Джайлз сел на ручку своего кресла.
– Да, думаю, так оно и есть. Арнольд был не дурак. Я готов предположить – вы доказали весьма малую вероятность того, что убийство было совершено уже после того, как Арнольд оказался в колодках. Но не стоит ли взглянуть на вещи с другой стороны? Кажется ли вам вероятным, что, заколов человека, убийца перенес тело к колодкам – более бросающегося в глаза места не придумаешь – и аккуратно посадил его там в естественном положении? Это, как мне представляется, было делом не только омерзительным, но и трудным. Невероятно, чтобы мисс Верикер такое сделала; слишком страшно для Мезурьера; чересчур бессмысленно для Кеннета.
– Может, и не бессмысленно, – возразил Ханнасайд. Он посмотрел на часы и встал. – Именно это я – кроме всего прочего – стремлюсь выяснить. Кстати, мы пытаемся расшифровать то, что было найдено у убитого Верикера. Вы помните, мы нашли тогда корешок чека на сто фунтов и лишь тридцать фунтов в кармане? К настоящему моменту из этих исчезнувших денег всплыла только одна купюра в десять фунтов, которой человек в синем костюме в субботу вечером расплатился за ужин в «Трокадеро-гриль». Надо думать, костюм мог быть и темно-серым, и официант не запомнил лица джентльмена – в тот вечер ужинало очень много народу. Нельзя сказать, что нам, полицейским, оказывают большую помощь! Знаете, мне пора! Большое спасибо – пока это самая приятная встреча по поводу данного случая.
Джайлз засмеялся.
– Что ж, надеюсь, она окажется и полезной.
– Как знать, – сказал Ханнасайд. – Всегда хорошо выяснить другую точку зрения.
Когда на следующий день мистер Чарльз Каррингтон услышал от сына рассказ об этом визите, он перестал искать карандаш, который – он это ясно помнил – положил на письменный стол пять минут назад, и сказал:
– Нелепость! Нельзя служить и нашим и вашим или, если и можно, то не должно. Механический карандаш – ты видел его у меня сотни раз. Напряги свое зрение, Джайлз! Напряги зрение! Итак, суперинтендант Ханнасайд не знает, как понимать Верикеровых отпрысков? Теперь мне пришло в голову, что мальчишка и меня сбил с толку. Не так прост. Боже милостивый, не мог же карандаш уйти.
Когда Кеннету стало известно о визите Ханнасайда, он подтвердил вслух приговор своего дядюшки, прибавив для внушительности, что, если идет работа на два фронта, он будет вынужден немедленно переменить поверенного. Однако Джайлз дал ему ясно понять, что рассматривает подобную возможность как несбыточную мечту. И тут Кеннет, позабыв про недовольство, указал на ряд своих достоинств, которые делают его просто незаменимым клиентом. Он был в это время в одном из самых неожиданных своих настроений, и немного опрометчивое возражение кузена – что достоинства, которыми он хвастался, ускользнули от его, Джайлза, внимания – заставило Кеннета досконально проанализировать свое собственное дело. Он ходил взад и вперед по мастерской, сверкая глазами, и улыбаясь – по выражению Антонии – проказливой улыбкой и вызывал у кузена одновременно испуг и восхищение изобретательностью, с которой постулировал разнообразные фантастические способы, какими мог бы, если бы ему заблагорассудилось тогда, убить своего сводного брата.
Вспомнив замечания суперинтенданта, Джайлз спросил, какой был смысл помещать тело Арнольда Верикера в колодки. Результат получился хоть и забавный, но бесполезный, поскольку Кеннет дал полную волю тому, что в его представлении было духом расследования, и, отбросив инсценировку, в которой он был убийцей, выдвинул множество самых поразительных теорий, одна из которых, не менее блестящая, чем остальные, покушалась на репутацию священника из Эшли-Грин, джентльмена, абсолютно ему незнакомого.
И Джайлз оставил попытки. С Кеннетом ничего не поделаешь. Хорошо еще, что он явно предпочитал играть в эту опасную игру один, и Джайлз радовался его благоразумию.
