Сцинком.
– В чем дело? – спросил он. – Моя шапочка?
Эди подняла револьвер.
– Вы бы могли отнять его у меня в любой момент, и вы это знаете.
– Может, мне не хочется.
Вот это и пугало. Какой смысл держать на мушке такого человека?
– Я тебя не обижу, – сказал Сцинк и опять улыбнулся.
Эди Марш просто млела от симпатичных морщинок у глаз. Она взглянула на Бонни:
– Кажется, я понимаю, что ты нашла в этом парне.
– Мы просто друзья.
– Да? Тогда, может, скажешь, что он задумал?
– Я не знаю, честно. Самой бы хотелось узнать.
Эди потряхивало, все чувства перепутались. Выходя из номера, где на попечении шлюх оставался мистер Стихлер, она кое-что мельком увидела по телевизору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Щелкунчик, отдуваясь, прихромал к Эди:
– Подержи револьвер, а я придушу эту сволочь!
Эди неохотно приняла оружие и наставила его на Бонни и Сцинка. Щелкунчик навалился на Авилу и, отдуваясь, принялся за избиение. Ощутимая боль удивила бывшего строительного инспектора. Когда же под кулаком Щелкунчика хрустнул его нос, Авила осознал все безрассудство надежды на божественное вмешательство. Вероятно, Чанго не простил ему несостоявшегося жертвоприношения коати.
Когда на его горле сомкнулись пальцы с грязными ногтями, Авила подсчитал весь серьезный урон: сломан нос, правая ляжка искромсана осколком бутылки, на левой руке незажившая после распятья дырка, распоротый козлом пах. А сейчас и дыхалку перекроют.
Хрен с ними, с семью тысячами! – подумал он. К едрене матери Гара Уитмарка! Рви когти!
Авила со всей силы саданул коленом Щелкунчику в промежность. У того дрогнули веки, но хватки на горле он не ослабил. Авила дважды повторил прием и все же добился желаемого результата: Щелкунчик застонал и завалился вбок. Авила с трудом поднялся, сделал три шага и, поскользнувшись, упал. Снова встал и услышал за спиной дыханье Щелкунчика. Не разбирая дороги, Авила бросился к шоссе.
Дождь мешал хорошенько разглядеть двух бегущих по автостраде мужчин. На губернатора и Августина не походили – не те размеры и стать. Джим Тайл поставил патрульную машину в сотне ярдов от дороги и потому не мог определить, сломана ли челюсть у длинного. Может, это просто местный пьяница в промокшем полосатом костюме.
Черный джип оставался у мотеля, и полицейский решил пока ничего не предпринимать.
Авила пробежал полмили и выдохся. На мосту «Чайный столик» он остановился и перегнулся пополам, хватая ртом воздух. Бывший инспектор голосовал проезжавшим машинам, но ни в одном ледяном сердце не нашлось места для грязного, слюнявого и окровавленного путешественника. Он страшно огорчился, когда в окне проскочившего «эйрстрима» увидел веснушчатую девчонку, которая его фотографировала.
Мир ополоумел, сокрушался Авила, если раненый человек становится развлечением для проезжающих.
Тем временем из-за дождевой завесы появился Щелкунчик и зашаркал по мосту, как оживший мертвец. Оружием он избрал ржавый шпиндель от брошенного трейлера «джетски».
Авила умоляюще вскинул руки:
– Будем считать, ничего не было, ладно?
– Стоять! – Щелкунчик покрепче ухватил шпиндель и занес над головой, как кувалду.
Авила отчаянно пискнул и бросился боком с моста. Он пролетел всего четырнадцать футов, но для человека, панически боящегося высоты, это было равносильно прыжку с четырнадцатого этажа. Авила даже поразился, что врезался в воду и уцелел.
Вода была теплой, но шел отлив. Авилу понесло в океан, и у него не было сил сопротивляться. Намокшая одежда тянула вниз, тогда он сбросил ботинки, брюки и сорвал рубашку. Скоро огни Морского шоссе скрылись в дождливой темноте. Лишь высоко в небе временами вспыхивали зарницы. Когда нечто твердое ткнулось Авиле в копчик, он решил, что это морда огромной белой акулы и настал его смертный час.
