– спросила я няню.
– Да, я все видела, – ответила она.
– И что это значит?
– Это значит, что у тебя есть дар. Он здесь, в этих прелестных маленьких ручонках.
– Дар? Ты думаешь, я могу делать людей лучше?
– Я думаю, ты можешь облегчать боль, – ответила айя. – Делать людей лучше подвластно рукам более всемогущим, чем твои.
Иногда по вечерам я ездила верхом вместе с отцом. У меня был свой собственный пони – одна из самых больших радостей моей жизни, и я очень гордилась нашими выездами. Бок о бок с отцовской лошадью, в белой блузке и юбке для верховой езды мы с отцом составляли существо понятия – семья. И чем старше я становилась, тем теснее становились узы, связывающие нас. С маленькими детьми он держался несколько застенчиво, что вызывало во мне нежность. В том возрасте мне казалось, что фамильярность граничит с презрением. Мне хотелось смотреть на отца снизу вверх, и он делал все для того, чтобы мне это удавалось.
Он часто рассказывал мне о своей службе, об Индии, о роли британцев здесь. Меня переполняла гордость за его часть, за Империю, но больше всего – за него самого. Отец говорил со мной и о моей матери. Оказывается, ей никогда не нравилась Индия. Мама постоянно скучала по родине, но храбро пыталась не показывать этого. Он беспокоился обо мне – ребенке без матери и с отцом, который не может уделять этому ребенку столько внимания, сколько требуется.
Я говорила ему, что мне хорошо, миссис Фернли – прекрасный товарищ, я очень люблю свою айю и совершенно счастлива.
– Ты хорошая девочка, Сусанна, – сказал мне на это отец.
Я рассказала ему о случае с мальчиком на дороге.
– Ты знаешь, папа, это было так странно… Когда я прикоснулась к нему, то почувствовала, как от моих рук исходит какая-то сила. И он тоже почувствовал, потому что перестал ощущать боль. Я точно знаю, что перестал.
Отец улыбнулся.
– Вот ты и совершила доброе дело, – пошутил он.
– Ты что, не веришь, что это было так? – настаивала я.
– Ты поступила как добрый самаритянин. Надеюсь, что ему окажут настоящую помощь. Больницы здесь очень плохи. Если у него сломаны кости, только Бог ему поможет. Ему повезет, если они срастутся как надо.
– Значит, ты не думаешь, что у меня… особое прикосновение… или что-то вроде этого? А вот айя верит.
– Айя!
Он улыбнулся доброй, но немного презрительной улыбкой.
– Что могут туземцы знать о таких вещах?
– Она как будто говорила об исцеляющем прикосновении. Но, папа, это и вправду было чудом!
– Возможно, мальчику было просто приятно, что английская леди опустилась рядом с ним на колени.
Я умолкла. Было ясно, что ни с ним, ни с миссис Фернли нет смысла говорить о мистических предметах. Они оба были слишком практичны, «слишком цивилизованы». Но я не могла выбросить этот случай из головы, со мной до сих пор никогда не происходило ничего столь же важного.
Однажды, после того, как мне исполнилось десять лет, во время нашей совместной прогулки отец как-то сказал мне:
– Видишь ли, Сусанна, тебе пора получить образование.
– Но миссис Фернли говорит, что я хорошо учусь.
– Понимаешь, дорогая, придет время, когда ты перерастешь миссис Фернли. Она считает, что это время почти настало. Кроме того, твоя гувернантка решила вернуться на родину.
– Правда? Значит, тебе придется найти еще кого-нибудь на ее место?
– Не совсем так. На земле есть только одна страна, где молодая английская леди должна получить образование, и эта страна – Англия.
Я замолчала, пытаясь осмыслить услышанное.
– А как же ты? – наконец спросила я.
– Я, конечно, останусь здесь.
– Ты хочешь сказать, что я поеду в Англию… одна?
– Моя дорогая Сусанна, это происходит со всеми молодыми людьми, выросшими в Индии. Ты ведь сама видела. Придет время, и настанет твоя очередь. Наверное, тебе следовало бы уехать даже раньше.
Затем отец начал излагать свой план. Миссис Фернли, наш неизменный друг, любезно предложила взять меня с собой. Она собиралась вернуться в Англию. Там она отвезет меня к дяде Джеймсу, брату моей матери, и его жене Грейс. Хамберстонский приход, где они живут, станет моим домом. Когда мне исполнится семнадцать или восемнадцать лет, я приеду назад к отцу.
– Но это значит – через семь лет! Целая жизнь…
– Не совсем так, дорогая. Мысль о расставании ненавистна мне так же, как и тебе… может быть, даже больше… но это необходимо. Нельзя позволить тебе вырасти необразованной.
– Но я уже образованная. Я очень много читаю и знаю.
