Положение не вызывало особых опасений, поскольку в шлюпках имелось и большое количество провизии – пеммикан, порошковое молоко, сахар, галеты, сушеные фрукты и достаточный запас воды в герметичных емкостях, а также одеяла. Каждый надел свой водонепроницаемый костюм, который снимал, пока греб, а затем надевал вновь.
– Триста миль можно пройти за пять суток, – говорили все.
– А ведь еще не кончился этот поистине бесконечный день 5 июля! К концу дня нам встретился спасатель.
Сначала мы заметили на востоке дым, а затем на горизонте появилось судно. Наш капитан посмотрел в бинокль и крикнул: „Судно!“ Чуть позже выяснилось, что это – „Олопана“, одно из судов рассеявшегося конвоя PQ-17. Он принял SOS с наших трех судов и поспешил на помощь. Четыре шлюпки с других судов направились к нему, а мы поступили иначе.
Я не помню, кто заговорил первым, – уверен, что не я, – но все в шлюпке согласились с заговорившим. Увидев, что мы остановились и оживленно спорим, вторая шлюпка с „Вашингтона“ подошла ближе. Тот тип, что заварил все это, сказал, что будет безумием опять оказаться на судне из конвоя PQ-17. Он говорил, что это наилучший способ снова попасть под бомбы. Немцы тоже перехватили SOS и, считая, что наши друзья придут нам на помощь, пошлют новые самолеты. Можно лишь удивляться, что „Олопана“ добралась до нас, избежав атак с воздуха. Зачем подвергать себя новым опасностям на борту судна, лучше продолжать идти к Новой Земле на веслах, поскольку вряд ли немецкие самолеты будут рыскать над морем в поисках двух шлюпок. Ну а там можно осмотреться. Следовало переждать бурю, другими словами, дождаться, пока немцы забудут о конвое PQ-17. На Новой Земле может встретиться русское судно, которое и доставит нас в Архангельск.
На обеих шлюпках все пришли к согласию, но не обошлось без криков, ругани, угроз, резких слов.
Капитан и оба его помощника не стали нас убеждать, что нашим долгом было взойти на борт „Олопаны“. Обошлись и без угроз, что бросят нас, если мы откажемся покинуть шлюпки. Помню, некоторые ребята говорили, что останутся на Новой Земле до конца войны, будут жить „в лесах“ и никакой силой их не заставят ступить на палубу судна. Но они не знали, что такое Новая Земля.
„Олопана“ подобрала экипажи других шлюпок и подошла к нам. Ее капитан, не спускаясь с мостика, поговорил с нашим капитаном. Он крайне удивился, узнав о нашем решении остаться в шлюпках, а некоторые матросы, перегнувшись через борт, ругали нас. Наверное, кое-кто и усомнился, что мы в здравом уме, но промолчал.
После моих слов вы, по-видимому, сочли нас трусами, которые думали только о спасении своей шкуры. Но не забывайте: все мы были добровольцами, а многие из нас уже не раз проделали путь из Исландии в Мурманск и их не раз спасали с тонущих судов. А пока конвой PQ-17 не распался, все делали свое дело, даже во время воздушных и подводных атак. Но когда эскорт ушел, бросив беззащитные суда на произвол судьбы, нашему возмущению не было предела, и, конечно, это сказалось на нашем настроении. Да, мы думали о собственной шкуре, поскольку ВМС, покинув нас, нарушили контракт.
Короче говоря, „Олопана“ удалилась к югу, а мы снова стали грести на восток, сменяя друг друга на веслах. Так прошло трое суток. Время текло медленно, поскольку солнце не заходило за горизонт. В середине дня солнце сверкало на темно-синем небе, белый лед слепил глаза; к вечеру немного темнело, а лед розовел. Затем солнце поднималось, и все начиналось сначала. Мы больше молчали, только время от времени спрашивали капитана, сколько еще до Новой Земли. „Двое или трое суток“, – отвечал он. Ни голод, ни жажда, ни холод нас не мучили – у нас были водонепроницаемые одежды и одеяла. Мы терпели и вовсе не жалели, что не сели на „Олопану“. Иначе говоря, плыли в каком-то отупении.
Нас вывел из этого состояния шторм. Я еще ни разу не видел такого. Менее чем за час небо побелело, поднялся ветер, закружились хдопья снега, а через четверть часа мы оказались в сердце пурги. Шлюпку трясло, словно осину. Шум стоял оглушительный – льдины сталкивались с треском, похожим на пушечные выстрелы. Мы даже начали опасаться за прочность стальной шлюпки. Но, слава Богу, ничего страшного не произошло. Когда разразилась буря, мы бросили весла и уселись на дно, но капитан сказал, что, если мы перестанем грести, шлюпка встанет поперек волны и может перевернуться или набрать воды. Мы могли бы сообразить это и сами, но были не в себе.
