Ноги тонули в персидских коврах – правда, сапоги Гарнера оставляли на них грязные следы, но два его камердинера мгновенно бросались счищать их. Камин из коринфского мрамора, несколько тяжелых серебряных подсвечников, сам воздух, напоенный ароматами экзотических пряностей и благовоний, – все это вызывало у Гарнера горделивую улыбку. Он перевел взгляд на облаченную в шелк фигурку, раскинувшуюся на подушках.
Закрыв за собой дверь, он вошел в комнату и направился к кровати. С кривоватой улыбкой он приподнял с плеча девушки длинный локон и пропустил его между пальцев. Она не шевельнулась.
Гамильтон потянул к себе прядь волос, заставляя девушку повернуться к нему.
– Какой радушный прием! – укоризненно произнес он. – Можно подумать, ты не рада меня видеть.
– Я прямо вне себя от радости, – процедила она сквозь зубы и дернула головой.
Гарнер не стал торопиться. Дождавшись, когда обитательница комнаты склонится над коробкой конфет, он схватил ее за волосы и дернул к себе с такой силой, что конфеты разлетелись по постели, а девушка взвизгнула от боли. Гарнер жадно прильнул к ее губам, грубо сгреб тонкий шелк и разорвал легкое платье от ворота до колен одним резким движением. Замысловатое ругательство сорвалось с полных надутых губ, девушка замолотила кулачками по груди Гарнера.
Он только расхохотался и схватил ее за запястье, не дожидаясь, когда она вопьется острыми ногтями ему в лицо и в шею.
– О милая моя Мэгги! Как приятно видеть тебя в таком чудесном настроении!
– Отпусти меня, ублюдок! – шипела девушка. – Не надейся, что сегодня ночью я подпущу тебя к себе! Этому не бывать, так и знай!
Гарнер снова засмеялся и заломил ей руки за спину. Наклонившись, он прижался губами к обнаженной груди девушки и ничуть не удивился, почувствовав, что маленький сосок твердеет при первых же прикосновениях языка.
Вот и еще одно преимущество фавора, насмешливо подумал он. Весь Эдинбург принадлежит ему, он может выбрать любую женщину, будь она потаскухой, молочницей или дамой. Эта дикарка досталась ему несколько недель назад и поначалу напоминала дикую кошку, но ее укрощение показалось майору игрой, достойной свеч. Ей дал весьма лестные рекомендации сам полковник Патнем, который проиграл ее в кости, а потом еще долго и тщетно пытался выкупить обратно. Заинтригованный, Гарнер оставил девушку себе и с тех пор не выпускал из постели.
Мэгги Макларен была уроженкой Шотландии, поэтому никогда не сдавалась без боя. Но как только майор «завоевывал» ее, она так охотно демонстрировала свои разнообразные таланты, что утром он всякий раз оставлял ей на столике у постели очередной подарок.
Усмехаясь и не отпуская грудь пленницы, Гарнер толкнул ее на кровать, проворно расстегнул бриджи и лег между ног. Стон вырвался у него сам собой: внутри она была горячей, скользкой и тугой, как кожаная перчатка. Как обычно, Мэгги поначалу сопротивлялась, пыталась оттолкнуть его, ее волосы разметались, зубы обнажились, ноги молотили воздух и упирались в матрас. Но внезапно ее проклятия сменились стонами, а попытки оттолкнуть майора – крепкими объятиями и резкими движениями бедер. Он отпустил ее руки, и она обняла его за плечи, извиваясь так неистово, что оба чуть не свалились с постели.
Порой Гамильтону казалось, что Мэгги никогда не отпустит его. Она обвивала его длинными сильными ногами, подталкивая, заставляя погружаться все глубже, торопя приближение экстаза. Когда же наконец все было кончено, Гамильтон безвольно упал на кровать рядом с ней, то и дело вздрагивая. Пот градом катился с его лба, капая на атласное покрывало, парик слетел с головы и упал в опасной близости от горящей свечи.
– Слава Богу, что мятежники не додумались воспользоваться тобой как оружием, – пробормотал он. – Иначе сейчас они бы уже праздновали победу.
Мэгги села на постели и нахмурилась, разглядывая следы, оставленные на ее теле медными пуговицами, пряжками ремней и жесткой тканью мундира Гарнера. Ее груди, которые могли бы стать предметом мечтаний любого мужчины, раскраснелись, как мундир Гамильтона, бедра изнутри порозовели, кожу на них саднило. Но девушка решила, что все эти неудобства стоят минутной власти над любовником-англичанином. Тщеславный, самолюбивый и -надменный, он был чрезвычайно опасен.
