Ведь есть же няня Бенсон. Зачем же ты сама каждую минуту кидаешься в детскую?
– Няня Бенсон уже старуха.
– Она растила детей всю жизнь. У нее, несомненно, гораздо больше опыта, чем у тебя. Ты так нервничаешь из-за малыша, что наверняка испортишь его, если не будешь держать себя в руках.
В словах мужа, несомненно, была доля правды, но я ничего не могла с собой поделать. И в высказываниях, и в поведении Обри явно сквозило его недовольство мной, но меня так поглотило мое материнство, что я не давала себе труда быть еще и хорошей женой.
Благодаря Джулиану я подружилась с миссис Поллак, нашей домоправительницей. До этого она казалась мне очень чопорной женщиной, слишком гордящейся своим положением среди других слуг, лишенной чувства юмора и даже немного солдафоном. Но с рождением Джулиана она переменилась. При виде ребенка она становилась совершенно другим человеком, ее лицо невольно расплывалось в улыбке, причем оттого, что она пыталась ее подавить, эта улыбка казалась еще более искренней.
– Должна признаться вам, мадам, – говорила она мне, как будто сознаваясь в каком-то грехе, – я люблю смотреть на малышей.
Когда я гуляла с ребенком в саду, она, как правило, тоже оказывалась там. Когда ей показалось, что Джулиан ей улыбается, она была на верху блаженства, когда он хватал ее за палец, она восхищалась его сообразительностью. Словом, отношение миссис Поллак к моему ребенку, несомненно, сблизило нас.
Иногда я приходила в ее комнату выпить вместе с ней чаю и всегда брала с собой Джулиана. Мне доставляло удовольствие знать, что в доме у меня есть друг, да еще такая честная, энергичная женщина. Она понимала толк в заботе о детях, вырастив троих собственных.
– Теперь они завели свои семьи и уехали от меня, мадам. Но так всегда происходит.
Она грустно покачала головой.
– Вспоминаешь, как они были маленькими детьми и полностью зависели от тебя… и вот они уже взрослые и живут своей собственной жизнью. У меня-то дети очень хорошие. Я бы могла уехать отсюда и жить со своей Энни, но я думаю, молодым надо жить одним. Как бы я хотела, чтобы они всегда оставались маленькими!
Мне было очень приятно обнаружить, что миссис Поллак не чуждо ничто человеческое. Мне даже казалось, что из нее вышла бы куда более хорошая няня, чем из няни Бенсон.
Однажды я спросила ее, почему она не подыщет себе место воспитательницы, а служит у нас, где ей приходится управлять целым штатом слуг.
На мгновение она погрузилась в раздумья, а потом сказала, что при такой жизни сошла бы с ума.
– Я бы очень привязывалась к детям, а ведь они вырастают, и ты больше им не нужна. Это все равно, что каждый раз заводить новую семью. Но скажу вам честно, мадам, хорошо иметь малыша в доме.
Если я куда-нибудь отлучалась, то обычно говорила об этом миссис Поллак. Между нами существовала негласная договоренность – в таких случаях она присматривала за Джулианом, так как я не хотела оставлять его целиком в ведении няни Бенсон, которая могла задремать как раз в тот момент, когда оставалась с ребенком.
Миссис Поллак была сама тактичность. Она прекрасно понимала мои чувства и гордилась тем доверием, которое я ей оказывала. Джулиан же отплатил ей горячей привязанностью, как только подрос достаточно, чтобы суметь выразить свои чувства.
Когда Джулиану было всего несколько месяцев, он подхватил простуду. Я очень беспокоилась за него, хотя болезнь и не представлю та никакой угрозы – малейшая неприятность, случавшаяся с моим сыном, тут же повергала меня в панику.
Ночью, тревожась за Джулиана, я внезапно проснулась. Должно быть, было около трех часов. Я поняла, что не убедившись, что с ним все в порядке, мне не заснуть. В детской я увидела, что малыш разметался во сне и тяжело дышит, а лицо приобрело нездоровый красный цвет. В соседней комнате мерно похрапывала няня Бенсон. Дверь в ее комнату была открыта, но она спала так крепко, что разбудить ее было бы непросто.
Я схватила ребенка, завернула его в одеяло и, сев на стул, начала укачивать. Когда я отбросила волосы у него со лба, он тут же перестал хныкать. Я продолжала гладить Джулиана по лбу, потому что увидела, что ребенку становится явно лучше от моих прикосновений, и в это мгновение вдруг вспомнила другие случаи, когда прикосновение моих рук оказывало лечебный эффект. Я ясно увидела лицо моей старой айи и услышала ее слова:
– В этих руках большая сила.
