Ему тепло. Удобно. Он сделал глоток. А как ей? Тепло ли ей, удобно ли там, в зимней тьме? Как там она?
Люсьен нахмурился. Что-то в этом не так. Она его жена. Его герцогиня. Ей не место среди дождя и снега, когда он сидит в сонном, одуряющем тумане.
«Посмотри, до чего она тебя довела.
Посмотри на себя, упивающегося собственным ничтожеством. Почему ты не едешь за ней? Не вернешь домой, где ее место? Это твой долг».
Долг, долг, долг. Всегда долг. Но, черт возьми, это его первая обязанность. Долг. Жена.
Он поднялся на ноги, чувствуя себя словно ватная кукла. В доме тишина. Благодарение Богу, что мебель помогает удержаться на ногах. Он, пошатываясь, вышел в прихожую, вспоминая, как она стояла здесь перед ним час… два?.. три?.. тому назад. Он мог бы еще перехватить ее. Она будет в трактире. Он догонит ее и вернет домой.
Люсьен открыл дверь, придерживаясь за нее, и неверной походкой вышел во двор. Поскользнулся и упал, порезав руку. С трудом поднялся. Шел редкий снег. Спотыкаясь и скользя, Люсьен направился к подъездной дорожке.
Тонкая рубашка не спасала от холода. Туфли промокли. Снег таял на его лице. Но коньяк притуплял все эти ощущения. Он склонил голову и все внимание сконцентрировал на перестановке ног: шаг — другой, шаг — другой, — бредя со странной, непонятной целью по темной, пустой дороге в деревню.
Эва, Эва. Разве она не понимает, разве ей безразлично, что он настолько одурманен ею, что она сделала его таким несчастным? Шаг, другой. Теперь шаги стали тверже. Воз дух, движение, холод, концентрация внимания… Туман, который заволакивал сознание, стал рассеиваться, и сквозь него начали проступать ясные мысли.
Ясные мысли принесли одну боль.
Чертовски холодно. Нужно было захватить пальто. Почему он этого не сделал? Вдруг он заметил, что почва под хрустящим снегом стала другой. Мост, который переброшен через узкий заливчик. Он схватился за поручень и перебрался на другую сторону.
Ветер стих, и хотя вдали еще было слышно бушующее море, все вокруг было объято зловещей тишиной бесконечной и одинокой ночи.
Откуда-то сзади на дороге донеслись стук копыт, перекликающиеся голоса. Странно знакомые голоса.
«Нельзя возвращаться домой и изображать из себя хозяина, пока не вернешь жену», — сказал себе Люсьен.
Он упрямо двигался вперед, глядя на снег под ногами, дыхание вырывалось в морозный воздух. Море уже совсем близко. Он чувствовал его запах. Вкус. Слышал его гул.
Внезапно из темноты появилась фигура человека, ведущего пару лошадей.
— Ваша светлость!
Голос был почти неразличим на таком расстоянии из-за налетающих порывов ветра, но Люсьен узнал его. Ротуэлл. Тревога прогнала опьянение.
— Ваша светлость! — Конюх бежал ему навстречу, скользя по льду, лошади прибавили шаг. Люсьен тряхнул головой, прогоняя остатки хмеля, и поспешил вперед. Ротуэлл. Карета. Эва. — Ваша светлость, случилась авария… Я пытался ей помочь, но не мог…
Люсьен совершенно протрезвел. Его голова стала ясней, чем когда бы то ни было в жизни.
— Где она? Что произошло? — закричал он.
— Карета перевернулась, — задыхаясь, проговорил конюх. — Она хотела спрыгнуть… упала… с обрыва…
— С обрыва?
Люсьен пошатнулся, на мгновение перед, глазами потемнело.
— Я как раз бежал звать вас, ваша светлость… думал, что вы придумаете, что делать… Она лежит на середине склона, сразу за Тавертонским поворотом… я пытался добраться до нее, но она… — Речь мужчины перешла в рыдание. — Она не отзывается.
Люсьен схватил слугу за плечи.
— Слушай меня. От этого может зависеть жизнь герцогини! Немедленно возвращайся домой и подними всех. Приведи столько людей, сколько сможешь собрать, пусть захватят одеяла, лошадей и другую карету. Пошли кого-нибудь в деревню за доктором, и поторопись. Ну же, шевелись, парень!
О Господи! Люсьен бросился туда, откуда только что пришел Ротуэлл. Тавертонский поворот. О Боже, если она упала там…
Он бежал, каждый вдох холодного воздуха обжигал ему легкие, всякая мысль, появлявшаяся в голове, заставляла его прибавить скорости, найти в себе силы. Эва. О милостивый Боже, он должен добраться до Эвы…
Впереди замаячил поворот дороги, которая здесь проходила в опасной близости к обрыву. Сквозь тьму Люсьен различил карету, которая по-прежнему лежала на боку, снег уже заметал перепутанную кучу сбруи поблизости. Люсьен подошел к обрыву и заглянул вниз…
Эва лежала на камнях, как сломанная кукла, снег уже прикрыл ее тело.
— Эва! Эва, отзовись! — что есть силы закричал Люсьен.
Снег крутил поземку вокруг нее. Она не пошевелилась, не подняла головы, не издала ни звука. Она, должно быть, мертва.
Его сердце сжалось. Перехватило горло. Он повернулся к перевернутой карете, к валяющейся сбруе, и, только наклонившись и начав распутывать ее, он понял, что влага, которую он ощущал на щеках, была слезами.
«Я убил ее». Его бесчувственные, замерзшие пальцы развязывали один узел, второй. «Я убил ее, и ребенка вместе с ней. Она была права. Я ничему не научился. Стремясь контролировать других, я потерял любовь сестры, а теперь и жену». Он связал два ремня, отстегнул еще одну часть сбруи и привязал к первому куску. «Я убил ее… О, Эва, наконец ты освободилась от меня. Освободилась навсегда».
Люсьен яростно смахнул слезы. Упряжь теперь была разобрана на части, ремни с трудом поддавались его окостеневшим пальцам. Кусок за куском он вытягивал ременные веревки, связывал их друг с другом и в конце концов получил веревку нужной длины. Он отнес ее на край обрыва, готовя себя к выполнению долга перед своей герцогиней, который заключался в том, чтобы привезти ее тело домой.
Люсьен привязал один конец веревки к дереву, обмотал другой вокруг запястья и начал опасный спуск.
Он не давал воли чувствам. Он не боялся, хотя понимал, что достаточно один раз поскользнуться, оступиться — и смерть. Он убил ее. Жизнь ничего не стоит без нее. Ему нечего бояться.
Люсьен медленно спускался с обрыва, осторожно ставя ногу на каждый уступ. Далеко внизу бушевало, кипело море, белой пеной отскакивая от скал.
Он почти добрался до места. Из-под ног срывались камни и куски льда и скатывались вниз, некоторые из них ударялись о неподвижную, завернутую в плащ фигурку и, отскакивая от нее, продолжали свой бег в сторону моря. Люсьен морщился каждый раз, когда камень ударялся о неподвижное тело Эвы, хотя понимал, что она этого не чувствует.
Еще восемь футов — и он доберется до нее.
Еще шесть…
Люсьен поскользнулся, боль пронзила ногу, и на мгновение он повис на кожаной веревке.
Он посмотрел вниз и увидел, чего стоило ему падение. Чулок пропитался кровью. Люсьен приказал себе не чувствовать боли. Это ничто по сравнению с мукой, которая терзала его сердце.
Он продолжал спускаться, ругаясь, так как нога совершенно не слушалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69