Рослый, гибкий красавец офицер с льняными волосами ежедневно упражнялся со шпагой, поддерживая безупречную форму. При малейшем намеке на оскорбление он вызывал товарищей на дуэль – чтобы стать его противником, было достаточно обвинить в трусости Тринадцатый драгунский полк, в котором он прежде служил. Сразу после позорного бегства с моста Колтс-Бридж Гарнер приказал расстрелять двух младших офицеров за трусость и повесить двадцать рядовых в назидание остальным. В битве при Престонпансе полк Гарнера удирал с поля боя вместе с отрядом генерала Коупа, и тот мудро заметил, что расстреливать и вешать солдат – значит радовать врагов.
С женщинами Гарнер неизменно был холоден и высокомерен. Он оказался неплохим любовником – не самым лучшим из любовников Мэгги, но вполне сносным.
– Если говорить о твоем оружии, англичанин, – сардонически процедила она, глядя на обмякший кусок плоти, свисающий из расстегнутых бриджей майора, – то я предпочла бы своих соплеменников.
Нефритово-зеленые глаза медленно открылись.
– Послушай, плутовка, рано или поздно я решу, что у тебя слишком острый язычок.
– Ведь меня слышишь только ты, – со смехом напомнила она. – О чем же тревожиться?
Гарнер уставился на ее влажные припухшие губы, затем позволил себе улыбнуться. До недавнего времени он не интересовался прошлым пленницы – ему было достаточно знать, что она шотландка и бесподобна в постели. Выиграв ее в кости, Гарнер избавился от необходимости пускать в ход свои чары. Но если большинство женщин быстро становились его покорными рабынями и так же быстро надоедали ему, то Мэгги Макларен оказалась исключением. Только одна женщина в мире могла бы сравниться с ней. Кэтрин Эшбрук Гарнер считал олицетворением страсти и желания, они сквозили в каждом ее взгляде, в каждом движении стройного белого тела. Но она держалась надменно, всем видом показывая, что до Гарнера ей нет никакого дела.
Представив себе, как он падает мертвым или раненым к ее ногам, Гамильтон нахмурился. Богатая, утонченная, избалованная и прекрасная Кэтрин Эшбрук чуть было не удостоилась предложения его руки и сердца. Но она выставила его на посмешище, стравила его со своим любовником и отдалась победителю. Унижение, которое он испытал, проиграв поединок с Монтгомери, не шло ни в какое сравнение с позором, который он с трудом пережил, узнав, что Кэтрин и не думает расторгать свой брак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Закрыв за собой дверь, он вошел в комнату и направился к кровати. С кривоватой улыбкой он приподнял с плеча девушки длинный локон и пропустил его между пальцев. Она не шевельнулась.
Гамильтон потянул к себе прядь волос, заставляя девушку повернуться к нему.
– Какой радушный прием! – укоризненно произнес он. – Можно подумать, ты не рада меня видеть.
– Я прямо вне себя от радости, – процедила она сквозь зубы и дернула головой.
Гарнер не стал торопиться. Дождавшись, когда обитательница комнаты склонится над коробкой конфет, он схватил ее за волосы и дернул к себе с такой силой, что конфеты разлетелись по постели, а девушка взвизгнула от боли. Гарнер жадно прильнул к ее губам, грубо сгреб тонкий шелк и разорвал легкое платье от ворота до колен одним резким движением. Замысловатое ругательство сорвалось с полных надутых губ, девушка замолотила кулачками по груди Гарнера.
Он только расхохотался и схватил ее за запястье, не дожидаясь, когда она вопьется острыми ногтями ему в лицо и в шею.
– О милая моя Мэгги! Как приятно видеть тебя в таком чудесном настроении!
– Отпусти меня, ублюдок! – шипела девушка. – Не надейся, что сегодня ночью я подпущу тебя к себе! Этому не бывать, так и знай!
Гарнер снова засмеялся и заломил ей руки за спину. Наклонившись, он прижался губами к обнаженной груди девушки и ничуть не удивился, почувствовав, что маленький сосок твердеет при первых же прикосновениях языка.
Вот и еще одно преимущество фавора, насмешливо подумал он. Весь Эдинбург принадлежит ему, он может выбрать любую женщину, будь она потаскухой, молочницей или дамой. Эта дикарка досталась ему несколько недель назад и поначалу напоминала дикую кошку, но ее укрощение показалось майору игрой, достойной свеч. Ей дал весьма лестные рекомендации сам полковник Патнем, который проиграл ее в кости, а потом еще долго и тщетно пытался выкупить обратно. Заинтригованный, Гарнер оставил девушку себе и с тех пор не выпускал из постели.
