Он дружил с Томасом Фитцербертом, богатым католиком, сквайром, который имел поместья в Свиннертоне – в Стаффордширском графстве – и в Дербиширском местечке Норбери. Томасу было около тридцати; хотя он был старше Марии, однако и Мария уже не могла называться неопытной девушкой. Дядя Генри оказался прав, предположив, что его племянница произведет впечатление на Тома Фитцерберта.
– Она прелестна! – воскликнул Том, – Право же, Генри, я никогда не видел такой очаровательной женщины.
Дядя Генри довольно усмехнулся. Что ж, если Мария выйдет замуж за Тома Фитцерберта, у нее будет более интересная жизнь, чем в первом браке. Эдвард Уэлд, безусловно, обладал многими достоинствами; это был хороший, богатый супруг-католик, однако для Марии он был немного староват, и жили они в Лалворте слишком уж тихо. А Том Фитцерберт умел жить… жить именно так, как нравилось Генри Эррингтону! Ей-богу, Мария бы в конце концов истомилась в Лалворте, ведь там ее не особенно баловали развлечениями!
Как и предсказывал Генри, Том Фитцерберт вскоре открыто объявил о своих намерениях, и Мария проявила благоразумие, приняв его предложение.
Когда она стала миссис Фитцерберт, ей как раз исполнился двадцать один год.
* * *
Вскоре Мария поняла, что жизнь с Томасом Фитцербертом сулит ей гораздо больше радостей, чем брак с Эдвардом Уэлдом. Теперь у нее был энергичный муж, который тоже проявлял любовь к ней, хотя и по-своему, не так, как Эдвард Уэлд. Мария же блистала красотой, умом и светскостью и имела добродушный нрав, так что Томас Фитцерберт не разочаровался в супруге… а Мария – в нем.
Денег у них было много, они развлекались вовсю, жили не только в деревне, но и в Лондоне, где имели собственный дом на Парк-стрит, неподалеку от Парк-Лейн. Туда частенько наведывались политики и аристократы, которые умели вести занимательные, остроумные беседы. Мария Фитцерберт прослыла одной из лучших хозяек лондонских гостиных, а самой Марии гораздо больше нравилось жить в Лондоне, чем в деревенской глуши!
Будучи ревностным католиком, мистер Фитцерберт тем не менее отличался либеральностью воззрений и целиком и полностью поддерживал монархию. Он уповал на короля, который, насколько было известно мистеру Фитцерберту, жаждал веротерпимости. Поэтому мистер Фитцерберт надеялся на то, что законы, ущемлявшие католиков в их гражданских правах, будут изменены.
Зажив в богатстве и довольстве, Мария не забывала о своих родных, и когда для Франсис настала пора покидать монастырь, Мария предложила сестре пожить у нее.
Она была счастлива снова увидеть Франсис, которая выросла и превратилась в высокую, хорошенькую девушку. Сестры тепло обнялись, и Мария с интересом обнаружила, что сестре – точно так же, как когда-то ей самой, – было жаль покидать Голубых монахинь. Франсис взахлеб говорила о Париже, передавала скандальные сплетни о придворных, судачила о том, что король с королевой долго не имели детей, но наконец на свет появилась принцесса.
Мария жадно слушала рассказы сестры о жизни во Франции и в свою очередь сообщила ей о том, что произошло дома.
– Ты легко тут обживешься, – уверяла она Франсис.
– Мне бы ужасно не хотелось жить затворницей в Брэмбридже, Мария! Ах, там все так переменилось! Бедный папа! Он просто присутствует в доме, но совсем не похож на себя прежнего, а мама… мама, по-моему, совсем пала духом. Мальчики же ни в чем не знают удержу! Как я рада, что ты вышла замуж за мистера Фитцерберта и предложила мне пожить у тебя!
– Я тоже рада… и моему замужеству, и твоему приезду! – улыбнулась Мария.
Она с удовольствием вывела сестру в лондонский «свет», а когда взяла ее в Свиннертон, Франсис имела там большой успех. Девушка была удивительно хороша собой, обаятельна, добра и весела. Однако большинство людей сходилось на том, что младшая сестра – лишь бледная тень старшей.
Впрочем, один человек, частенько развлекавшийся в Свиннертоне, не согласился с приговором светского общества…
* * *
Когда Франсис зашла к сестре в спальню, Мария сидела за туалетным столиком. Мария любила причесываться сама и поэтому отпустила служанку. Она до сих пор не носила париков и не пудрила волосы. Мария втайне гордилась своими густыми золотистыми кудрями и не собиралась уродовать их, покрывая слоем пудры; а скрывать под париком такие пышные локоны не имело смысла. Да и вообще Марии нравилось придерживаться своего, оригинального стиля в одежде и прическе.
