Дортмундер знал, что эта улыбка непробиваема.
— Настало время как-то устраиваться, Джон, — сказала Мэй подчеркнуто спокойным тоном. — Переехать в другое место, изменить привычное течение жизни.
— А что будет, когда Том взорвет плотину?
— Остается лишь надеяться, что он этого не сделает, — ответила она.
— Он сделает это, Мэй.
— Да ведь эта плотина видна прямо отсюда, из окна, — с тревогой произнес Стэн.
Софа, на которой сидел Дортмундер, стояла прямо напротив окна, но была развернута в противоположную сторону, к телевизору, что весьма типично для американского жилища. Обернувшись, Дортмундер выглянул сквозь раздвинутые занавески безупречно прозрачного окна. Над чистенькими коттеджами, стоявшими по ту сторону аккуратной улицы, виднелась далекая изогнутая серая стена среди зеленых холмов. На таком расстоянии она выглядела крохотной и безобидной — обычная бетонная стена, окруженная возвышавшимися над ней пригорками, — но смотрела она прямо сюда.
От этого зрелища у Дортмундера разболелась голова. Он вновь повернулся к Мэй и сказал:
— Том уже в Нью-Йорке и начинает сколачивать команду. Он связался со мной по телефону и, сказав, что звонит из чистой любезности, в последний раз предложил вместе взорвать плотину.
— И что ты ему ответил?
— Отказался.
Продолжая улыбаться, Мэй приподняла брови и спросила:
— А ты не сказал ему, что теперь здесь живу я?
— Нет.
— Почему?
— Мне не хотелось слышать его смех. — Дортмундер вытянулся на чересчур мягкой и удобной софе и добавил: — Мэй, Тому наплевать на такие вещи. Даже если бы у него была семья и эта семья в полном составе переехала бы в этот город, он не колебался бы ни секунды. Он намерен взорвать плотину, и его ничем не проймешь.
— А я и не собираюсь уговаривать Тома, — ответила Мэй.
Итак, все стало на свои места. Дортмундер понимающе кивнул.
— Я тут бессилен, — сказал он. — Я уже предпринял две попытки и выхожу из игры. Я больше не собираюсь спускаться под воду.
— Ты никогда не сдаешься, Джон, — сказала Мэй.
— Порой даже я признаю поражение. Во всяком случае, я не намерен повторять наши опыты, потому что не в силах этого сделать, и больше тут говорить не о чем.
— Есть и другие способы.
— Мне они не известны.
— Но ты даже не пытался подумать, Джон, — настаивала Мэй.
— Вот тут ты права, — согласился Дортмундер. — Уж если я и пытаюсь что-то сделать, так это забыть о плотине. Что нам еще остается? Попросить Стэнова приятеля слепить еще одну повозку? Купить у того парня с Лонг-Айленда еще пару аквалангов? Прорезать очередную дыру в заборе, чтобы наткнуться на толпу людей, наблюдающих за водохранилищем? Спуститься в него без этих проклятых теннисных шариков? Да, Мэй, ты права. Должны быть и другие способы. Другие способы свернуть себе шею, о которых мы до сих пор не догадывались. Но даже если мы сумеем пробиться в этот чертов город, нам придется пройти по дну, меся грязь, а затем попытаться отыскать крохотный ящик на огромном поле — там, где не видно ровным счетом ничего, даже если бы кто-то специально расставил для нас указатели.
— Будь это простая задача, нам не пришлось бы обращаться к тебе за помощью, — рассудительно заметила Мэй.
Дортмундер откинулся на спину и развел руками.
— Если хочешь, я перееду сюда, — сказал он. — И когда Том взорвет дамбу, буду рядом с тобой. Но больше мне предложить нечего. Мы с Томом расстались навсегда.
— Я знаю, что ты не исчерпал всех возможностей, — настаивала Мэй. — И если бы ты заставил себя подумать над этим...
— А вот и мамуля, — заметил Стэн.
Дортмундер вновь выглянул в окно и увидел зеленый «плимут френзи» с белыми шашечками и надписью «Городской таксомотор» на борту, остановившийся у обочины напротив дома. Из-за руля вылезла мамуля Стэна, одетая в свой рабочий костюм — кожаную кепку, куртку на «молнии» поверх фланелевой рубашки, хлопчатобумажные брюки и туфли. Ее движения были исполнены непривычной плавности и спокойствия. Мамуля аккуратно прикрыла дверцу, вместо того чтобы хлопнуть ею изо всех сил, и направилась к дому неторопливой походкой, не растопыривая локтей и не задирая подбородка.
— Черт побери, — оторопело пробормотал Стэн. — Что это случилось со старушкой?
— Она перестала напрягаться, — сказала Мэй.
Так оно и было. Войдя в дом, мамуля не грохнула дверью, не пнула ее ногой и даже не стала орать и вопить. Она повесила куртку и кепку на крючок и вплыла в гостиную.
— Добрый день, Стэнли, — сказала она мягким голосом. — Я так рада, что ты приехал. Как ты себя чувствуешь, Джон?
— Словно утопленник.
