Правда, дети Рокуэллов никогда не ведут себя смирно. А рубашечку я сама выстираю.
— Тетя Сара, что вы знаете про Пятницу? Пожалуйста, прошу вас, скажите!
Она внимательно всмотрелась в меня.
— Пятница был ваш пес, — произнесла она. — Вам и положено знать. А крестильную рубашечку я никому не позволю трогать. Ее так трудно гладить! В некоторых местах нужно загладить складочки. Я для Люка гладила. И для Габриэля.
— Тетушка Сара, покажите мне вашу новую вышивку, — вдруг неожиданно для себя самой попросила я.
Глаза Сары хитро блеснули.
— Она не закончена. А я не хочу показывать, пока не закончу.
— Но почему? Помните, вы же показывали мне предыдущую, хотя и не закончили ее.
— Тогда было другое дело. Тогда я знала…
— Что знали?
Она затрясла головой:
— Я же говорю — я не знаю, куда вас поместить, понимаете…
— Но я же здесь.
Тетя Сара склонила голову набок и стала похожа на посверкивающую одним глазом птицу.
— Сегодня здесь… и завтра… и, может, на следующей неделе. А потом где вы будете?
Мне стало ясно, что увидеть вышивку необходимо.
— Ну пожалуйста, — подластилась я к ней, — пожалуйста, прошу вас, покажите.
Мой интерес пришелся ей по душе. Она знала, что я не притворяюсь.
— Ну, вам, пожалуй, покажу, — смилостивилась она. — Но больше никому!
— И я никому о ней не скажу, — пообещала я.
— Хорошо, — согласилась тетя Сара и, как ребенок, которому не терпится что-то показать, поторопила меня: — Ну идите скорей!
Подойдя к стенному шкафу, она вынула из него кусок полотна и прижала вышивку к себе так, что мне ничего не было видно.
— Покажите, ну пожалуйста! — взмолилась я.
Тогда, все еще прижимая вышивку к груди, она перевернула ее. На полотне был изображен южный фасад дома, а на каменных плитах — распростертое тело Габриэля. Все выглядело так достоверно, так реально, что мне стало дурно. Всмотревшись, я увидела рядом с Габриэлем еще что-то… Тельце Пятницы! Только мертвый он мог быть таким неподвижным. Это было ужасно!
Видимо, я невольно ахнула, так как тетя Сара довольно рассмеялась. Мое смятение было для нее лучшей похвалой.
— Хоть и вышивка, но все как на самом деле, — пробормотала я.
— Да, так и есть, — мечтательно отозвалась она, — я же видела, как он лежал, в точности так. Я успела спуститься до того, как его унесли… и все видела своими глазами.
— Габриэль! — Я сама удивилась, услышав свой шепот, но эта вышивка разом всколыхнула во мне столько щемящих воспоминаний, и впервые после его гибели я ясно представила себе Габриэля.
— Когда я его увидела, — продолжала тетушка Сара, — я сразу решила, что посвящу этому свою следующую вышивку… и вот что получилось.
— А Пятницу вы тоже видели? — воскликнула я.
Казалось, она пытается вспомнить.
— Видели вы Пятницу мертвым? — настаивала я.
— Он был верным псом, — ответила она. — И погиб из-за этого.
— Значит, вы его видели! Видели мертвым, как Габриэля?
Тетушка Сара снова наморщила лоб.
— Вот же, на вышивке все показано, — наконец проговорила она.
— Но здесь он лежит рядом с Габриэлем, а его там не было.
— Не было? — переспросила она. — Его убрали, а?
— Кто убрал?
Сара вопросительно посмотрела на меня:
— Кто? — Она словно упрашивала, чтобы на ее вопрос ответила я.
— Вы ведь знаете, правда, тетушка Сара?
— Да я-то знаю! — торжествующе подтвердила она.
— Ну тогда, пожалуйста, скажите мне! Я вас очень прошу.
— Но вы и сами знаете.
— Да что вы! А мне так важно знать! Тетушка Сара, вы должны мне сказать! Знали бы вы, как вы мне поможете.
— Не помню.
— Но вы же всегда помните! Вы не могли забыть то, что так важно!
Лицо тетушки Сары оживилось.
— Вспомнила, Кэтрин? Это монах.
По ее наивному лицу было ясно, что она помогла бы мне, если бы могла. Что ей было известно, так и осталось загадкой. Я понимала, что она живет в двух мирах — в реальном и воображаемом. Они путаются у нее в голове, и она не в силах разобраться, где что происходит. Окружающие недооценивали ее. Они делились при ней своими секретами, не понимая, что она, подобно сороке, подхватывает самые яркие и завлекательные сведения и припрятывает их у себя в потаенных уголках памяти.
Я вновь перевела взгляд на вышивку и только теперь, когда немного свыклась с видом фигур Габриэля и Пятницы, лежащих бок о бок, заметила, что заполнена только одна половина полотна. Вторая пока пуста.