Тогда я не поверила ей. Теперь мне вспомнились факты, о которых я прочитала в книгах, данных мне Стивеном. Конечно, в обществе подобном нашему люди склонны с ходу отвергать то, что, на их взгляд, нелогично. Но ведь существуют и другой образ жизни, другие культуры и народы. На это намекали сэр Ричард Бартон и доктор Дамиен. Совершив свои рискованные путешествия, они обнаружили массу мистического и таинственного, не поддающегося логике обычного цивилизованного человека. В эту минуту все мои помыслы были направлены на то, чтобы облегчить страдания и успокоить моего малыша. Это мне в высшей степени удалось – вскоре он уже мирно спал, дыхание стало нормальным, а лицо – не таким красным.
Всю эту ночь я держала сына на руках. Я не смогла бы заснуть, если бы оставила его здесь и вернулась в спальню. Прижимая к груди свою драгоценную ношу, я думала о том, что, вероятно, в моих руках действительно есть какая-то таинственная сила.
Айя говорила мне, что такая сила – это дар богов, и этот дар не должен пропасть втуне.
Как это, должно быть, чудесно – спасти чью-то жизнь! Отчасти я могу понять людей типа доктора Дамиена, которые не останавливаются ни перед чем в жажде знаний. В своей книге Дамиен описывал эксперименты, которые он проводил для того, чтобы изучить воздействие различных лекарственных средств на больных. Его главной целью было облегчить страдания людей – задача, несомненно, благородная. Но в его речи сквозило явное высокомерие. Я уверена, что ему доставили огромное удовольствие те приключения, что выпали на его долю. Постигавший сотни чувственных тайн якобы во имя развития медицинской науки, этот человек внушал мне подозрения, особенно после того, как Амелия самым недвусмысленным образом предостерегла меня.
Мне тоже хотелось побольше узнать о той странной излечивающей силе, что таилась в моих руках.
На следующее утро, когда я вернулась в спальню, Обри спросил:
– Ты выглядишь усталой. Что случилось?
– Джулиан плохо себя чувствовал сегодня ночью.
– А разве не могла няня Бенсон присмотреть за ним?
– Она храпела всю ночь. Ребенок мог бы биться рядом в конвульсиях, а она бы не шелохнулась.
– Надеюсь, ты не собираешься сделать эти ночные блуждания своей привычкой?
– Нет. Я собираюсь перенести колыбельку в нашу комнату, чтобы я всегда была рядом с малышом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
– Няня Бенсон уже старуха.
– Она растила детей всю жизнь. У нее, несомненно, гораздо больше опыта, чем у тебя. Ты так нервничаешь из-за малыша, что наверняка испортишь его, если не будешь держать себя в руках.
В словах мужа, несомненно, была доля правды, но я ничего не могла с собой поделать. И в высказываниях, и в поведении Обри явно сквозило его недовольство мной, но меня так поглотило мое материнство, что я не давала себе труда быть еще и хорошей женой.
Благодаря Джулиану я подружилась с миссис Поллак, нашей домоправительницей. До этого она казалась мне очень чопорной женщиной, слишком гордящейся своим положением среди других слуг, лишенной чувства юмора и даже немного солдафоном. Но с рождением Джулиана она переменилась. При виде ребенка она становилась совершенно другим человеком, ее лицо невольно расплывалось в улыбке, причем оттого, что она пыталась ее подавить, эта улыбка казалась еще более искренней.
– Должна признаться вам, мадам, – говорила она мне, как будто сознаваясь в каком-то грехе, – я люблю смотреть на малышей.
Когда я гуляла с ребенком в саду, она, как правило, тоже оказывалась там. Когда ей показалось, что Джулиан ей улыбается, она была на верху блаженства, когда он хватал ее за палец, она восхищалась его сообразительностью. Словом, отношение миссис Поллак к моему ребенку, несомненно, сблизило нас.
Иногда я приходила в ее комнату выпить вместе с ней чаю и всегда брала с собой Джулиана. Мне доставляло удовольствие знать, что в доме у меня есть друг, да еще такая честная, энергичная женщина. Она понимала толк в заботе о детях, вырастив троих собственных.
– Теперь они завели свои семьи и уехали от меня, мадам. Но так всегда происходит.
Она грустно покачала головой.
– Вспоминаешь, как они были маленькими детьми и полностью зависели от тебя… и вот они уже взрослые и живут своей собственной жизнью. У меня-то дети очень хорошие. Я бы могла уехать отсюда и жить со своей Энни, но я думаю, молодым надо жить одним. Как бы я хотела, чтобы они всегда оставались маленькими!
Мне было очень приятно обнаружить, что миссис Поллак не чуждо ничто человеческое. Мне даже казалось, что из нее вышла бы куда более хорошая няня, чем из няни Бенсон.
