»
На каком фундаменте реальности покоилось до сих пор его «я»? Дейсейн лихорадочно пытался расширить свое сознание, ясно сознавая при этом, что проецирует свою собственную субъективную реальность на внешнюю Вселенную. Однако одновременно происходит и воздействие Вселенной на его мировосприятие. Он шел за линиями этой проекции, чувствовал, как они проносятся сквозь него, словно сквозь тень.
В этот миг он сбился с пути и споткнулся.
«Да я – просто какая-то тень!» – мелькнула мысль.
Эта мысль привела его в возбуждение. Он вспомнил игры с тенью из своего детства. «Интересно, какую форму примут тени после того, как будет искажено его „я“?» И от этой мысли перед ним предстала картина темного экрана, созданного его сознанием, очерченного бесформенными контурами. Ему захотелось изменить форму.
И вот на месте экрана возник какой-то мускулистый герой, бьющий себя в грудь.
Дейсейн сменил акцент.
Тень превратилась в согбенную, близорукую фигуру ученого в длинном халате. Еще одно изменение – и перед ним обнаженный Аполлон, бегущий по живописной равнине, окруженный женскими фигурами.
И снова – труженик, согнувшийся под тяжестью бесформенного груза.
С захватывающим дух чувством божественного откровения Дейсейн вдруг осознал, что его картины не выходят за рамки его собственных знаний и представлений, которые, естественно, довольно ограничены. И именно открытие, сделанное сейчас им без чьей-либо помощи, давало ему чувство надежды. Странного рода, смутная, непонятно на что направленная, но которая, несомненно, существовала – не просто надежда, рожденная неуверенностью, а просто надежда без всяких границ, направлений или привязанностей. Надежда сама по себе.
И это знаменательное мгновение позволило ему осознать мимолетность мига его собственного существования, его способности как живого существа.
Участок, занятый сознанием Дейсейна, пересекло нечто изгибающееся, выгнутое и искаженное. Он узнал зернышко его «я», потерявшего всю свою первоначальную форму. Дейсейн, хихикая, отбросил его. «Кто же отбросил только что это? – подумал Дейсейн. Кто хихикал?»
Раздался громкий стук шагов. Голоса.
Он узнал неприятные интонации голоса седовласой медсестры, но в нем прозвучали и нотки паники.
Паже.
– Давайте уложим его на кровать, – сказал Паже. Слова прозвучали ясно и отчетливо.
Но не столь ясно виделась ему форма Вселенной, которая стала приобретать размытые очертания радуги, как и не видел он чьих-то сильных рук, пытавшихся погасить ослепительное пламя, которым была объята его кожа.
– Трудно возвращаться в обычное состояние сознания, когда ты только что находился за пределами его, – пробормотал Дейсейн.
– Он что-то сказал? – спросила медсестра.
– Я не разобрал, – ответил Паже.
– Вы чувствуете запах Джасперса вон там? – снова спросила медсестра.
– Полагаю, он выделил эссенцию и проглотил ее.
– О Господи! Что же нам делать?
– Ждать и молиться. Принесите мне смирительную рубашку и велите доставить тележку.
«Смирительную рубашку? – повторил про себя Дейсейн. – Какая странная просьба!»
Кто-то побежал. Как же громко раздаются эти шаги! Хлопнула дверь. Еще какие-то голоса. Какая кругом неразбериха!
Дейсейн почувствовал своей кожей, что его поместили во что-то темное. Все зрительные ощущение пропали.
Внезапно Дейсейн почувствовал, как его тело сморщилось, и он превратился в ребенка, брыкающегося, вопящего, машущего руками, пытающегося за что-нибудь ухватиться.
– Помогите мне! – Это снова был Паже.
– Что тут за беспорядок?! – раздался какой-то мужской голос.
Однако Дейсейну в этот миг уже казалось, что он превратился в рот, просто отдельный рот. Который дул, дул и дул, подобно ветру. Конечно же, весь мир должен сжаться под напором этого урагана!
А потом он стал доской, качающейся на ветру. А в следующий миг – детскими качелями. Вниз и вверх… вверх и вниз.
«Лучше хорошо бежать, чем плохо стоять», – вспомнил он.
И он бежал, бежал, задыхаясь, хватая ртом воздух.
Из кружащихся над ним облаков вынырнула какая-то скамейка. Он рухнул на нее… и стал скамейкой – еще одной доской. И доска эта все глубже и глубже погружалась в кипящее зеленое море.
«Жизнь в океане бессознательности», – подумал Дейсейн.
Вокруг него становилось все темнее и темнее.
«Смерть, – мелькнула мысль. – Именно на фоне смерти я могу познать себя».
Темнота рассеялась. Дейсейна несло вверх, к ослепительному свету. И в этом сиянии двигались какие-то темные фигуры.
– У него открытые глаза. – Это была медсестра.
Какая-то тень промелькнула.