Тетушка Сара мгновенно уловила мое удивление, лишний раз доказав, что ее сметливость — если только это свойство можно назвать сметливостью — признак проницательного ума.
— А эту часть я оставила для вас, — объяснила она и в этот момент напомнила мне ясновидящую, для которой тайны будущего, недоступные для нас, простых смертных, скрыты лишь за полупрозрачной завесой.
Видя, что я молчу, она подошла ко мне вплотную и крепко взяла за руку. Сквозь рукав платья я чувствовала, какие горячие у нее пальцы.
— Никак не могу закончить, — пожаловалась она, — не могу, потому что не знаю, куда поместить вас, вот в чем дело.
Она снова повернула полотно лицом к себе, так что мне ничего не стало видно, и прижала к груди.
— Вы не знаете. И я не знаю. А вот монах, он знает! — Она вздохнула. — Да, милая Кэтрин, придется подождать. Какая досада! Ведь я не могу начать другую вышивку, пока эту не закончу.
Она подошла к шкафу и спрятала полотно. Потом вернулась и заглянула мне в лицо.
— Вы неважно выглядите, — сказала она. — Лучше присядьте. С вами все будет в порядке, верно? Бедная Клэр! Знаете, она ведь умерла. Ее погубил Габриэль, так можно сказать — его рождение.
Я все еще находилась под впечатлением ее вышивки и рассеянно ответила:
— У нее ведь было слабое сердце. А я крепкая и совершенно здорова.
Тетя Сара наклонила голову к плечу и оценивающе оглядела меня.
— Может, поэтому мы с вами и подружились… — начала она.
— Почему, тетя Сара?
— Правда же, мы друзья? Я это сразу почувствовала. Стоило вам появиться у нас, я сразу сказала: «Кэтрин мне нравится. Она меня понимает», а они, наверное, решили, раз это так…
— Тетушка Сара! Ради бога, о чем вы? Почему мы с вами лучше понимаем друг друга?
— Они вечно твердят, что я впала в детство.
В душу мою закрался леденящий страх.
— А обо мне что они говорят?
Тетушка Сара с минуту помолчала, а потом произнесла:
— Я всегда обожала нашу галерею менестрелей.
Я сгорала от нетерпения скорее услышать, что осело в ее бедной затуманенной голове, и не сразу поняла, что она уже рассказывает мне — галерея менестрелей как-то связана с рассуждениями на мой счет.
— Значит, вы были на галерее менестрелей, — быстро проговорила я, — и слышали чей-то разговор.
Тетушка Сара кивнула, ее глаза расширились, и она оглянулась через плечо, словно ожидая увидеть кого-то за своей спиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Тетя Сара, что вы знаете про Пятницу? Пожалуйста, прошу вас, скажите!
Она внимательно всмотрелась в меня.
— Пятница был ваш пес, — произнесла она. — Вам и положено знать. А крестильную рубашечку я никому не позволю трогать. Ее так трудно гладить! В некоторых местах нужно загладить складочки. Я для Люка гладила. И для Габриэля.
— Тетушка Сара, покажите мне вашу новую вышивку, — вдруг неожиданно для себя самой попросила я.
Глаза Сары хитро блеснули.
— Она не закончена. А я не хочу показывать, пока не закончу.
— Но почему? Помните, вы же показывали мне предыдущую, хотя и не закончили ее.
— Тогда было другое дело. Тогда я знала…
— Что знали?
Она затрясла головой:
— Я же говорю — я не знаю, куда вас поместить, понимаете…
— Но я же здесь.
Тетя Сара склонила голову набок и стала похожа на посверкивающую одним глазом птицу.
— Сегодня здесь… и завтра… и, может, на следующей неделе. А потом где вы будете?
Мне стало ясно, что увидеть вышивку необходимо.
— Ну пожалуйста, — подластилась я к ней, — пожалуйста, прошу вас, покажите.
Мой интерес пришелся ей по душе. Она знала, что я не притворяюсь.
— Ну, вам, пожалуй, покажу, — смилостивилась она. — Но больше никому!
— И я никому о ней не скажу, — пообещала я.
— Хорошо, — согласилась тетя Сара и, как ребенок, которому не терпится что-то показать, поторопила меня: — Ну идите скорей!
Подойдя к стенному шкафу, она вынула из него кусок полотна и прижала вышивку к себе так, что мне ничего не было видно.
— Покажите, ну пожалуйста! — взмолилась я.
Тогда, все еще прижимая вышивку к груди, она перевернула ее. На полотне был изображен южный фасад дома, а на каменных плитах — распростертое тело Габриэля. Все выглядело так достоверно, так реально, что мне стало дурно. Всмотревшись, я увидела рядом с Габриэлем еще что-то… Тельце Пятницы! Только мертвый он мог быть таким неподвижным. Это было ужасно!
Видимо, я невольно ахнула, так как тетя Сара довольно рассмеялась. Мое смятение было для нее лучшей похвалой.
— Хоть и вышивка, но все как на самом деле, — пробормотала я.