Мэгги Макларен была уроженкой Шотландии, поэтому никогда не сдавалась без боя. Но как только майор «завоевывал» ее, она так охотно демонстрировала свои разнообразные таланты, что утром он всякий раз оставлял ей на столике у постели очередной подарок.
Усмехаясь и не отпуская грудь пленницы, Гарнер толкнул ее на кровать, проворно расстегнул бриджи и лег между ног. Стон вырвался у него сам собой: внутри она была горячей, скользкой и тугой, как кожаная перчатка. Как обычно, Мэгги поначалу сопротивлялась, пыталась оттолкнуть его, ее волосы разметались, зубы обнажились, ноги молотили воздух и упирались в матрас. Но внезапно ее проклятия сменились стонами, а попытки оттолкнуть майора – крепкими объятиями и резкими движениями бедер. Он отпустил ее руки, и она обняла его за плечи, извиваясь так неистово, что оба чуть не свалились с постели.
Порой Гамильтону казалось, что Мэгги никогда не отпустит его. Она обвивала его длинными сильными ногами, подталкивая, заставляя погружаться все глубже, торопя приближение экстаза. Когда же наконец все было кончено, Гамильтон безвольно упал на кровать рядом с ней, то и дело вздрагивая. Пот градом катился с его лба, капая на атласное покрывало, парик слетел с головы и упал в опасной близости от горящей свечи.
– Слава Богу, что мятежники не додумались воспользоваться тобой как оружием, – пробормотал он. – Иначе сейчас они бы уже праздновали победу.
Мэгги села на постели и нахмурилась, разглядывая следы, оставленные на ее теле медными пуговицами, пряжками ремней и жесткой тканью мундира Гарнера. Ее груди, которые могли бы стать предметом мечтаний любого мужчины, раскраснелись, как мундир Гамильтона, бедра изнутри порозовели, кожу на них саднило. Но девушка решила, что все эти неудобства стоят минутной власти над любовником-англичанином. Тщеславный, самолюбивый и -надменный, он был чрезвычайно опасен.
Рослый, гибкий красавец офицер с льняными волосами ежедневно упражнялся со шпагой, поддерживая безупречную форму. При малейшем намеке на оскорбление он вызывал товарищей на дуэль – чтобы стать его противником, было достаточно обвинить в трусости Тринадцатый драгунский полк, в котором он прежде служил. Сразу после позорного бегства с моста Колтс-Бридж Гарнер приказал расстрелять двух младших офицеров за трусость и повесить двадцать рядовых в назидание остальным. В битве при Престонпансе полк Гарнера удирал с поля боя вместе с отрядом генерала Коупа, и тот мудро заметил, что расстреливать и вешать солдат – значит радовать врагов.
С женщинами Гарнер неизменно был холоден и высокомерен. Он оказался неплохим любовником – не самым лучшим из любовников Мэгги, но вполне сносным.
– Если говорить о твоем оружии, англичанин, – сардонически процедила она, глядя на обмякший кусок плоти, свисающий из расстегнутых бриджей майора, – то я предпочла бы своих соплеменников.
Нефритово-зеленые глаза медленно открылись.
– Послушай, плутовка, рано или поздно я решу, что у тебя слишком острый язычок.
– Ведь меня слышишь только ты, – со смехом напомнила она. – О чем же тревожиться?
Гарнер уставился на ее влажные припухшие губы, затем позволил себе улыбнуться. До недавнего времени он не интересовался прошлым пленницы – ему было достаточно знать, что она шотландка и бесподобна в постели. Выиграв ее в кости, Гарнер избавился от необходимости пускать в ход свои чары. Но если большинство женщин быстро становились его покорными рабынями и так же быстро надоедали ему, то Мэгги Макларен оказалась исключением. Только одна женщина в мире могла бы сравниться с ней. Кэтрин Эшбрук Гарнер считал олицетворением страсти и желания, они сквозили в каждом ее взгляде, в каждом движении стройного белого тела. Но она держалась надменно, всем видом показывая, что до Гарнера ей нет никакого дела.
Представив себе, как он падает мертвым или раненым к ее ногам, Гамильтон нахмурился. Богатая, утонченная, избалованная и прекрасная Кэтрин Эшбрук чуть было не удостоилась предложения его руки и сердца. Но она выставила его на посмешище, стравила его со своим любовником и отдалась победителю. Унижение, которое он испытал, проиграв поединок с Монтгомери, не шло ни в какое сравнение с позором, который он с трудом пережил, узнав, что Кэтрин и не думает расторгать свой брак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122