Должно быть, он вывихнул ее. Или сломал. Нога его больше не волновала. Единственное, что его занимало в этот момент, — добраться до Эвы.
Люсьен спускался последние несколько футов на одной ноге, осторожно пробуя выступ, на котором она лежала, чтобы убедиться, что каменная терраса выдержит его вес. Тогда и только тогда он глубоко вздохнул и с бесстрастным лицом наклонился над холодным, окоченевшим телом своей мертвой жены.
Он подсунул свободную руку под нее, такую хрупкую, такую маленькую в смерти, и притянул ее к себе. Ее голова упала ему на плечо. Порыв ветра бросил волосы Эвы ему в лицо, окутав до боли знакомым запахом. Эва. О, Эва… Минуту, которая показалась вечностью, он прижимал ее к себе, зажмурившись от рвущей душу боли, слезы душили его. Хорошо бы сейчас просто отпустить веревку и сдаться, так как больше терять ему нечего. Все, что можно, он уже потерял.
Потерял из-за собственного высокомерия. Он хрипло вздохнул и поднял лицо навстречу падающему снегу. Он не мог позволить себе избрать простой выход. Он должен привезти ее домой. Она — герцогиня Блэкхит. Она заслуживает большего — он проглотил возникший в горле болезненный комок, — гораздо большего…
Обвязав конец кожаного ремня вокруг ее тела, чтобы прикрепить ее к себе, Люсьен начал медленный, страшный подъем обратно к дороге. Ветер бил ему в спину. Пальцы немели, снег и лед тормозили движение, а на раненую ногу нельзя было наступить. Тогда он стал опираться на колено, перенося основную тяжесть тела на здоровую ногу. Снег сек ему шею, лицо, замерзшие руки были сбиты в кровь. Он на минуту остановился, чтобы перевести дух, и прислонился щекой ко льду. Продолжил подъем. Еще раз остановился передохнуть. В конце концов он добрался до края обрыва и подтянул себя и свою бесценную ношу наверх.
Обессилевший, он лежал на снегу, прижав мертвую жену к груди и наконец дав волю слезам. Слезам, которые текли, все набирая силу, словно река, прорвавшая дамбу. Он сжал Эву в объятиях, зарылся лицом в ее волосы и, захлебываясь в рыданиях, стал развязывать узлы на опоясывающем ее тело ремне.
— Блэкхит.
Сначала он подумал, что этот звук — плод измученного воображения, горького, страшного чувства вины. Он крепче обхватил ее. Она мертва.
— Блэкхит. Галлюцинации.
— Люсьен… ты… пришел за мной…
Не галлюцинации. Он поднял взгляд, просунул руку ей под голову и стал всматриваться в белое как мел лицо. В полузакрытые и остекленевшие от потрясения глаза, которые глядели на него снизу вверх. Она не мертва. Она должна быть мертва, но не мертва.
— Эва…
— Люсьен… мне больно. Везде больно. — Голос был слабым, прерывающимся. Господи, он должен согреть ее. Должен перенести ее в тихое место. Должен привести доктора.
Он поднял жену на руки и, скользя на льду, отнес к перевернутой карете, которая могла служить прикрытием от ветра. Как он сожалел, что не захватил пальто. Что у него нет коня. Что Господь не заставил его отправиться на поиски раньше, вместо того чтобы сидеть и отчаянно жалеть себя.
— Где у тебя болит, радость моя?
Она прислонилась к днищу кареты и закрыла глаза.
— Его больше нет, Люсьен… нет.
Он сразу понял, о чем Эва говорит. Люсьен тщетно пытался согреть дрожащие руки. Опасаясь худшего, он аккуратно приподнял ее юбки… и почувствовал, как все у него внутри застыло. Она была в крови. Кровью покрыты ноги, бедра. И кровь продолжала течь.
Эва тихо заплакала.
Не говоря ни слова, Люсьен обнял ее, содрогающуюся от душераздирающих рыданий. Он сжал зубы, закрыл глаза и начал баюкать жену, в его сердце разлилась такая боль, что он подумал, что вот-вот умрет. Она обхватила его руками, припав к нему, как дитя. Она пыталась зарыться в нем, ее слезы жгли ему шею. Люсьен ощутил спазмы в горле. Все это его вина. Это он сделал с ней. С их не родившимся ребенком. Пожелав оставить своего ребенка в Англии, он убил его. Убил.
— Эва.
Он прижимал ее к груди, ощущая, как ветер раскачивает перевернутую карету, за днищем которой они спрятались. Ротуэлл должен был уже вернуться. Где же он?
— Эва, я должен идти за помощью.
— Не оставляй меня, Люсьен… о, пожалуйста, не оставляй меня.
Она опять заплакала. Ушла ее ненависть к нему, исчезла упрямая, своенравная гордость, пропала прекрасная вспыльчивость. Вместо всего этого осталась лишь сломанная оболочка. Вот до чего он довел ее, эту маленькую девочку-женщину, которая умрет, если он быстро не доставит ее в безопасное место.