В данный момент у окружения Кеннета гораздо большее беспокойство, чем вопрос о том, виновен ли он в убийстве, вызывала проблема, как заставить его присутствовать на похоронах Арнольда Верикера. Изнурительные и по временам жаркие споры, в которые вовлекали Джайлза, бушевали весь вечер; Мергатройд, Вайолет, Лесли и Джайлз отстаивали респектабельность, а Кеннет, при поддержке сестры, противостоял им, выдвигая неопровержимые логические аргументы. В конце концов спор выиграла Вайолет, которой не хватало несокрушимого благочестия Мергатройд, зато было не занимать настойчивости в доказательстве того, что Кеннет должен хотя бы появиться на похоронах и тем оказать уважение мертвому. Придя к выводу, что его не пронять аргументами или мольбой, она встала в холодной и лишь частично притворной ярости, давая понять, что уйдет, и не разрешила ему не только поцеловать ее, но даже прикоснуться к ее руке. Искра гнева зажглась в его глазах, но погасла, когда за нею закрылась дверь. Он поспешил вслед. Что произошло между ними в передней, посторонним не дано было узнать; однако через несколько минут они вернулись вместе, Кеннет смиренный, связанный своим словом присутствовать на похоронах, и Вайолет – сменившая злобу на очаровательную кротость.
– Если Кеннет женится на этой молодой особе, он потеряет себя, – заметил, уходя, Джайлз в разговоре с Антонией.
– Знаю; это отвратительно, – сказала Антония. – Он даже и не любит ее. Он любит ее внешность.
– А кстати, – сказал Джайлз, – что с твоим суженым?
– Не знаю, но начинаю бояться, что он меня бросит, – очень жизнерадостно ответила Антония.
Однако, как выяснилось, ее теория была неверна, ибо Мезурьер на следующее утро явился на похороны, а потом вместе с Кеннет приехал к ним. Он вновь обрел равновесие духа и с необычайным изяществом извинялся, что при последней встрече оставил Антонию в гневе. Он, видно, решил, будто посещение суперинтенданта Ханнасайда в Скотленд-Ярде и пересмотренная версия рассказа освобождают его от допроса, но Кеннет сделал все возможное, чтобы разочаровать его на этот счет, и настолько преуспел, что за два дня примирения со своей невестой нервы Рудольфа стали явно сдавать, и, видя, как Верикеры поглощены другими, повседневными делами, он возмущенно воскликнул:
– Не знаю, как вам обоим удается вести себя так, будто ничего не произошло и не может произойти?
– А что может произойти? – спросила Антония, поднимая голову от коллекции путеводителей и расписаний поездов. – Можно было бы прекрасно проехаться в Швецию, Кен. Я продумала все путешествие.
– Какой смысл говорить о путешествиях за границу, когда, может быть, сядешь в тюрьму, – заметил Рудольф с натужным смешком.
– Ах, вот что! – она не собиралась задерживаться на этой мысли. – Конечно же мы не будем в тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Да, думаю, так оно и есть. Арнольд был не дурак. Я готов предположить – вы доказали весьма малую вероятность того, что убийство было совершено уже после того, как Арнольд оказался в колодках. Но не стоит ли взглянуть на вещи с другой стороны? Кажется ли вам вероятным, что, заколов человека, убийца перенес тело к колодкам – более бросающегося в глаза места не придумаешь – и аккуратно посадил его там в естественном положении? Это, как мне представляется, было делом не только омерзительным, но и трудным. Невероятно, чтобы мисс Верикер такое сделала; слишком страшно для Мезурьера; чересчур бессмысленно для Кеннета.
– Может, и не бессмысленно, – возразил Ханнасайд. Он посмотрел на часы и встал. – Именно это я – кроме всего прочего – стремлюсь выяснить. Кстати, мы пытаемся расшифровать то, что было найдено у убитого Верикера. Вы помните, мы нашли тогда корешок чека на сто фунтов и лишь тридцать фунтов в кармане? К настоящему моменту из этих исчезнувших денег всплыла только одна купюра в десять фунтов, которой человек в синем костюме в субботу вечером расплатился за ужин в «Трокадеро-гриль». Надо думать, костюм мог быть и темно-серым, и официант не запомнил лица джентльмена – в тот вечер ужинало очень много народу. Нельзя сказать, что нам, полицейским, оказывают большую помощь! Знаете, мне пора! Большое спасибо – пока это самая приятная встреча по поводу данного случая.
Джайлз засмеялся.
– Что ж, надеюсь, она окажется и полезной.
– Как знать, – сказал Ханнасайд. – Всегда хорошо выяснить другую точку зрения.
Когда на следующий день мистер Чарльз Каррингтон услышал от сына рассказ об этом визите, он перестал искать карандаш, который – он это ясно помнил – положил на письменный стол пять минут назад, и сказал:
– Нелепость! Нельзя служить и нашим и вашим или, если и можно, то не должно. Механический карандаш – ты видел его у меня сотни раз. Напряги свое зрение, Джайлз! Напряги зрение! Итак, суперинтендант Ханнасайд не знает, как понимать Верикеровых отпрысков? Теперь мне пришло в голову, что мальчишка и меня сбил с толку. Не так прост. Боже милостивый, не мог же карандаш уйти.