Шторм продолжался шесть часов, а потом как-то вдруг утих, и мы, к величайшему удивлению, увидели другую шлюпку в полумиле от нас. Мы подошли ближе и буквально остолбенели: вместо лиц блестели белые маски изо льда, а гребцы походили на призраков.
На следующий день или через день была еще одна буря. Она тоже продолжалась шесть часов. Мы гребли, сменяя друг друга, настроение у нас испортилось, и кое-кто, в том числе и я, стал жалеть, что не пересел на „Олопану“. Но вслух пока не говорили. Тогда мы еще не знали, что „Олопана“ уже двое или трое суток покоилась на дне Ледовитого океана. Ее потопила торпеда с немецкой подлодки. Это мы узнали позже. Мы совсем упали духом, поскольку кончились съестные припасы. Осталась только питьевая вода.
Утром мы заметили сушу. Она проглянула сквозь легкий туман на востоке далеко на горизонте. Она не блестела, как льды. Ошибки быть не могло – то была земля. Мы кричали и плакали от радости. И с удвоенной силой принялись грести, надеясь добраться до берега часа за три. Но нам понадобилось двенадцать часов.
Шлюпки носом зарылись в гальку. Мы смотрели на редкие зеленые холмы, и сердце наполнялось какой-то удивительной нежностью. Любой потерпевший кораблекрушение поймет меня. Мы дошли до холмов и увидели скудную низкорослую зелень. Поднялись на вершину взгорка и тут же расстроились. Насколько хватало глаз, тянулись одинаковые холмы, а дальше вздымались горы с заснеженными вершинами, сверкавшими на солнце. Ни деревца, ни жилья, ни единого человеческого существа. Нас окружала пустыня.
Вернувшись на берег, мы заметили диких гусей. Диких, но не пугливых. Они никогда не встречались с людьми. Мы поймали десяток птиц и сварили из них суп – хорошо, что нашлись спиртовые горелки.
Новая Земля похожа на мол, тянущийся на тысячу километров с юга на север. Мы не знали, на какой широте находимся. Надо было идти на юг, что мы и сделали. Грести становилось все труднее из-за мучившего нас голода. Берег опустел, дикие гуси больше не попадались. Кое-кто начал жаловаться, что отморозил ноги.
Наше мрачное плавание длилось трое суток, а затем мы встретили четыре шлюпки, в которых сидели моряки с голландского судна, тоже входившего в конвой PQ-17. Они, как и мы, страдали от голода, но встреча подбодрила нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Триста миль можно пройти за пять суток, – говорили все.
– А ведь еще не кончился этот поистине бесконечный день 5 июля! К концу дня нам встретился спасатель.
Сначала мы заметили на востоке дым, а затем на горизонте появилось судно. Наш капитан посмотрел в бинокль и крикнул: „Судно!“ Чуть позже выяснилось, что это – „Олопана“, одно из судов рассеявшегося конвоя PQ-17. Он принял SOS с наших трех судов и поспешил на помощь. Четыре шлюпки с других судов направились к нему, а мы поступили иначе.
Я не помню, кто заговорил первым, – уверен, что не я, – но все в шлюпке согласились с заговорившим. Увидев, что мы остановились и оживленно спорим, вторая шлюпка с „Вашингтона“ подошла ближе. Тот тип, что заварил все это, сказал, что будет безумием опять оказаться на судне из конвоя PQ-17. Он говорил, что это наилучший способ снова попасть под бомбы. Немцы тоже перехватили SOS и, считая, что наши друзья придут нам на помощь, пошлют новые самолеты. Можно лишь удивляться, что „Олопана“ добралась до нас, избежав атак с воздуха. Зачем подвергать себя новым опасностям на борту судна, лучше продолжать идти к Новой Земле на веслах, поскольку вряд ли немецкие самолеты будут рыскать над морем в поисках двух шлюпок. Ну а там можно осмотреться. Следовало переждать бурю, другими словами, дождаться, пока немцы забудут о конвое PQ-17. На Новой Земле может встретиться русское судно, которое и доставит нас в Архангельск.
На обеих шлюпках все пришли к согласию, но не обошлось без криков, ругани, угроз, резких слов.
Капитан и оба его помощника не стали нас убеждать, что нашим долгом было взойти на борт „Олопаны“. Обошлись и без угроз, что бросят нас, если мы откажемся покинуть шлюпки. Помню, некоторые ребята говорили, что останутся на Новой Земле до конца войны, будут жить „в лесах“ и никакой силой их не заставят ступить на палубу судна. Но они не знали, что такое Новая Земля.