– Речь идет не о книжном знании, дорогое мое дитя. Тебе предстоит усвоить хорошие манеры, научиться вести себя в обществе – в настоящем обществе, а не в таком, какое мы имеем здесь. Боюсь, милая, что другого выхода нет. Если бы он существовал, я бы уже до него додумался, потому что не хочу разлучаться с тобой. Ты будешь мне писать. В письмах мы опять будем вместе. Мне хотелось бы знать обо всем, что будет происходить с тобой. Возможно, когда-нибудь я приеду в Англию в отпуск, и мы снова будем вместе. А пока ты станешь ходишь в школу, а на каникулы будешь приезжать в Хамберстонский приход. Время пролетит быстро. Я буду по тебе очень скучать. Ты ведь знаешь, что с тех пор как умерла твоя мать, в тебе вся моя жизнь.
Он смотрел прямо перед собой, боясь взглянуть на меня и выдать свои чувства. Я же была менее сдержанной. Только позже, в Англии, я научилась скрывать свои эмоции.
Сейчас же и море, и горы, и белый дом вдалеке виделись мне сквозь пелену слез.
Жизнь менялась. Все должно было измениться, и не постепенно, как это происходит обычно, а слишком резко.
Прошел месяц, прежде чем я свыклась с тем, что мне предстояло, и после первого шока я даже начала испытывать радостное волнение. Мне часто доводилось видеть большие корабли, которые причаливали в нашей гавани или отплывали от индийских берегов. Я видела, как, стоя на борту, мальчики и девочки махали на прощание своим родителям. Скоро придет и моя очередь.
Из-за того, что миссис Фернли была занята приготовлениями к отъезду, мы теперь занимались не слишком регулярно.
– Я больше ничему не могу научить тебя, – сказала она. – Для своего возраста ты достаточно подготовлена. Читай как можно больше – это принесет тебе пользу.
Она выглядела очень оживленной, предвкушая скорый отъезд. В Англии ей предстояло жить с кузиной, пока, как выражалась сама миссис Фернли, она «не встанет на ноги».
Моя дорогая айя вела себя по-другому. И для нее, и для меня это было тягостное расставание. Мы были с ней гораздо ближе, чем с миссис Фернли. Айя знала меня еще совсем малышкой. Она знала и мою мать, и после ее смерти связь между нами только упрочилась.
Глядя на меня печальными глазами, в которых читалась покорность судьбе, свойственная ее нации, няня говорила:
– Айя всегда расстается со своими дорогими малышами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
– Да, я все видела, – ответила она.
– И что это значит?
– Это значит, что у тебя есть дар. Он здесь, в этих прелестных маленьких ручонках.
– Дар? Ты думаешь, я могу делать людей лучше?
– Я думаю, ты можешь облегчать боль, – ответила айя. – Делать людей лучше подвластно рукам более всемогущим, чем твои.
Иногда по вечерам я ездила верхом вместе с отцом. У меня был свой собственный пони – одна из самых больших радостей моей жизни, и я очень гордилась нашими выездами. Бок о бок с отцовской лошадью, в белой блузке и юбке для верховой езды мы с отцом составляли существо понятия – семья. И чем старше я становилась, тем теснее становились узы, связывающие нас. С маленькими детьми он держался несколько застенчиво, что вызывало во мне нежность. В том возрасте мне казалось, что фамильярность граничит с презрением. Мне хотелось смотреть на отца снизу вверх, и он делал все для того, чтобы мне это удавалось.
Он часто рассказывал мне о своей службе, об Индии, о роли британцев здесь. Меня переполняла гордость за его часть, за Империю, но больше всего – за него самого. Отец говорил со мной и о моей матери. Оказывается, ей никогда не нравилась Индия. Мама постоянно скучала по родине, но храбро пыталась не показывать этого. Он беспокоился обо мне – ребенке без матери и с отцом, который не может уделять этому ребенку столько внимания, сколько требуется.
Я говорила ему, что мне хорошо, миссис Фернли – прекрасный товарищ, я очень люблю свою айю и совершенно счастлива.
– Ты хорошая девочка, Сусанна, – сказал мне на это отец.
Я рассказала ему о случае с мальчиком на дороге.
– Ты знаешь, папа, это было так странно… Когда я прикоснулась к нему, то почувствовала, как от моих рук исходит какая-то сила. И он тоже почувствовал, потому что перестал ощущать боль. Я точно знаю, что перестал.
Отец улыбнулся.
– Вот ты и совершила доброе дело, – пошутил он.
– Ты что, не веришь, что это было так? – настаивала я.
– Ты поступила как добрый самаритянин. Надеюсь, что ему окажут настоящую помощь. Больницы здесь очень плохи. Если у него сломаны кости, только Бог ему поможет. Ему повезет, если они срастутся как надо.
– Значит, ты не думаешь, что у меня… особое прикосновение… или что-то вроде этого? А вот айя верит.
