12 ноября из Хэмптона в Виндзор направилась траурная процессия. Гроб везли на катафалке, а над гробом была воздвигнута восковая статуя Джейн, увенчанная короной, с волосами, падающими на плечи, – она была совсем как живая.
Джейн похоронили в часовне cвятого Георгия.
* * *
В ту зиму я заболела. Сильные мигрени и головокружение свалили меня в постель. Мои придворные дамы исправно ухаживали за мной, и к Рождеству доктор Баттс сумел поставить меня на ноги. На этот раз Рождество во дворце было грустным. Отец впервые носил траур, чего не делал после смерти двух предыдущих жен. Он стал мрачным, и я было подумала, что он тоскует по Джейн. Но вскоре оказалось, что у него уже есть кое-кто на примете.
На сына он не мог нарадоваться – постоянно требовал, чтобы ему приносили ребенка, носил его на руках и, вглядываясь в маленькое личико, нежно говорил:
– Расти большой и сильный, сын мой, ты будешь правителем великой державы. Придет время, и в твоих руках окажется судьба страны.
И с торжествующим видом добавлял:
– Видите, он все понимает! Как он на меня смотрит! Это же чудо, а не мальчик! Вот о таком сыне я всегда и мечтал!
Казалось, он хотел сказать:
«Вот смотрите… Я убил своих жен… Я не пощадил монахов… Я послал на плаху двух своих преданнейших слуг – Уолси и сэра Томаса Мора… Нет, не двух… Еще Фишера… Но я же, в сущности, мальчишка с добрым сердцем. А казни… так этого требовали интересы страны…»
Он, как никто, умел заставить себя и других поверить в то, чего на самом деле не было, но чего ему страстно хотелось. В этом – так и не разгаданная мной загадка его характера.
Изображая горе по поводу кончины Джейн, он уже мысленно прикидывал, кто же займет ее место.
Трудно было понять, что у него на уме, когда он смотрел на меня, свою двадцатидвухлетнюю дочь, которая так и не стала принцессой…
Жилось мне неплохо. У меня был свой двор и все необходимое, но я мечтала иметь ребенка. Елизавета жила с нами. Ах, если бы у меня была такая дочь, думала я. А Эдуард! Я бы отдала все, чтобы иметь такого сына…
Но я была всего лишь старой девой с несбывшимися надеждами и нереализованными планами, сохнущая смоковница, отмеченная к тому же позорным клеймом, – незаконнорожденная…
Правда, сейчас мне грех было жаловаться на жизнь. Меня окружали друзья, преданные слуги, по-прежнему считавшие, что я – законная принцесса. Я никогда не отличалась легкомыслием. Мое окружение знало, что, подобно своей матери, я была глубоко религиозна. Мои двери всегда были открыты для нуждающихся. Большая часть денег, назначенных королем на мое содержание, уходила на благотворительность. Каждый день я проходила по три мили пешком, и всегда у меня в кошельке были деньги, которые я раздавала по пути бедным.
Где бы я ни появлялась, простые люди узнавали меня и старались проявить свое уважение.
У меня были любимые книги, любимая музыка, красивая одежда. Я получила прекрасное образование и могла легко беседовать с дипломатами, посещавшими королевский дворец.
Мой малый двор жил по тем же законам, что и двор короля. Отец даже прислал мне своего любимого шута. Это была женщина по имени Джейн. Женщина-шут? Но Джейн была бесподобна. Стоило ей войти в комнату, как начинался хохот. В роскошном платье, как у первой придворной дамы, она выглядела умопомрачительно… с чисто выбритой головой. Джейн прекрасно пела, и репертуар ее шуточных песенок был неисчерпаем. А уж о всевозможных трюках, которыми она нас смешила, и говорить не приходится.
И в самом деле, на что мне было жаловаться?
Но мне не хватало того, о чем мечтает всякая женщина, – ребенка.
Раз или два мне делали предложения. Но до рождения Эдуарда отец и слышать не хотел о моем замужестве. Он не собирался отпускать меня за пределы страны, а мысль, что какой-нибудь негодяй женится на его дочери да еще станет претендовать на английский трон, приводила его в бешенство. Но теперь, когда родился Эдуард, может быть, все изменится?
Появилось два возможных претендента на мою руку – Шарль Орлеанский, сын Франциска I, короля Франции, и Дон Луис, инфант Португалии, которого хотел видеть моим мужем император Карл.
Несколько недель, пока велись переговоры, я рисовала в своем воображении приятные перспективы, не зная, кому отдать предпочтение – оба принца были хороши собой и могли составить достойную партию.
Но тут возникла неожиданная преграда. И я надеялась, что отец, в то время хорошо ко мне относившийся, преодолеет ее.
Король Франции намекнул, что, если устранить щекотливый момент – незаконнорожденность, – то он всей душой за брак своего сына с дочерью английского короля.
То же самое сказали и португальцы.
Отец был взбешен. Он вовсе не намерен был восстанавливать меня в правах и тем самым признать власть той церкви, что попортила ему столько крови!
Потом о женихах забыли.
Поползли слухи, доставившие мне удовольствие. Я вспомнила, как моя мать сказала, что хотела бы видеть моим мужем Реджинальда Поула.
В тиши моей спальни мы болтали со Сьюзан, которой я доверяла все свои мысли.
– Вы полюбили малышку Елизавету, – заметила Сьюзан, видевшая, как мне хочется выйти замуж, – а ведь раньше старались не поддаваться своим чувствам.
– Я ненавидела Анну, погубившую мою мать. Боюсь, я перенесла эту ненависть на ребенка, чего не могу себе простить. Дети невинны и не отвечают за грехи своих родителей. Я поступила низко, жестоко.
– Елизавета – такое прелестное создание.
– Я часто думаю, какой она станет, когда вырастет. Меня беспокоит ее характер – она способна добиться всего, что ей хочется, а в случае неудачи может пойти на любую крайность.
– У меня предчувствие, что с ней ничего не случится.
– Ее положение еще хуже моего. Меня отец по крайней мере признает. Иногда мне кажется, что он убеждает себя в том, что она – не его дочь.
– Разве он может усомниться в этом, глядя на нее?
– Может быть, именно поэтому он и не желает ее видеть.
– До меня дошли любопытные слухи. Вы, кажется, когда-то были неравнодушны к нему…
– О ком ты?
– О Реджинальде Поуле.
– Ах, о нем? – Я улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям. – И что же ты слышала?
– Что он – в сане дьякона, а не священника. Это значит… что он может жениться… то есть… вы можете стать мужем и женой.
– Ты думаешь, это не просто слухи?
– Люди говорят, что было бы хорошо, если бы вы поженились.
– То есть… хорошо для тех, кого король называет своими врагами?
– Да.
– Но Реджинальд избран кардиналом.
– Тем не менее он имеет право жениться.
– О, Сьюзан, если бы это было возможно!..
– Знаете, король его просто ненавидит, – сокрушенно продолжала Сьюзан. – Он считает, что Реджинальд ему очень навредил там, на континенте.
– Да, знаю, к сожалению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113