– Джилберт? – Это говорил Паже. – Джилберт, ты можешь слышать меня? Сколько Джасперса ты принял?
Дейсейн попытался ответить, но губы отказывались подчиняться ему.
Снова вернулось ослепительное сияние.
– Нам придется самим узнать это, – заметил Паже. – Сколько весила головка сыра?
– Тридцать шесть фунтов, – ответила медсестра.
– Полное физическое истощение, – это снова произнес Паже. – Приготовьте респиратор.
– Доктор, что если он… – По всей видимости, страх не дал медсестре закончить фразу.
– Я… готов, – сказал Паже.
«Готов к чему?» – подумал Дейсейн.
Сосредоточив свое внимание, он вдруг понял, что может заставить это сияние поблекнуть. И в тот же миг в конце туннеля он ясно различил лицо Паже. Дейсейн лежал, беспомощно наблюдая, не способный двигаться, в то время как к нему подходил Паже с колбой в руках, из которой струилась пена и поднимался дым.
«Кислота, – подумал Дейсейн, вспомнив слова медсестры. – Если я умру, они растворят мое тело и выльют в канализационную трубу. Нет ни тела, ни улик».
Туннель рухнул.
Свет, усилившись, начал потом сходиться к одной точке.
«Возможно, я уже не существую», – подумал Дейсейн.
Стало темнее.
«Возможно, я не могу ничего делать, – пришла новая мысль.
Еще темнее.
«Возможно, меня нет!»
А потом наступило небытие.
13
– Возможно было либо излечиться, либо умереть, – произнес желтый бог.
– Я отрекаюсь от тебя, – сказал белый бог.
– Ты не захотел того, что я предлагал тебе, – укоризненно произнес красный бог.
– Ты заставил меня смеяться, – заметил черный бог.
– Нет ни одного дерева, которое являлось бы тобою, – подчеркнул зеленый бог.
– А теперь мы уходим, и только один из нас вернется, – хором произнесли боги.
Раздалось чье-то кашлянье.
– Почему у вас нет лиц? – спросил Дейсейн. – Вы различаетесь цветами, но безлики.
– Что? – прогромыхал резкий голос.
– Вы какие-то странные боги, – продолжал Дейсейн. Он открыл глаза и, увидев черты лица Бурдо, заметил, что тот крайне озабочен и озадачен.
– Вовсе я никакой не бог, – сказал Бурдо. – Что вы сказали, доктор Джил? Вам что, приснился новый кошмар?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
На каком фундаменте реальности покоилось до сих пор его «я»? Дейсейн лихорадочно пытался расширить свое сознание, ясно сознавая при этом, что проецирует свою собственную субъективную реальность на внешнюю Вселенную. Однако одновременно происходит и воздействие Вселенной на его мировосприятие. Он шел за линиями этой проекции, чувствовал, как они проносятся сквозь него, словно сквозь тень.
В этот миг он сбился с пути и споткнулся.
«Да я – просто какая-то тень!» – мелькнула мысль.
Эта мысль привела его в возбуждение. Он вспомнил игры с тенью из своего детства. «Интересно, какую форму примут тени после того, как будет искажено его „я“?» И от этой мысли перед ним предстала картина темного экрана, созданного его сознанием, очерченного бесформенными контурами. Ему захотелось изменить форму.
И вот на месте экрана возник какой-то мускулистый герой, бьющий себя в грудь.
Дейсейн сменил акцент.
Тень превратилась в согбенную, близорукую фигуру ученого в длинном халате. Еще одно изменение – и перед ним обнаженный Аполлон, бегущий по живописной равнине, окруженный женскими фигурами.
И снова – труженик, согнувшийся под тяжестью бесформенного груза.
С захватывающим дух чувством божественного откровения Дейсейн вдруг осознал, что его картины не выходят за рамки его собственных знаний и представлений, которые, естественно, довольно ограничены. И именно открытие, сделанное сейчас им без чьей-либо помощи, давало ему чувство надежды. Странного рода, смутная, непонятно на что направленная, но которая, несомненно, существовала – не просто надежда, рожденная неуверенностью, а просто надежда без всяких границ, направлений или привязанностей. Надежда сама по себе.
И это знаменательное мгновение позволило ему осознать мимолетность мига его собственного существования, его способности как живого существа.
Участок, занятый сознанием Дейсейна, пересекло нечто изгибающееся, выгнутое и искаженное. Он узнал зернышко его «я», потерявшего всю свою первоначальную форму. Дейсейн, хихикая, отбросил его. «Кто же отбросил только что это? – подумал Дейсейн. Кто хихикал?»
Раздался громкий стук шагов. Голоса.
Он узнал неприятные интонации голоса седовласой медсестры, но в нем прозвучали и нотки паники.
Паже.
– Давайте уложим его на кровать, – сказал Паже. Слова прозвучали ясно и отчетливо.
