А Блэкхит, отказавшись злиться, несмотря на все ее укусы, и бросавший на нее долгие страстные взгляды, был, казалось, полон решимости пробить брешь в ее обороне, как полководец при осаде города.
Она мысленно повторяла его слова: «Вы намерены доказать, что брак — это непереносимое мучение. Если брак разрушится, то только из-за вас — не из-за меня».
Ее вдруг охватило чувство вины, окончательно прогнавшее злость, которую Эва уже не могла удерживать в себе. Может, Блэкхит прав? Она разрушитель собственного счастья?
«Но я не смею верить ему. Я не смею верить ни одному мужчине! Как это возможно после того, как Жак поступил со мной? После того, как папа поступил с мамой?»
На десерт подали блюдо с превосходным сыром: стилтон, чеддер и чешир, украшенные ветками сельдерея и орехами. Слуги внесли еще две сияющие серебряные чаши. В одной были испанские апельсины, а в другой — блестящие красные вишни. Блэкхит отпустил слуг, взял маленький нож и принялся чистить апельсин.
Эва не могла не смотреть на его руки, оттененные изящными белыми кружевами. Она наблюдала, как они ловко чистили апельсин, снимая плотную кожуру. Это были красивые, ловкие руки. Опасные, властные, чувственные. Ее желание отдаться Блэкхиту, видимо, читалось в глазах, так как он поднял голову, поймал ее взгляд и с ленивой улыбкой положил нежную дольку апельсина ей на тарелку.
Она положила руку на живот.
— О, пожалуйста, Блэкхит, я не могу больше есть.
— Моя дорогая жена, вы едва проглотили крошку за весь вечер. Вам неможется?
— Нет. Просто…
Она не смогла закончить фразу, но краска, залившая ее щеки, и попытка избежать его взгляда, видимо, рассказали все, что ему нужно было знать.
Его губы приоткрылись, и он положил себе в рот дольку апельсина.
— …это не я, — закончила она грустно.
— Понимаю. — Он выбрал из чаши вишню и, держа ее в пальцах, посмотрел на Эву. — Видимо, вам пора в кровать.
— Видимо, вы правы. Ведь, — она игриво улыбнулась, — вы всегда правы.
— Гм-м. Рад, что вы в конце концов признали это.
Она нервно рассмеялась. Герцог положил вишню на место. Потом он встал, высокий, мощный, элегантный в бархатном камзоле цвета индиго. Эве стало жарко. По спине побежали мурашки. «Что ты делаешь?» — закричал ее внутренний голос. Но она прекрасно знала, что делает, и в этот момент у нее не было никакого желания вновь вызывать в себе злость, которую безупречная учтивость Блэкхита изгнала из ее сердца.
Может, она и вправду зря противится? Что ж, тогда она будет смелой. Она отбросит свою злость, и будь что будет. Она не станет обращать внимания на зыбкое ощущение уязвимости, на опыт, зажмет в кулак собственную гордость, которая гневно протестует против этой слабости не только ее тела, но и разума. Да, она не станет обращать внимания на все это и просто… отдастся во власть чувств.
И она на самом деле начала прислушиваться к тому, что чувствовала. Нарастающая истома между ног… пощипывание в сосках… напрягшийся живот…
Он стоял прямо над ней. Эва ощущала жар его тела, он жег ее сквозь одежду.
Он положил руку ей на плечо.
Опасно красивую руку, наблюдение за которой так увлекало ее еще минуту назад.
Эва застыла, не смея даже пошевелиться, ее дыхание замедлилось и стало едва уловимым.
Она почувствовала тепло, которое разливалось по телу от лежащей у нее на плече властной руки. Пышные белые кружева нежно щекотали ей шею.
«Я хочу этого. Я хочу его. Зачем бороться с тем, что не несет вреда никому из нас, не сделает ничего плохого мне до тех пор, пока я не отдам ему своего сердца?»
«Не отдавай ему своего сердца — это было страшной ошибкой, которую ты допустила в прошлом. Отдай ему свое тело… он не сможет с ним ничего сделать. Но никогда не отдавай ему своего сердца».
Эва прижалась щекой к мягкому бархату и кружевам у него на запястье, а рука накрыла его руку, прижимая к своему горячему телу.
И тут же эти ловкие пальцы спустились ниже и принялись лениво теребить краешек лифа на ее платье.
Оставаясь совершенно неподвижной, она скосила глаза вниз и наблюдала за его рукой… за большим пальцем, который описывал небольшие круги по ее молочно-белой коже. Кончики его пальцев проводили по краешку лифа. Он еще немного опустил руку, его указательный и средний пальцы скользнули в теплую впадину между грудей, большой палец теперь ласкал выпуклость ее левой груди.
