– Она не про тебя, – продолжала Соль. – Она ведь взрослая. И потом, она по ночам спит в комнате с одним центурионом.
– А ты откуда знаешь?
– Про это все знают.
В обыкновенно потухших глазах Соль на сей раз он увидел раздражение.
– Она считает себя твоей мамочкой. Взрослые девицы думают, что должны играть в мамаш малышей.
– Я не маленький! Мне почти тринадцать лет.
Соль пожала плечами и, скосив уголок рта, сдунула со щеки прилипшую прядь.
– Мальчишки остаются маленькими даже тогда, когда считают себя большими. Задница очень любит тебя, но она никогда не будет твоей.
Пиб понял, что на эту роль Соль предлагала себя, но ничего ей не ответил – не сейчас, сначала он должен привести в порядок мысли. Соль отнеслась с уважением к его решению. Когда-то и она должна была освоиться с новым своим существованием, привыкнуть к своей новой семье. Она неожиданно нежно взяла его за руку и повела к выходу.
– Если мы не поторопимся, пожрать ничего не останется.
С помощью Соль он быстро освоился в организации Южный Крест, где задания были простыми, а правила сводились к минимуму: грабежи приносили немного денег каждому, от десяти до ста евро, в зависимости от рейда. Как правило, на эту сумму покупались сладости, напитки, игры, разные мелочи, журналы и книги, которые продавали в кооперативном магазине. Растратив все за два дня, большинству «подонков» ничего не оставалось, как добровольно включиться в следующий рейд. Деньги, распределяемые декурионами, вращались по замкнутому кругу и своим круговращением способствовали укреплению финансовой базы Южного Креста. Жилье, кров, различные услуги, предоставляемые организацией, оплачивались выполнением разнообразных нарядов – дежурства по кухне, мытья посуды, стирки, уборки, охраны помещений, грузовиков, подходов к берегам Луары. За потерянную пушку брали пятьсот евро – сумму, добываемую примерно за двадцать грабежей. Более или менее строгие штрафы искупали любой ущерб, нанесенный общему имуществу. Несоблюдение правил Выбарседа грозило более или менее длительным заточением в одной из крошечных и абсолютно пустых камер, прозванных «тарми» – никто из членов Южного Креста не смог бы объяснить, откуда взялось это слово. Что касается одежды, обуви, мыла, шампуня и прочих предметов личной гигиены, то каждый сам должен был раздобыть их в развалинах разбомбленных домов и держать запас у себя в шкафчике. Для тех, кто умел не трепаться зря, вырабатывать свою норму, держаться подальше от провокаторов и довольствоваться, в качестве награды, старыми шоколадными батончиками и выдохшимися шипучими напитками, условия жизни в Южном Кресте были не хуже, чем в других местах. Более того, существование «подонков» имело одно огромное преимущество: они не учились в школе. Никакихтебе математик, грамматик, правописания, латыни, никакого изучения религии. Ни заданий, ни дневников, ни родительских собраний. Проснувшись, они не вспоминали с ужасом о рожах учителей, могли сколько хочешь смотреть мультяшки еще доархангельских времен, комедии, космические войны и порно, играть в запрещенные видео и DVD-игры на компах с огромными жидкокристаллическими экранами, дуться в кости, в бильярд, в монетки и еще в кучу разных игр, просто валяться на кровати и бить баклуши, бродить вдоль Луары, вырезать деревяшки, разбирать и собирать свое оружие – короче говоря, они были сами себе хозяева, и даже если эта развратная свобода и приводила порой к полному безделью, а иначе говоря – к жуткой тоске, никто из них ни за что не отказался бы от приносимых ею наслаждений. В Южном Кресте ни один взрослый не заставлял вас делать то, чего вы не хотели делать, есть то, чего вы не хотели есть, идти спать с наступлением темноты, никто не ругал и не кричал на вас за то, что вы икнули, пукнули, не помыли руки или посадили пятно на брюки.
Командир Сагоан всегда ел у себя дома, как правило, в компании трех центурионов и нескольких молодых людей, чаще всего – девушек, из числа свободно передвигающихся частиц. Он появлялся на публике не чаще двух-трех раз в неделю. В отряде не переставали спорить о том, сколько ему лет: некоторые стояли за то, что двадцать два, некоторые, напротив, что двадцать восемь, большинство же склонялось к двадцати четырем – двадцати пяти. Ни малорослый, ни каланча – метр семьдесят пять как минимум – он носил кожаный бело-голубой комбинезон рокера и черный плащ с широким, всегда поднятым воротником, волосы у него стояли торчком, как в японских мультиках манга, модных на рубеже двадцатого и двадцать первого века. Он никогда не повышал голоса, не играл мускулами и не выхватывал из кобуры пистолета с золотыми инкрустациями, чтобы показать свою власть. Никто не осмеливался оспаривать его приказы на людях, даже центурионы, хотя они и были поздоровее его, например Вегета, тот самый двухметрового роста парень, который прикончил женщину в ночной рубашке и позвал Пиба в Южный Крест.
Стеф была из числа девчонок, часто званных к столу командира. Эта привилегия, подтверждавшая слова Соль, приводила Пиба в отчаяние и бешенство. Конечно, Задница предпочитала общество парней своего возраста. Конечно, лучше общаться с начальством, чем с простыми «подонками». Конечно, ей не было никакого интереса якшаться с новичками, которые чуть что – писаются в штаны. Но все же ему казалось, что ночное приключение связало их глубокими и нерасторжимыми узами. Он спас ее от верной смерти, пристрелив помощника легионеров, он убил ради нее, а она едва смотрела в его сторону, когда они встречались в столовой или в коридоре, как будто вычеркнула из памяти его поступок, как будто напрочь забыла о том, как они сидели вместе и грелись друг о друга в разрушенном доме. В моменты отчаяния Пиб старался обратить внимание на Соль, представлял, как он ее целует и ласкает. Он не был в нее влюблен, не чувствовал ни малейшего влечения к ней, но она старалась попасть в один наряд с ним, постоянно болталась у реки именно тогда, когда он, расстроенный поведением Стеф, тихо загибался, сидя на берегу, она спала на соседней кровати, ложилась спать и вставала в одно время с ним, она терпеливо, молчаливой тенью дожидалась, когда привычка или обида заставят его позабыть о прежних мечтах.
Все бы, наверно, и шло своим чередом, если бы некий тип по имени Кильян и по прозвищу Киль не положил глаз на Соль. Она же никак не прореагировала на его бредовые признания, когда однажды вечером он сообщил ей, что она очень красивая и что рано или поздно она станет его девчонкой. Она пожала плечами, даже не подозревая о том, что эти слова, столь часто звучавшие в коридорах общежития «подонков», для Киля были равнозначны клятве. К тому же после этого признания он исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106