Но не столь ясно виделась ему форма Вселенной, которая стала приобретать размытые очертания радуги, как и не видел он чьих-то сильных рук, пытавшихся погасить ослепительное пламя, которым была объята его кожа.
– Трудно возвращаться в обычное состояние сознания, когда ты только что находился за пределами его, – пробормотал Дейсейн.
– Он что-то сказал? – спросила медсестра.
– Я не разобрал, – ответил Паже.
– Вы чувствуете запах Джасперса вон там? – снова спросила медсестра.
– Полагаю, он выделил эссенцию и проглотил ее.
– О Господи! Что же нам делать?
– Ждать и молиться. Принесите мне смирительную рубашку и велите доставить тележку.
«Смирительную рубашку? – повторил про себя Дейсейн. – Какая странная просьба!»
Кто-то побежал. Как же громко раздаются эти шаги! Хлопнула дверь. Еще какие-то голоса. Какая кругом неразбериха!
Дейсейн почувствовал своей кожей, что его поместили во что-то темное. Все зрительные ощущение пропали.
Внезапно Дейсейн почувствовал, как его тело сморщилось, и он превратился в ребенка, брыкающегося, вопящего, машущего руками, пытающегося за что-нибудь ухватиться.
– Помогите мне! – Это снова был Паже.
– Что тут за беспорядок?! – раздался какой-то мужской голос.
Однако Дейсейну в этот миг уже казалось, что он превратился в рот, просто отдельный рот. Который дул, дул и дул, подобно ветру. Конечно же, весь мир должен сжаться под напором этого урагана!
А потом он стал доской, качающейся на ветру. А в следующий миг – детскими качелями. Вниз и вверх… вверх и вниз.
«Лучше хорошо бежать, чем плохо стоять», – вспомнил он.
И он бежал, бежал, задыхаясь, хватая ртом воздух.
Из кружащихся над ним облаков вынырнула какая-то скамейка. Он рухнул на нее… и стал скамейкой – еще одной доской. И доска эта все глубже и глубже погружалась в кипящее зеленое море.
«Жизнь в океане бессознательности», – подумал Дейсейн.
Вокруг него становилось все темнее и темнее.
«Смерть, – мелькнула мысль. – Именно на фоне смерти я могу познать себя».
Темнота рассеялась. Дейсейна несло вверх, к ослепительному свету. И в этом сиянии двигались какие-то темные фигуры.
– У него открытые глаза. – Это была медсестра.
Какая-то тень промелькнула.
– Джилберт? – Это говорил Паже. – Джилберт, ты можешь слышать меня? Сколько Джасперса ты принял?
Дейсейн попытался ответить, но губы отказывались подчиняться ему.
Снова вернулось ослепительное сияние.
– Нам придется самим узнать это, – заметил Паже. – Сколько весила головка сыра?
– Тридцать шесть фунтов, – ответила медсестра.
– Полное физическое истощение, – это снова произнес Паже. – Приготовьте респиратор.
– Доктор, что если он… – По всей видимости, страх не дал медсестре закончить фразу.
– Я… готов, – сказал Паже.
«Готов к чему?» – подумал Дейсейн.
Сосредоточив свое внимание, он вдруг понял, что может заставить это сияние поблекнуть. И в тот же миг в конце туннеля он ясно различил лицо Паже. Дейсейн лежал, беспомощно наблюдая, не способный двигаться, в то время как к нему подходил Паже с колбой в руках, из которой струилась пена и поднимался дым.
«Кислота, – подумал Дейсейн, вспомнив слова медсестры. – Если я умру, они растворят мое тело и выльют в канализационную трубу. Нет ни тела, ни улик».
Туннель рухнул.
Свет, усилившись, начал потом сходиться к одной точке.
«Возможно, я уже не существую», – подумал Дейсейн.
Стало темнее.
«Возможно, я не могу ничего делать, – пришла новая мысль.
Еще темнее.
«Возможно, меня нет!»
А потом наступило небытие.
13
– Возможно было либо излечиться, либо умереть, – произнес желтый бог.
– Я отрекаюсь от тебя, – сказал белый бог.
– Ты не захотел того, что я предлагал тебе, – укоризненно произнес красный бог.
– Ты заставил меня смеяться, – заметил черный бог.
– Нет ни одного дерева, которое являлось бы тобою, – подчеркнул зеленый бог.
– А теперь мы уходим, и только один из нас вернется, – хором произнесли боги.
Раздалось чье-то кашлянье.
– Почему у вас нет лиц? – спросил Дейсейн. – Вы различаетесь цветами, но безлики.
– Что? – прогромыхал резкий голос.
– Вы какие-то странные боги, – продолжал Дейсейн. Он открыл глаза и, увидев черты лица Бурдо, заметил, что тот крайне озабочен и озадачен.
– Вовсе я никакой не бог, – сказал Бурдо. – Что вы сказали, доктор Джил? Вам что, приснился новый кошмар?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77