— Да, так и есть, — мечтательно отозвалась она, — я же видела, как он лежал, в точности так. Я успела спуститься до того, как его унесли… и все видела своими глазами.
— Габриэль! — Я сама удивилась, услышав свой шепот, но эта вышивка разом всколыхнула во мне столько щемящих воспоминаний, и впервые после его гибели я ясно представила себе Габриэля.
— Когда я его увидела, — продолжала тетушка Сара, — я сразу решила, что посвящу этому свою следующую вышивку… и вот что получилось.
— А Пятницу вы тоже видели? — воскликнула я.
Казалось, она пытается вспомнить.
— Видели вы Пятницу мертвым? — настаивала я.
— Он был верным псом, — ответила она. — И погиб из-за этого.
— Значит, вы его видели! Видели мертвым, как Габриэля?
Тетушка Сара снова наморщила лоб.
— Вот же, на вышивке все показано, — наконец проговорила она.
— Но здесь он лежит рядом с Габриэлем, а его там не было.
— Не было? — переспросила она. — Его убрали, а?
— Кто убрал?
Сара вопросительно посмотрела на меня:
— Кто? — Она словно упрашивала, чтобы на ее вопрос ответила я.
— Вы ведь знаете, правда, тетушка Сара?
— Да я-то знаю! — торжествующе подтвердила она.
— Ну тогда, пожалуйста, скажите мне! Я вас очень прошу.
— Но вы и сами знаете.
— Да что вы! А мне так важно знать! Тетушка Сара, вы должны мне сказать! Знали бы вы, как вы мне поможете.
— Не помню.
— Но вы же всегда помните! Вы не могли забыть то, что так важно!
Лицо тетушки Сары оживилось.
— Вспомнила, Кэтрин? Это монах.
По ее наивному лицу было ясно, что она помогла бы мне, если бы могла. Что ей было известно, так и осталось загадкой. Я понимала, что она живет в двух мирах — в реальном и воображаемом. Они путаются у нее в голове, и она не в силах разобраться, где что происходит. Окружающие недооценивали ее. Они делились при ней своими секретами, не понимая, что она, подобно сороке, подхватывает самые яркие и завлекательные сведения и припрятывает их у себя в потаенных уголках памяти.
Я вновь перевела взгляд на вышивку и только теперь, когда немного свыклась с видом фигур Габриэля и Пятницы, лежащих бок о бок, заметила, что заполнена только одна половина полотна. Вторая пока пуста.
Тетушка Сара мгновенно уловила мое удивление, лишний раз доказав, что ее сметливость — если только это свойство можно назвать сметливостью — признак проницательного ума.
— А эту часть я оставила для вас, — объяснила она и в этот момент напомнила мне ясновидящую, для которой тайны будущего, недоступные для нас, простых смертных, скрыты лишь за полупрозрачной завесой.
Видя, что я молчу, она подошла ко мне вплотную и крепко взяла за руку. Сквозь рукав платья я чувствовала, какие горячие у нее пальцы.
— Никак не могу закончить, — пожаловалась она, — не могу, потому что не знаю, куда поместить вас, вот в чем дело.
Она снова повернула полотно лицом к себе, так что мне ничего не стало видно, и прижала к груди.
— Вы не знаете. И я не знаю. А вот монах, он знает! — Она вздохнула. — Да, милая Кэтрин, придется подождать. Какая досада! Ведь я не могу начать другую вышивку, пока эту не закончу.
Она подошла к шкафу и спрятала полотно. Потом вернулась и заглянула мне в лицо.
— Вы неважно выглядите, — сказала она. — Лучше присядьте. С вами все будет в порядке, верно? Бедная Клэр! Знаете, она ведь умерла. Ее погубил Габриэль, так можно сказать — его рождение.
Я все еще находилась под впечатлением ее вышивки и рассеянно ответила:
— У нее ведь было слабое сердце. А я крепкая и совершенно здорова.
Тетя Сара наклонила голову к плечу и оценивающе оглядела меня.
— Может, поэтому мы с вами и подружились… — начала она.
— Почему, тетя Сара?
— Правда же, мы друзья? Я это сразу почувствовала. Стоило вам появиться у нас, я сразу сказала: «Кэтрин мне нравится. Она меня понимает», а они, наверное, решили, раз это так…
— Тетушка Сара! Ради бога, о чем вы? Почему мы с вами лучше понимаем друг друга?
— Они вечно твердят, что я впала в детство.
В душу мою закрался леденящий страх.
— А обо мне что они говорят?
Тетушка Сара с минуту помолчала, а потом произнесла:
— Я всегда обожала нашу галерею менестрелей.
Я сгорала от нетерпения скорее услышать, что осело в ее бедной затуманенной голове, и не сразу поняла, что она уже рассказывает мне — галерея менестрелей как-то связана с рассуждениями на мой счет.
— Значит, вы были на галерее менестрелей, — быстро проговорила я, — и слышали чей-то разговор.
Тетушка Сара кивнула, ее глаза расширились, и она оглянулась через плечо, словно ожидая увидеть кого-то за своей спиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81