„Олопана“ подобрала экипажи других шлюпок и подошла к нам. Ее капитан, не спускаясь с мостика, поговорил с нашим капитаном. Он крайне удивился, узнав о нашем решении остаться в шлюпках, а некоторые матросы, перегнувшись через борт, ругали нас. Наверное, кое-кто и усомнился, что мы в здравом уме, но промолчал.
После моих слов вы, по-видимому, сочли нас трусами, которые думали только о спасении своей шкуры. Но не забывайте: все мы были добровольцами, а многие из нас уже не раз проделали путь из Исландии в Мурманск и их не раз спасали с тонущих судов. А пока конвой PQ-17 не распался, все делали свое дело, даже во время воздушных и подводных атак. Но когда эскорт ушел, бросив беззащитные суда на произвол судьбы, нашему возмущению не было предела, и, конечно, это сказалось на нашем настроении. Да, мы думали о собственной шкуре, поскольку ВМС, покинув нас, нарушили контракт.
Короче говоря, „Олопана“ удалилась к югу, а мы снова стали грести на восток, сменяя друг друга на веслах. Так прошло трое суток. Время текло медленно, поскольку солнце не заходило за горизонт. В середине дня солнце сверкало на темно-синем небе, белый лед слепил глаза; к вечеру немного темнело, а лед розовел. Затем солнце поднималось, и все начиналось сначала. Мы больше молчали, только время от времени спрашивали капитана, сколько еще до Новой Земли. „Двое или трое суток“, – отвечал он. Ни голод, ни жажда, ни холод нас не мучили – у нас были водонепроницаемые одежды и одеяла. Мы терпели и вовсе не жалели, что не сели на „Олопану“. Иначе говоря, плыли в каком-то отупении.
Нас вывел из этого состояния шторм. Я еще ни разу не видел такого. Менее чем за час небо побелело, поднялся ветер, закружились хдопья снега, а через четверть часа мы оказались в сердце пурги. Шлюпку трясло, словно осину. Шум стоял оглушительный – льдины сталкивались с треском, похожим на пушечные выстрелы. Мы даже начали опасаться за прочность стальной шлюпки. Но, слава Богу, ничего страшного не произошло. Когда разразилась буря, мы бросили весла и уселись на дно, но капитан сказал, что, если мы перестанем грести, шлюпка встанет поперек волны и может перевернуться или набрать воды. Мы могли бы сообразить это и сами, но были не в себе.
Шторм продолжался шесть часов, а потом как-то вдруг утих, и мы, к величайшему удивлению, увидели другую шлюпку в полумиле от нас. Мы подошли ближе и буквально остолбенели: вместо лиц блестели белые маски изо льда, а гребцы походили на призраков.
На следующий день или через день была еще одна буря. Она тоже продолжалась шесть часов. Мы гребли, сменяя друг друга, настроение у нас испортилось, и кое-кто, в том числе и я, стал жалеть, что не пересел на „Олопану“. Но вслух пока не говорили. Тогда мы еще не знали, что „Олопана“ уже двое или трое суток покоилась на дне Ледовитого океана. Ее потопила торпеда с немецкой подлодки. Это мы узнали позже. Мы совсем упали духом, поскольку кончились съестные припасы. Осталась только питьевая вода.
Утром мы заметили сушу. Она проглянула сквозь легкий туман на востоке далеко на горизонте. Она не блестела, как льды. Ошибки быть не могло – то была земля. Мы кричали и плакали от радости. И с удвоенной силой принялись грести, надеясь добраться до берега часа за три. Но нам понадобилось двенадцать часов.
Шлюпки носом зарылись в гальку. Мы смотрели на редкие зеленые холмы, и сердце наполнялось какой-то удивительной нежностью. Любой потерпевший кораблекрушение поймет меня. Мы дошли до холмов и увидели скудную низкорослую зелень. Поднялись на вершину взгорка и тут же расстроились. Насколько хватало глаз, тянулись одинаковые холмы, а дальше вздымались горы с заснеженными вершинами, сверкавшими на солнце. Ни деревца, ни жилья, ни единого человеческого существа. Нас окружала пустыня.
Вернувшись на берег, мы заметили диких гусей. Диких, но не пугливых. Они никогда не встречались с людьми. Мы поймали десяток птиц и сварили из них суп – хорошо, что нашлись спиртовые горелки.
Новая Земля похожа на мол, тянущийся на тысячу километров с юга на север. Мы не знали, на какой широте находимся. Надо было идти на юг, что мы и сделали. Грести становилось все труднее из-за мучившего нас голода. Берег опустел, дикие гуси больше не попадались. Кое-кто начал жаловаться, что отморозил ноги.
Наше мрачное плавание длилось трое суток, а затем мы встретили четыре шлюпки, в которых сидели моряки с голландского судна, тоже входившего в конвой PQ-17. Они, как и мы, страдали от голода, но встреча подбодрила нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61