Эва со вздохом закрыла глаза. Она буквально таяла, охваченная томной расслабленностью, растущим желанием отдаться мужчине, который стал ее мужем. Рука поднялась к ее подбородку, приподняла ее голову, пока ее глаза не встретились с его черными-черными глазами, в которых горело желание.
Она вздохнула и потянулась к нему губами.
Он тут же припал к ним, его язык скользнул между ее губ, рука по-прежнему придерживала подбородок. Она почувствовала, что его большой палец гладит ее щеку. Чувствовала тепло его дыхания на своей коже. Ощущала на кончике его языка кисловатый привкус апельсина.
Люсьен медленно отстранился от нее, его рука все еще придерживала ее подбородок. Открыв глаза, она посмотрела на него.
— Думаю, время ложиться в постельку, — тихо сказал он. Ей не хватило воздуха, чтобы ответить. Он убрал руку и отошел от стула, чтобы позволить ей встать.
Ошеломленная от охвативших ее ощущений, Эва взяла предложенную им руку и привстала, но ноги стали тяжелыми, словно налились свинцом. Спустя мгновение она была уже на руках Блэкхита. Его сердце стучало прямо у нее под ухом.
Она обвила руками его шею.
Он помедлил лишь для того, чтобы захватить со стола серебряную чашу с вишнями.
Эва ощущала себя совершенно беспомощной, бессильной в его объятиях. Она закрыла глаза, наслаждаясь, страшась водоворота ощущений.
Он нес ее по лестнице, сильный, молчаливый победитель в ожидании награды за победу в сражении. Он ни разу не пошатнулся. Его руки были словно железные прутья решетки, из-за которой ей совсем не хотелось бежать.
«Я хочу быть с ним. О Боже, как я хочу быть с ним!» Он распахнул дверь спальни, захлопнул ее за собой и понес Эву мимо пылающего камина, мимо мебели из красного дерева, блестящей в свете канделябра, установленного на высоком комоде, к огромной кровати под балдахином из синей и золотой парчи.
Он уложил ее на кровать. Поставил чашу с вишнями на прикроватный столик и рядом установил канделябр. Эва, не в силах произнести ни слова, посмотрела в его смуглое лицо, она не могла найти сил, чтобы даже пошевелить рукой, чувствовала, словно вот-вот просто растает на матрасе.
Она с вожделением следила, как он медленно развязывал галстук и расстегивал пуговицы на бархатном камзоле. Его непроницаемые черные глаза страстно скользили по ее телу, вызывая жар везде, куда падал их взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Она мысленно повторяла его слова: «Вы намерены доказать, что брак — это непереносимое мучение. Если брак разрушится, то только из-за вас — не из-за меня».
Ее вдруг охватило чувство вины, окончательно прогнавшее злость, которую Эва уже не могла удерживать в себе. Может, Блэкхит прав? Она разрушитель собственного счастья?
«Но я не смею верить ему. Я не смею верить ни одному мужчине! Как это возможно после того, как Жак поступил со мной? После того, как папа поступил с мамой?»
На десерт подали блюдо с превосходным сыром: стилтон, чеддер и чешир, украшенные ветками сельдерея и орехами. Слуги внесли еще две сияющие серебряные чаши. В одной были испанские апельсины, а в другой — блестящие красные вишни. Блэкхит отпустил слуг, взял маленький нож и принялся чистить апельсин.
Эва не могла не смотреть на его руки, оттененные изящными белыми кружевами. Она наблюдала, как они ловко чистили апельсин, снимая плотную кожуру. Это были красивые, ловкие руки. Опасные, властные, чувственные. Ее желание отдаться Блэкхиту, видимо, читалось в глазах, так как он поднял голову, поймал ее взгляд и с ленивой улыбкой положил нежную дольку апельсина ей на тарелку.
Она положила руку на живот.
— О, пожалуйста, Блэкхит, я не могу больше есть.
— Моя дорогая жена, вы едва проглотили крошку за весь вечер. Вам неможется?
— Нет. Просто…
Она не смогла закончить фразу, но краска, залившая ее щеки, и попытка избежать его взгляда, видимо, рассказали все, что ему нужно было знать.
Его губы приоткрылись, и он положил себе в рот дольку апельсина.
— …это не я, — закончила она грустно.
— Понимаю. — Он выбрал из чаши вишню и, держа ее в пальцах, посмотрел на Эву. — Видимо, вам пора в кровать.
— Видимо, вы правы. Ведь, — она игриво улыбнулась, — вы всегда правы.
— Гм-м. Рад, что вы в конце концов признали это.
Она нервно рассмеялась. Герцог положил вишню на место. Потом он встал, высокий, мощный, элегантный в бархатном камзоле цвета индиго. Эве стало жарко. По спине побежали мурашки. «Что ты делаешь?» — закричал ее внутренний голос. Но она прекрасно знала, что делает, и в этот момент у нее не было никакого желания вновь вызывать в себе злость, которую безупречная учтивость Блэкхита изгнала из ее сердца.
