И тут вдруг оказалось, что господь все же смилостивился надо мной.
Хуго Александер рассказывал в тот момент об одном из самых больших чудачеств александрийцев. После смерти последнего сына Иеремии Александера прекратила существование и секта третьего пришествия Христа. Но спустя почти век эта вера обрела фанатического поклонника в лице Ионатана Крюдешанка, возродившего секту. И это…
Хуго Александер не успел закончить предложение. В комнате сразу же потемнело, прогремел гром, яркий зигзаг молнии прорезал мрак, началось нечто совершенно неописуемое.
Мы сидели у раскрытого окна, и я с криком вскочил с места, совершенно убежденный, что кто-то вылил мне на голову ведро воды, так внезапно хлынул ливень. Героически преодолев лужу, которая в секунду достигла шкафа, Хуго Александер бросился к окну. Без моей помощи вряд ли бы ему удалось его закрыть. Струи дождя, словно выпущенные из брандспойта, ударялись о раму так сильно, что пришлось изрядно помучиться.
– Начался большой библейский потоп, – сообщил Хуго Александер, пытаясь вытереть носовым платком свою шевелюру.
Тьма мало-помалу стала рассеиваться, но когда я вернулся в свою комнату, все же пришлось включить свет. Вода, пенясь, стучала в стекло, создавая такую плотную завесу, что скупой свет, с трудом пробиваясь сквозь толщу туч, почти не проникал в комнату.
Ужинал я в небольшом уютном кафетерии мотеля. Еда здесь оказалась намного вкуснее той соломы, что нам подавали в Новом Виндзоре. Надо признаться, я, успев облачиться в сухую одежду, самое большое удовольствие получил от вида других посетителей. Дождь застал их врасплох, они были похожи на людей, которых только что вытащили из воды на берег.
Поев, я немного вздремнул. Разбудила меня тишина. Дождь прекратился.
Хуго Александер, который пришел, чтобы продемонстрировать свое собрание уникальных документов, убедил меня, что радость преждевременна. Это лишь короткая передышка. Потоп в Александрии продолжается по меньшей мере неделю, а порой длится и дольше, просветил он меня.
Хуго Александер пригласил в свой кабинет. Он жил здесь же, в мотеле, как из бережливости, так и из чисто практического расчета – многие комнаты большую часть времени пустовали. Дела шли не бог весть как хорошо. Я узнал, что мотель заложен в банке Крюдешанка, к тому же под такие проценты, что рано или поздно гостиницу все равно придется продать за полцены.
– Вы, наверное, преувеличиваете? – выразил я сомнение, разглядывая спартанскую обстановку комнаты.
Мебель была старинная. Массивный дубовый письменный стол с бесчисленными ящиками казался лишь дополнением к еще более массивному шкафу. Они, очевидно, вышли из-под рук одного и того же мастера и были щедро оснащены здоровенными замками сложной конструкции, с помощью которых в прошлом веке пытались уберечься от воров.
– Я не рассказал вам и половины, – Хуго Александер в отчаянии махнул рукой. – Не хочется плохо думать о других, но я подозреваю, что Ионатан Крюдешанк намеренно хочет меня разорить. Не из ненависти. Но мне принадлежит нечто такое, что он уже давно жаждет заполучить. Позже покажу…
Отличный портвейн снова оказался на столе. От беседы о том, каким я представляю себе фильм об александрийцах, мы после нескольких стопок перешли к самой Александрии.
Совершенно позабыв о своих финансовых затруднениях, Хуго Александер принялся рассказывать ее историю.
В те времена, которые уже можно назвать легендарными, когда Синее озеро еще не называлось Понтом, воды его были так чисты и прозрачны, что в солнечный день можно было рассмотреть каждую чешуйку у рыбы, обитавшей в его глубинах. Рыбы было прорва, к тому же самых ценных, редких пород. Иеремия Александер узрел в этом перст божий. Избавившись от забот о пище, апостол третьего пришествия Христа мог без помех отдаться своим проповедям.
– Приготовил для вас маленький подарок, – сообщил Хуго Александер, когда мы вернулись в его кабинет.
Воду уже вытерли, но пол отдавал сыростью, поэтому включенный Александером электрический камин был весьма кстати.
– Вы ведь по моей вине не успели с утра забежать в магазин, – Хуго Александер улыбнулся, подавая мне зонтик, – можете посчитать его гонораром за то, что внимательно слушали мой рассказ… Теперь же будет самое интересное – наглядное пособие.
Какое-то время Александер возился, отпирая шкаф. Сначала надо было открыть дверцу, затем замок откидного пюпитра у секретера, наконец, выдвинуть скрытый за ним большой выдвижной ящик.
Хуго Александер благоговейно вынул две необычного вида шкатулки. Одну из них отпер ключом, хранившимся в ящике письменного стола, и, не скупясь на комментарии, стал вытаскивать на свет божий пожелтевшие от времени бумаги. Делал он это с таким торжественным выражением лица, словно то были драгоценные камни.
Все документы оказались так или иначе связаны с историей Александрии. С особым волнением познакомил он меня с проповедями Иеремии Александера, написанными им собственноручно, к тому же гусиным пером.
Только теперь я как следует разглядел владельца коллекции. Сухощавый, гладко выбритый, с большими стеклами очков в простой металлической оправе на длинном утином носу, он, по-моему, занимался не своим делом. Ему куда больше пристало бы быть архивариусом, нежели владельцем мотеля. Его тонкие узловатые пальцы как бы ожили, я бы сказал, даже одухотворились, когда Хуго Александер, сопровождая выразительными междометиями каждый новый документ, стал раскладывать свои манускрипты на столе. Обгрызенные мышами края, чернила, которым время придало фиолетово-зеленоватый тон, – все свидетельствовало о том, что иным бумагам не менее сотни лет.
Хуго Александер, словно извиняясь, улыбнулся:
– В нашем городе все что-нибудь да коллекционируют. Иначе хоть помри от скуки. Басани, пусть он и бывший гангстер, целое состояние потратил на скульптуры…
С интересом осмотрел шкатулку. Ее медную поверхность покрывала многолетняя патина цвета болотного мха. Патина покрывала и ножки шкатулки – крылатых медных херувимов, на плечах которых покоился ящичек.
– Это семейная реликвия, – пояснил гостеприимный хозяин. – В десяти таких шкатулках Иеремия Александер хранил свое святое писание, которое весьма отличалось от канонического.
Вторую шкатулку Хуго Александер открыл с еще большим благоговением. В ней лежали свитки, их возраст был значительно старше остальных документов. На ткани – так показалось мне – выстроились буквы, напоминавшие иероглифы.
– Что за странный материал! – невольно воскликнул я.
– Это папирус! Буквы – древнееврейские.
– Да? – не мог я не удивиться. – Вы не станете ведь утверждать, что Александрия существовала еще во времена царя Соломона?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79