– Айя!
Он улыбнулся доброй, но немного презрительной улыбкой.
– Что могут туземцы знать о таких вещах?
– Она как будто говорила об исцеляющем прикосновении. Но, папа, это и вправду было чудом!
– Возможно, мальчику было просто приятно, что английская леди опустилась рядом с ним на колени.
Я умолкла. Было ясно, что ни с ним, ни с миссис Фернли нет смысла говорить о мистических предметах. Они оба были слишком практичны, «слишком цивилизованы». Но я не могла выбросить этот случай из головы, со мной до сих пор никогда не происходило ничего столь же важного.
Однажды, после того, как мне исполнилось десять лет, во время нашей совместной прогулки отец как-то сказал мне:
– Видишь ли, Сусанна, тебе пора получить образование.
– Но миссис Фернли говорит, что я хорошо учусь.
– Понимаешь, дорогая, придет время, когда ты перерастешь миссис Фернли. Она считает, что это время почти настало. Кроме того, твоя гувернантка решила вернуться на родину.
– Правда? Значит, тебе придется найти еще кого-нибудь на ее место?
– Не совсем так. На земле есть только одна страна, где молодая английская леди должна получить образование, и эта страна – Англия.
Я замолчала, пытаясь осмыслить услышанное.
– А как же ты? – наконец спросила я.
– Я, конечно, останусь здесь.
– Ты хочешь сказать, что я поеду в Англию… одна?
– Моя дорогая Сусанна, это происходит со всеми молодыми людьми, выросшими в Индии. Ты ведь сама видела. Придет время, и настанет твоя очередь. Наверное, тебе следовало бы уехать даже раньше.
Затем отец начал излагать свой план. Миссис Фернли, наш неизменный друг, любезно предложила взять меня с собой. Она собиралась вернуться в Англию. Там она отвезет меня к дяде Джеймсу, брату моей матери, и его жене Грейс. Хамберстонский приход, где они живут, станет моим домом. Когда мне исполнится семнадцать или восемнадцать лет, я приеду назад к отцу.
– Но это значит – через семь лет! Целая жизнь…
– Не совсем так, дорогая. Мысль о расставании ненавистна мне так же, как и тебе… может быть, даже больше… но это необходимо. Нельзя позволить тебе вырасти необразованной.
– Но я уже образованная. Я очень много читаю и знаю.
– Речь идет не о книжном знании, дорогое мое дитя. Тебе предстоит усвоить хорошие манеры, научиться вести себя в обществе – в настоящем обществе, а не в таком, какое мы имеем здесь. Боюсь, милая, что другого выхода нет. Если бы он существовал, я бы уже до него додумался, потому что не хочу разлучаться с тобой. Ты будешь мне писать. В письмах мы опять будем вместе. Мне хотелось бы знать обо всем, что будет происходить с тобой. Возможно, когда-нибудь я приеду в Англию в отпуск, и мы снова будем вместе. А пока ты станешь ходишь в школу, а на каникулы будешь приезжать в Хамберстонский приход. Время пролетит быстро. Я буду по тебе очень скучать. Ты ведь знаешь, что с тех пор как умерла твоя мать, в тебе вся моя жизнь.
Он смотрел прямо перед собой, боясь взглянуть на меня и выдать свои чувства. Я же была менее сдержанной. Только позже, в Англии, я научилась скрывать свои эмоции.
Сейчас же и море, и горы, и белый дом вдалеке виделись мне сквозь пелену слез.
Жизнь менялась. Все должно было измениться, и не постепенно, как это происходит обычно, а слишком резко.
Прошел месяц, прежде чем я свыклась с тем, что мне предстояло, и после первого шока я даже начала испытывать радостное волнение. Мне часто доводилось видеть большие корабли, которые причаливали в нашей гавани или отплывали от индийских берегов. Я видела, как, стоя на борту, мальчики и девочки махали на прощание своим родителям. Скоро придет и моя очередь.
Из-за того, что миссис Фернли была занята приготовлениями к отъезду, мы теперь занимались не слишком регулярно.
– Я больше ничему не могу научить тебя, – сказала она. – Для своего возраста ты достаточно подготовлена. Читай как можно больше – это принесет тебе пользу.
Она выглядела очень оживленной, предвкушая скорый отъезд. В Англии ей предстояло жить с кузиной, пока, как выражалась сама миссис Фернли, она «не встанет на ноги».
Моя дорогая айя вела себя по-другому. И для нее, и для меня это было тягостное расставание. Мы были с ней гораздо ближе, чем с миссис Фернли. Айя знала меня еще совсем малышкой. Она знала и мою мать, и после ее смерти связь между нами только упрочилась.
Глядя на меня печальными глазами, в которых читалась покорность судьбе, свойственная ее нации, няня говорила:
– Айя всегда расстается со своими дорогими малышами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133