Может, она и вправду зря противится? Что ж, тогда она будет смелой. Она отбросит свою злость, и будь что будет. Она не станет обращать внимания на зыбкое ощущение уязвимости, на опыт, зажмет в кулак собственную гордость, которая гневно протестует против этой слабости не только ее тела, но и разума. Да, она не станет обращать внимания на все это и просто… отдастся во власть чувств.
И она на самом деле начала прислушиваться к тому, что чувствовала. Нарастающая истома между ног… пощипывание в сосках… напрягшийся живот…
Он стоял прямо над ней. Эва ощущала жар его тела, он жег ее сквозь одежду.
Он положил руку ей на плечо.
Опасно красивую руку, наблюдение за которой так увлекало ее еще минуту назад.
Эва застыла, не смея даже пошевелиться, ее дыхание замедлилось и стало едва уловимым.
Она почувствовала тепло, которое разливалось по телу от лежащей у нее на плече властной руки. Пышные белые кружева нежно щекотали ей шею.
«Я хочу этого. Я хочу его. Зачем бороться с тем, что не несет вреда никому из нас, не сделает ничего плохого мне до тех пор, пока я не отдам ему своего сердца?»
«Не отдавай ему своего сердца — это было страшной ошибкой, которую ты допустила в прошлом. Отдай ему свое тело… он не сможет с ним ничего сделать. Но никогда не отдавай ему своего сердца».
Эва прижалась щекой к мягкому бархату и кружевам у него на запястье, а рука накрыла его руку, прижимая к своему горячему телу.
И тут же эти ловкие пальцы спустились ниже и принялись лениво теребить краешек лифа на ее платье.
Оставаясь совершенно неподвижной, она скосила глаза вниз и наблюдала за его рукой… за большим пальцем, который описывал небольшие круги по ее молочно-белой коже. Кончики его пальцев проводили по краешку лифа. Он еще немного опустил руку, его указательный и средний пальцы скользнули в теплую впадину между грудей, большой палец теперь ласкал выпуклость ее левой груди.
Эва со вздохом закрыла глаза. Она буквально таяла, охваченная томной расслабленностью, растущим желанием отдаться мужчине, который стал ее мужем. Рука поднялась к ее подбородку, приподняла ее голову, пока ее глаза не встретились с его черными-черными глазами, в которых горело желание.
Она вздохнула и потянулась к нему губами.
Он тут же припал к ним, его язык скользнул между ее губ, рука по-прежнему придерживала подбородок. Она почувствовала, что его большой палец гладит ее щеку. Чувствовала тепло его дыхания на своей коже. Ощущала на кончике его языка кисловатый привкус апельсина.
Люсьен медленно отстранился от нее, его рука все еще придерживала ее подбородок. Открыв глаза, она посмотрела на него.
— Думаю, время ложиться в постельку, — тихо сказал он. Ей не хватило воздуха, чтобы ответить. Он убрал руку и отошел от стула, чтобы позволить ей встать.
Ошеломленная от охвативших ее ощущений, Эва взяла предложенную им руку и привстала, но ноги стали тяжелыми, словно налились свинцом. Спустя мгновение она была уже на руках Блэкхита. Его сердце стучало прямо у нее под ухом.
Она обвила руками его шею.
Он помедлил лишь для того, чтобы захватить со стола серебряную чашу с вишнями.
Эва ощущала себя совершенно беспомощной, бессильной в его объятиях. Она закрыла глаза, наслаждаясь, страшась водоворота ощущений.
Он нес ее по лестнице, сильный, молчаливый победитель в ожидании награды за победу в сражении. Он ни разу не пошатнулся. Его руки были словно железные прутья решетки, из-за которой ей совсем не хотелось бежать.
«Я хочу быть с ним. О Боже, как я хочу быть с ним!» Он распахнул дверь спальни, захлопнул ее за собой и понес Эву мимо пылающего камина, мимо мебели из красного дерева, блестящей в свете канделябра, установленного на высоком комоде, к огромной кровати под балдахином из синей и золотой парчи.
Он уложил ее на кровать. Поставил чашу с вишнями на прикроватный столик и рядом установил канделябр. Эва, не в силах произнести ни слова, посмотрела в его смуглое лицо, она не могла найти сил, чтобы даже пошевелить рукой, чувствовала, словно вот-вот просто растает на матрасе.
Она с вожделением следила, как он медленно развязывал галстук и расстегивал пуговицы на бархатном камзоле. Его непроницаемые черные глаза страстно скользили по ее телу, вызывая жар везде, куда падал их взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69