— Эва, послушай меня, — сказал он, отрывая ее от себя и усаживая у дна кареты. Он глядел ей в глаза, в которых не было души, которая ушла вместе со способностью здраво мыслить, что-либо понимать, и лишь два огромных озера боли смотрели на него. — Эва… я иду за помощью. Ты должна оставаться здесь, ты понимаешь меня?
— Не покидай меня. Пожалуйста, не уходи от меня.
— Дорогая, я должен. Я вернусь за тобой. Пообещай мне, что будешь держаться, не заснешь, соберешь всю мыслимую ненависть ко мне, только не сдавайся, понимаешь? Не засни… не покинь меня, Эва. Я не смогу жить без тебя. — Он притянул ее к себе и поцеловал в заледеневшую бровь. — Не покидай меня, потому что я люблю тебя.
— Не уходи, — шепотом повторила она.
Он любит ее. Он сказал это, но она не поняла, так как ощущает лишь боль, потрясение и муку. Люсьен поднялся а одной здоровой ноге, понимая, что даже если осмотрит карету, у него не хватит сил, чтобы перевернуть ее на колеса. О черт! О дьявол! Снег продолжал сыпаться с небес, застревая в ресницах. Он в отчаянии пытался сообразить, что можно сделать, чтобы как-то укрыть ее от непогоды, и тут вспомнил, что в карете может быть коврик.
Волоча за собой непослушную ногу, он обошел карету, открыл дорожный сундук и — благодарение Господу — обнаружил там одеяло.
Он отнес его к Эве. Ее глаза были закрыты. Испугавшись, он схватил ее за плечи и принялся трясти, пока она снова не открыла их.
— Не покидай меня, Люсьен…
У него не было сил отвечать. Если он не пойдет, то она умрет здесь, у него на руках. Он поудобнее усадил ее, попытавшись втиснуть в пространство между осью и днищем, и укрыл потеплее, подоткнув его со всех сторон. Затем, взяв ее руки, он нежно поцеловал сначала одну ладонь, потом другую и спрятал их под одеяло.
Потом он поднялся на ноги, решив, как будет действовать, и ругая Ротуэлла, который уже давным-давно должен был вернуться. Вокруг шелестел падающий снег… медленно, неумолимо, молчаливо.
Она посмотрела на него, в ее глазах мелькнуло понимание, испуг… затем веки снова сомкнулись.
Люсьен повернулся. Он сунул свои ободранные, покрасневшие ладони под мышки, чтобы хоть немного согреть их, и, волоча раненую ногу, дрожа от холода, пустился в долгий путь домой.
Глава 26
Всадники, которых Люсьен слышал в ночи, не были одним лишь плодом хмельного воображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Люсьен спускался последние несколько футов на одной ноге, осторожно пробуя выступ, на котором она лежала, чтобы убедиться, что каменная терраса выдержит его вес. Тогда и только тогда он глубоко вздохнул и с бесстрастным лицом наклонился над холодным, окоченевшим телом своей мертвой жены.
Он подсунул свободную руку под нее, такую хрупкую, такую маленькую в смерти, и притянул ее к себе. Ее голова упала ему на плечо. Порыв ветра бросил волосы Эвы ему в лицо, окутав до боли знакомым запахом. Эва. О, Эва… Минуту, которая показалась вечностью, он прижимал ее к себе, зажмурившись от рвущей душу боли, слезы душили его. Хорошо бы сейчас просто отпустить веревку и сдаться, так как больше терять ему нечего. Все, что можно, он уже потерял.
Потерял из-за собственного высокомерия. Он хрипло вздохнул и поднял лицо навстречу падающему снегу. Он не мог позволить себе избрать простой выход. Он должен привезти ее домой. Она — герцогиня Блэкхит. Она заслуживает большего — он проглотил возникший в горле болезненный комок, — гораздо большего…
Обвязав конец кожаного ремня вокруг ее тела, чтобы прикрепить ее к себе, Люсьен начал медленный, страшный подъем обратно к дороге. Ветер бил ему в спину. Пальцы немели, снег и лед тормозили движение, а на раненую ногу нельзя было наступить. Тогда он стал опираться на колено, перенося основную тяжесть тела на здоровую ногу. Снег сек ему шею, лицо, замерзшие руки были сбиты в кровь. Он на минуту остановился, чтобы перевести дух, и прислонился щекой ко льду. Продолжил подъем. Еще раз остановился передохнуть. В конце концов он добрался до края обрыва и подтянул себя и свою бесценную ношу наверх.
Обессилевший, он лежал на снегу, прижав мертвую жену к груди и наконец дав волю слезам. Слезам, которые текли, все набирая силу, словно река, прорвавшая дамбу. Он сжал Эву в объятиях, зарылся лицом в ее волосы и, захлебываясь в рыданиях, стал развязывать узлы на опоясывающем ее тело ремне.
— Блэкхит.
Сначала он подумал, что этот звук — плод измученного воображения, горького, страшного чувства вины. Он крепче обхватил ее. Она мертва.
— Блэкхит. Галлюцинации.