Франсис присела на кровать и наблюдала за сестрой.
– Если бы ты видела парижские прически! Они становятся все выше и выше. Женщины украшают волосы перьями и даже картинками из сельской жизни! А задает эту моду, которая становится день ото дня все скандальней, сама королева! Мсье Леонард, королевский парикмахер, каждое утро ездит в роскошном экипаже из Парижа в Версаль, чтобы причесывать ее волосы.
– А я не собираюсь менять свой стиль даже ради французской королевы! – заявила Мария.
– Я тебя не осуждаю. Ты прекрасно выглядишь. Мария, я пришла к заключению, что ты такая необычная женщина!
– Ты только сейчас это поняла? – шутливо спросила Мария.
– Ну… вообще-то я всегда это знала. Ты очень счастлива с Томом, правда?
Мария кивнула.
– Но ведь ты и с мистером Уэлдом была счастлива. И с этим Мария не могла не согласиться.
– Мария, а может быть, ты из тех женщин, которые будут счастливы с любым мужчиной?
– О нет, что ты!
– Но все равно ты оба раза так удачно вышла замуж! Конечно, ты очень добрая, веселая, умная и красивая…
– Право же, ты заставляешь меня краснеть…
– И вдобавок ты имеешь опыт… и наверняка разбираешься в подобных вещах… Мария, как по-твоему, я на тебя похожа?
– Думаю, немножко похожа.
– Интересно, а я удачно выйду замуж?
– Уверена, что да, если проявишь благоразумие.
– А когда люди влюблены, они разве ведут себя благоразумно?
Мария задумалась. Она дважды выходила замуж, проявив – как считалось – похвальное благоразумие. И все же заколебалась, не зная, что ответить… Внезапно ей пришла в голову странная мысль… А любила ли она когда-нибудь? Да, конечно, она прекрасно относилась к Томасу… и к Эдварду тоже, но…
Франсис пристально смотрела на сестру.
– Мне кажется, – серьезно произнесла Франсис, – что я смогла бы питать к Карнаби Хагтерстону такие же чувства, как ты – к Томасу Фитцерберту.
Мария пришла в неописуемое волнение.
– Франсис! Он что… Франсис кивнула.
– И ты согласилась?
– Не совсем. Я хотела сначала поговорить с тобой.
– Но ведь он тебе нравится, Франсис? Я же видела вас вместе! И знаю, что нравится!
– Да, – призналась Франсис. – Он мне нравится.
– Я так рада! – Мария вскочила и обняла сестру. – И мама обрадуется, и папа… Бедный, милый папа!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Она прелестна! – воскликнул Том, – Право же, Генри, я никогда не видел такой очаровательной женщины.
Дядя Генри довольно усмехнулся. Что ж, если Мария выйдет замуж за Тома Фитцерберта, у нее будет более интересная жизнь, чем в первом браке. Эдвард Уэлд, безусловно, обладал многими достоинствами; это был хороший, богатый супруг-католик, однако для Марии он был немного староват, и жили они в Лалворте слишком уж тихо. А Том Фитцерберт умел жить… жить именно так, как нравилось Генри Эррингтону! Ей-богу, Мария бы в конце концов истомилась в Лалворте, ведь там ее не особенно баловали развлечениями!
Как и предсказывал Генри, Том Фитцерберт вскоре открыто объявил о своих намерениях, и Мария проявила благоразумие, приняв его предложение.
Когда она стала миссис Фитцерберт, ей как раз исполнился двадцать один год.
* * *
Вскоре Мария поняла, что жизнь с Томасом Фитцербертом сулит ей гораздо больше радостей, чем брак с Эдвардом Уэлдом. Теперь у нее был энергичный муж, который тоже проявлял любовь к ней, хотя и по-своему, не так, как Эдвард Уэлд. Мария же блистала красотой, умом и светскостью и имела добродушный нрав, так что Томас Фитцерберт не разочаровался в супруге… а Мария – в нем.
Денег у них было много, они развлекались вовсю, жили не только в деревне, но и в Лондоне, где имели собственный дом на Парк-стрит, неподалеку от Парк-Лейн. Туда частенько наведывались политики и аристократы, которые умели вести занимательные, остроумные беседы. Мария Фитцерберт прослыла одной из лучших хозяек лондонских гостиных, а самой Марии гораздо больше нравилось жить в Лондоне, чем в деревенской глуши!
Будучи ревностным католиком, мистер Фитцерберт тем не менее отличался либеральностью воззрений и целиком и полностью поддерживал монархию. Он уповал на короля, который, насколько было известно мистеру Фитцерберту, жаждал веротерпимости. Поэтому мистер Фитцерберт надеялся на то, что законы, ущемлявшие католиков в их гражданских правах, будут изменены.