Однажды я спросила ее, почему она не подыщет себе место воспитательницы, а служит у нас, где ей приходится управлять целым штатом слуг.
На мгновение она погрузилась в раздумья, а потом сказала, что при такой жизни сошла бы с ума.
– Я бы очень привязывалась к детям, а ведь они вырастают, и ты больше им не нужна. Это все равно, что каждый раз заводить новую семью. Но скажу вам честно, мадам, хорошо иметь малыша в доме.
Если я куда-нибудь отлучалась, то обычно говорила об этом миссис Поллак. Между нами существовала негласная договоренность – в таких случаях она присматривала за Джулианом, так как я не хотела оставлять его целиком в ведении няни Бенсон, которая могла задремать как раз в тот момент, когда оставалась с ребенком.
Миссис Поллак была сама тактичность. Она прекрасно понимала мои чувства и гордилась тем доверием, которое я ей оказывала. Джулиан же отплатил ей горячей привязанностью, как только подрос достаточно, чтобы суметь выразить свои чувства.
Когда Джулиану было всего несколько месяцев, он подхватил простуду. Я очень беспокоилась за него, хотя болезнь и не представлю та никакой угрозы – малейшая неприятность, случавшаяся с моим сыном, тут же повергала меня в панику.
Ночью, тревожась за Джулиана, я внезапно проснулась. Должно быть, было около трех часов. Я поняла, что не убедившись, что с ним все в порядке, мне не заснуть. В детской я увидела, что малыш разметался во сне и тяжело дышит, а лицо приобрело нездоровый красный цвет. В соседней комнате мерно похрапывала няня Бенсон. Дверь в ее комнату была открыта, но она спала так крепко, что разбудить ее было бы непросто.
Я схватила ребенка, завернула его в одеяло и, сев на стул, начала укачивать. Когда я отбросила волосы у него со лба, он тут же перестал хныкать. Я продолжала гладить Джулиана по лбу, потому что увидела, что ребенку становится явно лучше от моих прикосновений, и в это мгновение вдруг вспомнила другие случаи, когда прикосновение моих рук оказывало лечебный эффект. Я ясно увидела лицо моей старой айи и услышала ее слова:
– В этих руках большая сила.
Тогда я не поверила ей. Теперь мне вспомнились факты, о которых я прочитала в книгах, данных мне Стивеном. Конечно, в обществе подобном нашему люди склонны с ходу отвергать то, что, на их взгляд, нелогично. Но ведь существуют и другой образ жизни, другие культуры и народы. На это намекали сэр Ричард Бартон и доктор Дамиен. Совершив свои рискованные путешествия, они обнаружили массу мистического и таинственного, не поддающегося логике обычного цивилизованного человека. В эту минуту все мои помыслы были направлены на то, чтобы облегчить страдания и успокоить моего малыша. Это мне в высшей степени удалось – вскоре он уже мирно спал, дыхание стало нормальным, а лицо – не таким красным.
Всю эту ночь я держала сына на руках. Я не смогла бы заснуть, если бы оставила его здесь и вернулась в спальню. Прижимая к груди свою драгоценную ношу, я думала о том, что, вероятно, в моих руках действительно есть какая-то таинственная сила.
Айя говорила мне, что такая сила – это дар богов, и этот дар не должен пропасть втуне.
Как это, должно быть, чудесно – спасти чью-то жизнь! Отчасти я могу понять людей типа доктора Дамиена, которые не останавливаются ни перед чем в жажде знаний. В своей книге Дамиен описывал эксперименты, которые он проводил для того, чтобы изучить воздействие различных лекарственных средств на больных. Его главной целью было облегчить страдания людей – задача, несомненно, благородная. Но в его речи сквозило явное высокомерие. Я уверена, что ему доставили огромное удовольствие те приключения, что выпали на его долю. Постигавший сотни чувственных тайн якобы во имя развития медицинской науки, этот человек внушал мне подозрения, особенно после того, как Амелия самым недвусмысленным образом предостерегла меня.
Мне тоже хотелось побольше узнать о той странной излечивающей силе, что таилась в моих руках.
На следующее утро, когда я вернулась в спальню, Обри спросил:
– Ты выглядишь усталой. Что случилось?
– Джулиан плохо себя чувствовал сегодня ночью.
– А разве не могла няня Бенсон присмотреть за ним?
– Она храпела всю ночь. Ребенок мог бы биться рядом в конвульсиях, а она бы не шелохнулась.
– Надеюсь, ты не собираешься сделать эти ночные блуждания своей привычкой?
– Нет. Я собираюсь перенести колыбельку в нашу комнату, чтобы я всегда была рядом с малышом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133