— Люсьен… ты… пришел за мной…
Не галлюцинации. Он поднял взгляд, просунул руку ей под голову и стал всматриваться в белое как мел лицо. В полузакрытые и остекленевшие от потрясения глаза, которые глядели на него снизу вверх. Она не мертва. Она должна быть мертва, но не мертва.
— Эва…
— Люсьен… мне больно. Везде больно. — Голос был слабым, прерывающимся. Господи, он должен согреть ее. Должен перенести ее в тихое место. Должен привести доктора.
Он поднял жену на руки и, скользя на льду, отнес к перевернутой карете, которая могла служить прикрытием от ветра. Как он сожалел, что не захватил пальто. Что у него нет коня. Что Господь не заставил его отправиться на поиски раньше, вместо того чтобы сидеть и отчаянно жалеть себя.
— Где у тебя болит, радость моя?
Она прислонилась к днищу кареты и закрыла глаза.
— Его больше нет, Люсьен… нет.
Он сразу понял, о чем Эва говорит. Люсьен тщетно пытался согреть дрожащие руки. Опасаясь худшего, он аккуратно приподнял ее юбки… и почувствовал, как все у него внутри застыло. Она была в крови. Кровью покрыты ноги, бедра. И кровь продолжала течь.
Эва тихо заплакала.
Не говоря ни слова, Люсьен обнял ее, содрогающуюся от душераздирающих рыданий. Он сжал зубы, закрыл глаза и начал баюкать жену, в его сердце разлилась такая боль, что он подумал, что вот-вот умрет. Она обхватила его руками, припав к нему, как дитя. Она пыталась зарыться в нем, ее слезы жгли ему шею. Люсьен ощутил спазмы в горле. Все это его вина. Это он сделал с ней. С их не родившимся ребенком. Пожелав оставить своего ребенка в Англии, он убил его. Убил.
— Эва.
Он прижимал ее к груди, ощущая, как ветер раскачивает перевернутую карету, за днищем которой они спрятались. Ротуэлл должен был уже вернуться. Где же он?
— Эва, я должен идти за помощью.
— Не оставляй меня, Люсьен… о, пожалуйста, не оставляй меня.
Она опять заплакала. Ушла ее ненависть к нему, исчезла упрямая, своенравная гордость, пропала прекрасная вспыльчивость. Вместо всего этого осталась лишь сломанная оболочка. Вот до чего он довел ее, эту маленькую девочку-женщину, которая умрет, если он быстро не доставит ее в безопасное место.
— Эва, послушай меня, — сказал он, отрывая ее от себя и усаживая у дна кареты. Он глядел ей в глаза, в которых не было души, которая ушла вместе со способностью здраво мыслить, что-либо понимать, и лишь два огромных озера боли смотрели на него. — Эва… я иду за помощью. Ты должна оставаться здесь, ты понимаешь меня?
— Не покидай меня. Пожалуйста, не уходи от меня.
— Дорогая, я должен. Я вернусь за тобой. Пообещай мне, что будешь держаться, не заснешь, соберешь всю мыслимую ненависть ко мне, только не сдавайся, понимаешь? Не засни… не покинь меня, Эва. Я не смогу жить без тебя. — Он притянул ее к себе и поцеловал в заледеневшую бровь. — Не покидай меня, потому что я люблю тебя.
— Не уходи, — шепотом повторила она.
Он любит ее. Он сказал это, но она не поняла, так как ощущает лишь боль, потрясение и муку. Люсьен поднялся а одной здоровой ноге, понимая, что даже если осмотрит карету, у него не хватит сил, чтобы перевернуть ее на колеса. О черт! О дьявол! Снег продолжал сыпаться с небес, застревая в ресницах. Он в отчаянии пытался сообразить, что можно сделать, чтобы как-то укрыть ее от непогоды, и тут вспомнил, что в карете может быть коврик.
Волоча за собой непослушную ногу, он обошел карету, открыл дорожный сундук и — благодарение Господу — обнаружил там одеяло.
Он отнес его к Эве. Ее глаза были закрыты. Испугавшись, он схватил ее за плечи и принялся трясти, пока она снова не открыла их.
— Не покидай меня, Люсьен…
У него не было сил отвечать. Если он не пойдет, то она умрет здесь, у него на руках. Он поудобнее усадил ее, попытавшись втиснуть в пространство между осью и днищем, и укрыл потеплее, подоткнув его со всех сторон. Затем, взяв ее руки, он нежно поцеловал сначала одну ладонь, потом другую и спрятал их под одеяло.
Потом он поднялся на ноги, решив, как будет действовать, и ругая Ротуэлла, который уже давным-давно должен был вернуться. Вокруг шелестел падающий снег… медленно, неумолимо, молчаливо.
Она посмотрела на него, в ее глазах мелькнуло понимание, испуг… затем веки снова сомкнулись.
Люсьен повернулся. Он сунул свои ободранные, покрасневшие ладони под мышки, чтобы хоть немного согреть их, и, волоча раненую ногу, дрожа от холода, пустился в долгий путь домой.
Глава 26
Всадники, которых Люсьен слышал в ночи, не были одним лишь плодом хмельного воображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69