— Вот и славно. — Мамуля пересекла гостиную и подставила сыну щеку для поцелуя. Ошеломленный Стэн подчинился, и мамуля окинула его критическим, но снисходительным взглядом. — Ты уже обедал? — спросила она.
— Ну да, конечно, — ответил тот, пожимая плечами. — Как всегда. Ты сама знаешь.
— Ты не задержишься у нас?
— Э-ээ... — произнес Дортмундер, прочищая горло. — Мы, собственно, приехали затем, чтобы увезти вас отсюда.
Мамуля обратила к нему нахмуренное лицо.
— Куда увезти? В город? — осведомилась она голосом, в котором послышалась нотка былой сварливости. — В Нью-Йорк со всеми его гавайскими бродягами и прочей нечистью?
— Именно туда, — подтвердил Дортмундер.
Мамуля приставила к его носу корявый палец.
— А знаешь ли ты, — спросила она с дрожью в голосе, — что делают местные жители, когда ты включаешь сигнал поворота?
— Не знаю, — ответил Дортмундер.
— Они уступают тебе дорогу, чтобы ты мог свернуть!
— Очень мило с их стороны, — сказал Дортмундер.
Мамуля уперла ноги в пол, а кулаки в бока и, выпятив челюсть в сторону Дортмундера, осведомилась:
— А что может предложить взамен Нью-Йорк?
— Да хотя бы то, что его не затопят.
Мамуля медленно, многозначительно кивнула.
— А вот уж это — твоя забота, Джон, — сказала она.
В ответ Дортмундер лишь вздохнул.
Мэй, которая с тревогой наблюдала за ним в течение всего разговора, вскочила и спросила:
— Вы, наверное, очень устали с дороги?
— Уж кто-кто, а я вконец измотан, — признался Стэн.
— У меня заварен чай, — сказала Мэй и направилась к двери.
— Чай?! — в один голос воскликнули Дортмундер и Стэн.
Мэй остановилась в дверях и, оглянувшись, удивленно вскинула брови.
— Честно говоря, я только и думал о том, как бы мне хлебнуть пивка, — робко произнес Стэн.
В ответ женщины покачали головами. Наконец мамуля сказала:
— Тебе нельзя пить пиво, если ты собираешься сегодня садиться за руль.
— Но я-то не собираюсь, — заметил Дортмундер.
Стэн бросил на него недружелюбный взгляд, и в этот миг в разговор вмешалась Мэй.
— Это было бы нечестно с твоей стороны, Джон, — сказала она. — Уж лучше я принесу чай. Он уже готов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
— Настало время как-то устраиваться, Джон, — сказала Мэй подчеркнуто спокойным тоном. — Переехать в другое место, изменить привычное течение жизни.
— А что будет, когда Том взорвет плотину?
— Остается лишь надеяться, что он этого не сделает, — ответила она.
— Он сделает это, Мэй.
— Да ведь эта плотина видна прямо отсюда, из окна, — с тревогой произнес Стэн.
Софа, на которой сидел Дортмундер, стояла прямо напротив окна, но была развернута в противоположную сторону, к телевизору, что весьма типично для американского жилища. Обернувшись, Дортмундер выглянул сквозь раздвинутые занавески безупречно прозрачного окна. Над чистенькими коттеджами, стоявшими по ту сторону аккуратной улицы, виднелась далекая изогнутая серая стена среди зеленых холмов. На таком расстоянии она выглядела крохотной и безобидной — обычная бетонная стена, окруженная возвышавшимися над ней пригорками, — но смотрела она прямо сюда.
От этого зрелища у Дортмундера разболелась голова. Он вновь повернулся к Мэй и сказал:
— Том уже в Нью-Йорке и начинает сколачивать команду. Он связался со мной по телефону и, сказав, что звонит из чистой любезности, в последний раз предложил вместе взорвать плотину.
— И что ты ему ответил?
— Отказался.
Продолжая улыбаться, Мэй приподняла брови и спросила:
— А ты не сказал ему, что теперь здесь живу я?
— Нет.
— Почему?
— Мне не хотелось слышать его смех. — Дортмундер вытянулся на чересчур мягкой и удобной софе и добавил: — Мэй, Тому наплевать на такие вещи. Даже если бы у него была семья и эта семья в полном составе переехала бы в этот город, он не колебался бы ни секунды. Он намерен взорвать плотину, и его ничем не проймешь.
— А я и не собираюсь уговаривать Тома, — ответила Мэй.
Итак, все стало на свои места. Дортмундер понимающе кивнул.
— Я тут бессилен, — сказал он. — Я уже предпринял две попытки и выхожу из игры. Я больше не собираюсь спускаться под воду.
— Ты никогда не сдаешься, Джон, — сказала Мэй.
— Порой даже я признаю поражение. Во всяком случае, я не намерен повторять наши опыты, потому что не в силах этого сделать, и больше тут говорить не о чем.
— Есть и другие способы.
— Мне они не известны.
— Но ты даже не пытался подумать, Джон, — настаивала Мэй.