Но это был лишь кусок фанеры. Авила вцепился в него, как искалеченная лягушка, и подумал об иронии судьбы. Эту спасительную деревяшку могло сорвать с крыши, которую он за взятку не проверил. Или с ним так грубо шутит Чанго?
Авила дрейфовал всю ночь, проклиная ураган, принесший ему столько бед: садист, любивший пончики, Уитмарк и, конечно, Щелкунчик. К рассвету дождь прекратился, но солнце так и не выглянуло.
В полдень послышался шум двигателя. Высокая белая яхта сбросила ход в пределах слышимости, и Авила завопил о помощи. Он махал. Капитан и его клиенты в тропических нарядах помахали в ответ.
– Держись, амиго! – крикнул капитан, и яхта уплыла.
Через двадцать минут Авилу взял на борт катер береговой охраны. Ему дали сухую одежду, горячий кофе, накормили домашним чили. Благодарный Авила ел молча. Потом его отвели вниз, в маленькую каюту, где состоялась встреча с чиновником из Службы иммиграции и натурализации.
На ломаном испанском чиновник спросил Авилу, из какого кубинского порта он бежал. Авила рассмеялся и сказал, что живет в Майами.
– Как же вы оказались здесь в одном белье?
Авила объяснил: на него напал грабитель, и он прыгнул с моста в Исламораде.
– Говорите правду, – строго сказал чиновник. – Ясно же, что вы беженец. Откуда вы – из Гаваны, из Мариэля?
Авила хотел было спорить, но тут его озарило: это лучший способ избавиться от всех неприятностей. Что его ожидает в нынешней жизни? Неумолимая жена, пострадавшая теща, личное банкротство, гнев Уитмарка и, вероятно, уголовное обвинение.
– Что мне будет, если я признаюсь? – спросил Авила.
– Ничего. Вас обработают в Кроуме, а потом, скорее всего, отпустят.
– Если я политический беженец?
– Это обычная процедура.
– Si, – сказал Авила. – Yo soy balsero. Я беженец.
Чиновник вздохнул с таким облегчением, что Авила, как бывший госслужащий, понял, что избавил человека от груды писанины.
– Su nombre, роr favor?
– Хуан. Хуан Гомес. Из Гаваны.
– Чем занимались на Кубе?
– Я был строительным инспектором.
27
Они сидели в джипе – Эди с револьвером на переднем сиденье, Бонни прижалась к губернатору на заднем.
– А если он не вернется? – спросила Бонни.
Эди сама об этом думала. Надеясь, что так и будет. Проблема в том, что Щелкунчик унес чертовы ключи от машины.
– Вы сможете замкнуть зажигание? – спросила она человека в купальной шапочке.
– Это будет угон, – ответил тот.
От его голливудской улыбки брала оторопь.
– Почему вы не боитесь? – спросила Эди.
– Чего?
– Револьвера. Смерти. Вообще.
Бонни сказала, что зато у нее страху полные штаны. Дождь стихал. Никаких признаков Щелкунчика или Авилы. Эди не могла отвести взгляда от человека, назвавшегося Сцинком.
– В чем дело? – спросил он. – Моя шапочка?
Эди подняла револьвер.
– Вы бы могли отнять его у меня в любой момент, и вы это знаете.
– Может, мне не хочется.
Вот это и пугало. Какой смысл держать на мушке такого человека?
– Я тебя не обижу, – сказал Сцинк и опять улыбнулся.
Эди Марш просто млела от симпатичных морщинок у глаз. Она взглянула на Бонни:
– Кажется, я понимаю, что ты нашла в этом парне.
– Мы просто друзья.
– Да? Тогда, может, скажешь, что он задумал?
– Я не знаю, честно. Самой бы хотелось узнать.
Эди потряхивало, все чувства перепутались. Выходя из номера, где на попечении шлюх оставался мистер Стихлер, она кое-что мельком увидела по телевизору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93