Зажив в богатстве и довольстве, Мария не забывала о своих родных, и когда для Франсис настала пора покидать монастырь, Мария предложила сестре пожить у нее.
Она была счастлива снова увидеть Франсис, которая выросла и превратилась в высокую, хорошенькую девушку. Сестры тепло обнялись, и Мария с интересом обнаружила, что сестре – точно так же, как когда-то ей самой, – было жаль покидать Голубых монахинь. Франсис взахлеб говорила о Париже, передавала скандальные сплетни о придворных, судачила о том, что король с королевой долго не имели детей, но наконец на свет появилась принцесса.
Мария жадно слушала рассказы сестры о жизни во Франции и в свою очередь сообщила ей о том, что произошло дома.
– Ты легко тут обживешься, – уверяла она Франсис.
– Мне бы ужасно не хотелось жить затворницей в Брэмбридже, Мария! Ах, там все так переменилось! Бедный папа! Он просто присутствует в доме, но совсем не похож на себя прежнего, а мама… мама, по-моему, совсем пала духом. Мальчики же ни в чем не знают удержу! Как я рада, что ты вышла замуж за мистера Фитцерберта и предложила мне пожить у тебя!
– Я тоже рада… и моему замужеству, и твоему приезду! – улыбнулась Мария.
Она с удовольствием вывела сестру в лондонский «свет», а когда взяла ее в Свиннертон, Франсис имела там большой успех. Девушка была удивительно хороша собой, обаятельна, добра и весела. Однако большинство людей сходилось на том, что младшая сестра – лишь бледная тень старшей.
Впрочем, один человек, частенько развлекавшийся в Свиннертоне, не согласился с приговором светского общества…
* * *
Когда Франсис зашла к сестре в спальню, Мария сидела за туалетным столиком. Мария любила причесываться сама и поэтому отпустила служанку. Она до сих пор не носила париков и не пудрила волосы. Мария втайне гордилась своими густыми золотистыми кудрями и не собиралась уродовать их, покрывая слоем пудры; а скрывать под париком такие пышные локоны не имело смысла. Да и вообще Марии нравилось придерживаться своего, оригинального стиля в одежде и прическе.
Франсис присела на кровать и наблюдала за сестрой.
– Если бы ты видела парижские прически! Они становятся все выше и выше. Женщины украшают волосы перьями и даже картинками из сельской жизни! А задает эту моду, которая становится день ото дня все скандальней, сама королева! Мсье Леонард, королевский парикмахер, каждое утро ездит в роскошном экипаже из Парижа в Версаль, чтобы причесывать ее волосы.
– А я не собираюсь менять свой стиль даже ради французской королевы! – заявила Мария.
– Я тебя не осуждаю. Ты прекрасно выглядишь. Мария, я пришла к заключению, что ты такая необычная женщина!
– Ты только сейчас это поняла? – шутливо спросила Мария.
– Ну… вообще-то я всегда это знала. Ты очень счастлива с Томом, правда?
Мария кивнула.
– Но ведь ты и с мистером Уэлдом была счастлива. И с этим Мария не могла не согласиться.
– Мария, а может быть, ты из тех женщин, которые будут счастливы с любым мужчиной?
– О нет, что ты!
– Но все равно ты оба раза так удачно вышла замуж! Конечно, ты очень добрая, веселая, умная и красивая…
– Право же, ты заставляешь меня краснеть…
– И вдобавок ты имеешь опыт… и наверняка разбираешься в подобных вещах… Мария, как по-твоему, я на тебя похожа?
– Думаю, немножко похожа.
– Интересно, а я удачно выйду замуж?
– Уверена, что да, если проявишь благоразумие.
– А когда люди влюблены, они разве ведут себя благоразумно?
Мария задумалась. Она дважды выходила замуж, проявив – как считалось – похвальное благоразумие. И все же заколебалась, не зная, что ответить… Внезапно ей пришла в голову странная мысль… А любила ли она когда-нибудь? Да, конечно, она прекрасно относилась к Томасу… и к Эдварду тоже, но…
Франсис пристально смотрела на сестру.
– Мне кажется, – серьезно произнесла Франсис, – что я смогла бы питать к Карнаби Хагтерстону такие же чувства, как ты – к Томасу Фитцерберту.
Мария пришла в неописуемое волнение.
– Франсис! Он что… Франсис кивнула.
– И ты согласилась?
– Не совсем. Я хотела сначала поговорить с тобой.
– Но ведь он тебе нравится, Франсис? Я же видела вас вместе! И знаю, что нравится!
– Да, – призналась Франсис. – Он мне нравится.
– Я так рада! – Мария вскочила и обняла сестру. – И мама обрадуется, и папа… Бедный, милый папа!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106