— Вот тут ты права, — согласился Дортмундер. — Уж если я и пытаюсь что-то сделать, так это забыть о плотине. Что нам еще остается? Попросить Стэнова приятеля слепить еще одну повозку? Купить у того парня с Лонг-Айленда еще пару аквалангов? Прорезать очередную дыру в заборе, чтобы наткнуться на толпу людей, наблюдающих за водохранилищем? Спуститься в него без этих проклятых теннисных шариков? Да, Мэй, ты права. Должны быть и другие способы. Другие способы свернуть себе шею, о которых мы до сих пор не догадывались. Но даже если мы сумеем пробиться в этот чертов город, нам придется пройти по дну, меся грязь, а затем попытаться отыскать крохотный ящик на огромном поле — там, где не видно ровным счетом ничего, даже если бы кто-то специально расставил для нас указатели.
— Будь это простая задача, нам не пришлось бы обращаться к тебе за помощью, — рассудительно заметила Мэй.
Дортмундер откинулся на спину и развел руками.
— Если хочешь, я перееду сюда, — сказал он. — И когда Том взорвет дамбу, буду рядом с тобой. Но больше мне предложить нечего. Мы с Томом расстались навсегда.
— Я знаю, что ты не исчерпал всех возможностей, — настаивала Мэй. — И если бы ты заставил себя подумать над этим...
— А вот и мамуля, — заметил Стэн.
Дортмундер вновь выглянул в окно и увидел зеленый «плимут френзи» с белыми шашечками и надписью «Городской таксомотор» на борту, остановившийся у обочины напротив дома. Из-за руля вылезла мамуля Стэна, одетая в свой рабочий костюм — кожаную кепку, куртку на «молнии» поверх фланелевой рубашки, хлопчатобумажные брюки и туфли. Ее движения были исполнены непривычной плавности и спокойствия. Мамуля аккуратно прикрыла дверцу, вместо того чтобы хлопнуть ею изо всех сил, и направилась к дому неторопливой походкой, не растопыривая локтей и не задирая подбородка.
— Черт побери, — оторопело пробормотал Стэн. — Что это случилось со старушкой?
— Она перестала напрягаться, — сказала Мэй.
Так оно и было. Войдя в дом, мамуля не грохнула дверью, не пнула ее ногой и даже не стала орать и вопить. Она повесила куртку и кепку на крючок и вплыла в гостиную.
— Добрый день, Стэнли, — сказала она мягким голосом. — Я так рада, что ты приехал. Как ты себя чувствуешь, Джон?
— Словно утопленник.
— Вот и славно. — Мамуля пересекла гостиную и подставила сыну щеку для поцелуя. Ошеломленный Стэн подчинился, и мамуля окинула его критическим, но снисходительным взглядом. — Ты уже обедал? — спросила она.
— Ну да, конечно, — ответил тот, пожимая плечами. — Как всегда. Ты сама знаешь.
— Ты не задержишься у нас?
— Э-ээ... — произнес Дортмундер, прочищая горло. — Мы, собственно, приехали затем, чтобы увезти вас отсюда.
Мамуля обратила к нему нахмуренное лицо.
— Куда увезти? В город? — осведомилась она голосом, в котором послышалась нотка былой сварливости. — В Нью-Йорк со всеми его гавайскими бродягами и прочей нечистью?
— Именно туда, — подтвердил Дортмундер.
Мамуля приставила к его носу корявый палец.
— А знаешь ли ты, — спросила она с дрожью в голосе, — что делают местные жители, когда ты включаешь сигнал поворота?
— Не знаю, — ответил Дортмундер.
— Они уступают тебе дорогу, чтобы ты мог свернуть!
— Очень мило с их стороны, — сказал Дортмундер.
Мамуля уперла ноги в пол, а кулаки в бока и, выпятив челюсть в сторону Дортмундера, осведомилась:
— А что может предложить взамен Нью-Йорк?
— Да хотя бы то, что его не затопят.
Мамуля медленно, многозначительно кивнула.
— А вот уж это — твоя забота, Джон, — сказала она.
В ответ Дортмундер лишь вздохнул.
Мэй, которая с тревогой наблюдала за ним в течение всего разговора, вскочила и спросила:
— Вы, наверное, очень устали с дороги?
— Уж кто-кто, а я вконец измотан, — признался Стэн.
— У меня заварен чай, — сказала Мэй и направилась к двери.
— Чай?! — в один голос воскликнули Дортмундер и Стэн.
Мэй остановилась в дверях и, оглянувшись, удивленно вскинула брови.
— Честно говоря, я только и думал о том, как бы мне хлебнуть пивка, — робко произнес Стэн.
В ответ женщины покачали головами. Наконец мамуля сказала:
— Тебе нельзя пить пиво, если ты собираешься сегодня садиться за руль.
— Но я-то не собираюсь, — заметил Дортмундер.
Стэн бросил на него недружелюбный взгляд, и в этот миг в разговор вмешалась Мэй.
— Это было бы нечестно с твоей стороны, Джон, — сказала она. — Уж лучше я принесу чай. Он уже готов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122