– спросил он, радостно улыбаясь в ожидании счастливой вести.
– Ах, дон Эваристо! Боюсь, власть захватит оппозиция, – отвечал я.
Дон Эваристо понял мои слова в прямом смысле и подверг меня настоящему допросу по поводу политического положения в провинции. Мария слушала мои ответы, очевидно, ничего не слыша, широко открыв глаза, так широко, будто всматривалась в глубь своей души.
Через несколько дней я пришел снова. Меня обуревало безрассудное желание отвоевать ее, неистовство, подобное жажде мести за страшное оскорбление, терзали муки уязвленного самолюбия. Мария старалась вести разговор на общие темы, была очень корректна, холодна, лишь иногда принуждая себя проявлять любезность. Я то бледнел, то заливался краской. Порой я готов был броситься на нее, дать ей взбучку, подчинить ее грубой силе, но присутствие дона Эваристо, сидевшего с нами, вероятно, по ее просьбе, не позволяло в думать об этом, делало невозможным новое объяснение.
Выборы были назначены на воскресенье, через три дня. Бланко, считая мое избрание несомненным, говорил со мной о будущей моей большой роли в Буэнос-Айресе. Я отвечал с напускной скромностью:
– Можно быть первым в Лос-Сунчосе, одним из первых здесь и последним или предпоследним в столице. Сколько было таких, что блистали в родном городе, но терпели поражение и шли ко дну в Буэнос-Айресе! Кто знает, может, и мне суждено вместе с многими другими затеряться в толпе…
– Возможно, – рассеянно проговорила Мария.
Вся кровь бросилась мне в голову.
– И вы воображаете, что я!.. – начал я запальчиво, но тут же сдержался и вышел, дрожа от ярости, почти не попрощавшись.
Выборы прошли для меня триумфально. На следующий день после подсчета голосов я передал свой пост преемнику и начал готовиться к переезду в Буэнос-Айрес, на поприще будущих моих подвигов, а мозг мой сверлило мрачное предположение, столь легко принятое Марией… Неужели я, верховод своего поселка, а затем выдающийся человек провинции, не приобрету влияния в столице, попаду в последние ряды, не пробьюсь на первое место? И меня преследовала мысль о жалкой роли многих моих земляков, блиставших в своем углу, а потом угасших, тусклых, незаметных вне родной среды, и незаслуженно затерянных в потоке избранников страны, которых засасывает и поглощает жадная столица.
О, Мария, Мария! Как хотел я победить, завоевать Буэнос-Айрес, а заодно поработить и ее, опровергнув оскорбительное для моего самолюбия предположение.

Часть третья
I
Хотя я уже достаточно привык к напряженной жизни столицы, первое время в Буэнос-Айресе голова У меня закружилась, и это понятно: раньше я приезжал сюда для развлечения, не имея определенных занятий, всецело располагая своим временем и неизменно рассчитывая на гостеприимное прибежище в родном городе, как на бастион, который даст мне защиту в случае нужды. Я мог выбирать себе знакомых, вести по желанию широкий или уединенный образ жизни; в конце концов, я был просто гостем, которого даже враги принимают любезно, как во время перемирия. Однако на этот раз я должен был здесь укорениться. Впереди я видел разработанный в общих чертах план поведения, политический и общественный долг, разного рода обязанности, самые настоятельные нужды, например, необходимость настроить себя на столичный лад, решительно выйти на арену, не считаясь ни с кем, не помышляя о скромном провинциальном убежище, ибо возвращение домой было бы равно позорному провалу. Голова у меня кружилась также от опьянения успехом, от захватывающего сознания, что мне осталось преодолеть лишь несколько последних ступеней огромной лестницы, что теперь все достижимо, до всего рукой подать. И еще одно: едва я приехал, как загорелся желанием осуществить былые мечты, волновавшие меня в те дни, когда я праздно бродил по улицам города, выполнить свой великий замысел, – появиться и ослепить всех усердной блестящей работой ради установления тесного союза между Буэнос-Айресом и провинциями, ради полного устранения извечного антагонизма. Но, подумав серьезно об этой миссии, я счел ее банальной, детской, уже осуществленной или близкой к осуществлению и побоялся сделать ложный шаг, подвергнуть себя насмешкам со стороны опытных скептиков, прослыть наивным младенцем… Нет, вступление в жизнь дается не так легко, как это кажется.
«Ладно, – сказал я себе. – Сейчас я должен, с одной стороны, скрывать, что я немного подшиблен и смущаюсь, как новичок, а с другой – не корчить из себя великого человека, не лезть из кожи вон, пока не представится по-настоящему благоприятный случай… Будем скромны, Маурисио, еще настанет время показать свою гордыню».
Благодаря самообладанию, которое помогало мне казаться спокойным и равнодушным в самых сложных переделках, никто не замечал моей растерянности. Что же касается второго совета самому себе, я несколько отступил от него, решив, что, не предъявляя особых притязаний, я все же могу и должен показать себя и придать утонченную элегантность хотя бы внешнему своему виду. Итак, я обновил свой гардероб, сменив все свои костюмы, которые в провинции могли задавать тон, но в Буэнос-Айресе выглядели по-деревенски из-за каких-то тонкостей покроя, цвета и чуть ли не запаха; я стал посещать большие модные рестораны, театры, клубы, знакомые мне и раньше кружки, ведя себя с неизменной скромностью, и в конце концов настал момент, когда я почувствовал, что начинаю завоевывать известность. И в самом деле, меня всегда окружало общество друзей и знакомых, расширявшееся с каждым днем, и среди них я был или считал себя главной осью, потому что все относились ко мне не только почтительно, но даже с восхищением. Вожаками этого стада были мои приятели, которые в прошлые мои приезды постоянно присаживались ко мне за столик и познакомили меня с самыми привлекательными уголками столицы; но раньше они были не так многочисленны и не так неотступны – возможно, из-за краткости моих наездов, – меж тем как сейчас, в новую мою эру, мне под конец показалось, что им нет числа и что они чересчур навязчивы; особенно ясно мне это стало, когда я подвел счета в конце второго месяца: была истрачена сумма, которую я полагал достаточной, по крайней мере, на полгода. Мои средства, немалые для провинции, оказались ничтожными в столице, где полно крутых склонов, сточных труб и канав, всасывающих деньги, как воду во время ливня, и где можно остаться без гроша, даже не впадая в крайности и не одалживая всем направо и налево. Тогда я решил на время уклониться от восхищения современников и, вспомнив о своих прекрасных обетах скромности, поклялся на этот раз их выполнить.
В общем, даже несмотря на то, что вскоре я мог рассчитывать на депутатское содержание, денег в этом всепожирающем maelstrom мне не хватало, особенно если я хотел сохранить неприкосновенным свое небольшое состояние, а именно таково было мое намерение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87