Когда Кеннету стало известно о визите Ханнасайда, он подтвердил вслух приговор своего дядюшки, прибавив для внушительности, что, если идет работа на два фронта, он будет вынужден немедленно переменить поверенного. Однако Джайлз дал ему ясно понять, что рассматривает подобную возможность как несбыточную мечту. И тут Кеннет, позабыв про недовольство, указал на ряд своих достоинств, которые делают его просто незаменимым клиентом. Он был в это время в одном из самых неожиданных своих настроений, и немного опрометчивое возражение кузена – что достоинства, которыми он хвастался, ускользнули от его, Джайлза, внимания – заставило Кеннета досконально проанализировать свое собственное дело. Он ходил взад и вперед по мастерской, сверкая глазами, и улыбаясь – по выражению Антонии – проказливой улыбкой и вызывал у кузена одновременно испуг и восхищение изобретательностью, с которой постулировал разнообразные фантастические способы, какими мог бы, если бы ему заблагорассудилось тогда, убить своего сводного брата.
Вспомнив замечания суперинтенданта, Джайлз спросил, какой был смысл помещать тело Арнольда Верикера в колодки. Результат получился хоть и забавный, но бесполезный, поскольку Кеннет дал полную волю тому, что в его представлении было духом расследования, и, отбросив инсценировку, в которой он был убийцей, выдвинул множество самых поразительных теорий, одна из которых, не менее блестящая, чем остальные, покушалась на репутацию священника из Эшли-Грин, джентльмена, абсолютно ему незнакомого.
И Джайлз оставил попытки. С Кеннетом ничего не поделаешь. Хорошо еще, что он явно предпочитал играть в эту опасную игру один, и Джайлз радовался его благоразумию.
В данный момент у окружения Кеннета гораздо большее беспокойство, чем вопрос о том, виновен ли он в убийстве, вызывала проблема, как заставить его присутствовать на похоронах Арнольда Верикера. Изнурительные и по временам жаркие споры, в которые вовлекали Джайлза, бушевали весь вечер; Мергатройд, Вайолет, Лесли и Джайлз отстаивали респектабельность, а Кеннет, при поддержке сестры, противостоял им, выдвигая неопровержимые логические аргументы. В конце концов спор выиграла Вайолет, которой не хватало несокрушимого благочестия Мергатройд, зато было не занимать настойчивости в доказательстве того, что Кеннет должен хотя бы появиться на похоронах и тем оказать уважение мертвому. Придя к выводу, что его не пронять аргументами или мольбой, она встала в холодной и лишь частично притворной ярости, давая понять, что уйдет, и не разрешила ему не только поцеловать ее, но даже прикоснуться к ее руке. Искра гнева зажглась в его глазах, но погасла, когда за нею закрылась дверь. Он поспешил вслед. Что произошло между ними в передней, посторонним не дано было узнать; однако через несколько минут они вернулись вместе, Кеннет смиренный, связанный своим словом присутствовать на похоронах, и Вайолет – сменившая злобу на очаровательную кротость.
– Если Кеннет женится на этой молодой особе, он потеряет себя, – заметил, уходя, Джайлз в разговоре с Антонией.
– Знаю; это отвратительно, – сказала Антония. – Он даже и не любит ее. Он любит ее внешность.
– А кстати, – сказал Джайлз, – что с твоим суженым?
– Не знаю, но начинаю бояться, что он меня бросит, – очень жизнерадостно ответила Антония.
Однако, как выяснилось, ее теория была неверна, ибо Мезурьер на следующее утро явился на похороны, а потом вместе с Кеннет приехал к ним. Он вновь обрел равновесие духа и с необычайным изяществом извинялся, что при последней встрече оставил Антонию в гневе. Он, видно, решил, будто посещение суперинтенданта Ханнасайда в Скотленд-Ярде и пересмотренная версия рассказа освобождают его от допроса, но Кеннет сделал все возможное, чтобы разочаровать его на этот счет, и настолько преуспел, что за два дня примирения со своей невестой нервы Рудольфа стали явно сдавать, и, видя, как Верикеры поглощены другими, повседневными делами, он возмущенно воскликнул:
– Не знаю, как вам обоим удается вести себя так, будто ничего не произошло и не может произойти?
– А что может произойти? – спросила Антония, поднимая голову от коллекции путеводителей и расписаний поездов. – Можно было бы прекрасно проехаться в Швецию, Кен. Я продумала все путешествие.
– Какой смысл говорить о путешествиях за границу, когда, может быть, сядешь в тюрьму, – заметил Рудольф с натужным смешком.
– Ах, вот что! – она не собиралась задерживаться на этой мысли. – Конечно же мы не будем в тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63