Они ни на кого не нападают, а едят тех же самых крошечных рачков - подумать только! - которыми питаются маленькие летучие рыбы. Но ни акулы, ни барракуды не осмеливаются нападать на этих гигантов. Лишь иногда изголодавшаяся меч-рыба в слепой ярости таранит своим страшным мечом скорее удивлённых, чем испуганных китов. Такой таран всегда бывает последним в жизни глупых рыб: кит сокращением мускулатуры ломает на куски крепчайший меч, глубоко всаженный в его тело, а изувеченная рыба отбрасывается в сторону. Глубокая рана обычно затягивается эластичным кожным покровом и лежащим под ним слоем сала.
К китам Гук инстинктивно тянулся, хотя они и не откликались на интернациональный дельфиний призыв. Они были ему, пожалуй, ближе всех других морских обитателей. Ведь ни у кого из постоянных жителей открытого океана, кроме китов и дельфинов, нет легких. И трудно передать, как приятно бывает вдруг услышать такое родное и понятное «пуфф! пуфф!» среди безбрежных океанских просторов! Гук постоянно чувствовал своё превосходство над всеми акулами, скатами, медузами, тунцами и макрелями, которым никогда не приходилось высовывать нос из воды, чтобы подышать свежим воздухом.
Киты охотно принимали Гука в свою солидную компанию. Медлительные и неуклюжие на вид, они оказывались удивительно подвижными, ловкими и точными в движениях. И сколько бы раз Гук потом ни встречался с большими китами, это поражающее сочетание огромной силы с добродушием и необыкновенной ловкостью вызывало в нём чувство гордости и уважения к собратьям по крови.
Постепенно боль и обида на старейшин стада утихли. Нет, Гук ничего не забыл и никогда не забудет про свой позор, никогда не простит старейшинам их приговора. Но жизнь есть жизнь. Надо искать пищу, надо остерегаться акул и барракуд, надо, наконец, что-то предпринять, чтобы не нестись пассивно по течению и воле ветра.
Гук внимательно стал наблюдать окружающее, его вновь стали интересовать вещи и явления, не только прямо связанные с необходимостью поесть и спокойно поспать. «Почему надо плыть по воле волн, ветра и течения? Дальше от берегов и против течения!» - решил одинокий скиталец. Чуть холоднее стала вода - на 1-2 градуса, как сказали бы люди, посмотрев на термометр, - чувствительная кожа Гука улавливала все тонкие изменения температуры, она была точнейшим термометром. Заметно изменилась и соленость воды. Гук знал из рассказов тетушки Керри, что каждое море, каждый участок океана отличаются своим содержанием солей.
«Ах как хорошо пахла Голубая бухта в Чёрном море! Этот запах я узнаю среди тысяч других! - подумал было Гук и оборвал свои мысли: - Нечего мечтать и думать о несбыточном…»
Когда Гук выплыл из Средиземного моря и оказался в Атлантическом океане, океанская вода удивила его своей относительной пресностью. Этот вкус даже был похож на вкус воды его родного Чёрного моря.
Гук плыл теперь навстречу более пресным водам Северной Атлантики и вспоминал временами свою колыбель - Чёрное море, которое у поверхности почти в два раза менее солёное, чем вода Атлантического океана.
Стоило Гуку отвернуть на северо-запад от африканского побережья, как изменился и цвет воды: из зеленовато-голубой и зеленоватой вода превратилась в светло-голубую. Изменение цвета океана, как это обычно бывает, оказалось связано с жизнью в толще воды мельчайших планктонных организмов: когда их очень много, то вода может изменить свой цвет даже до красноватого.
Покидая Канарское течение, Гук замечал, что меньше становилось вокруг сельдей, анчоусов, сардин, кефалей, дорад и тунцов. Он не особенно расстраивался - для еды ему рыбы хватало. Зато следов громыхающих и вонючих кораблей, которые вели промысел в этом районе океана, становилось всё меньше и меньше.
Гук не видел теперь на горизонте землю. Он жил в бескрайнем, безбрежном океане среди огромных пологих волн, одна за другой катящихся на просторе. Гук скоро обратил внимание, что высота идущих друг за другом волн неодинакова: обычно через шесть небольших волн шла высокая. Иногда такая особенно высокая волна бывала шестнадцатой по счету. Гуку нравилось взлетать ввысь на гребне этих самых высоких волн и с большой высоты оглядывать свой океан.
Однажды тихим солнечным вечером во время одного из таких обзорных взлётов он с удивлением заметил вдали, в волнах, сотни отблесков, которые, сливаясь вместе, образовывали как бы одно огромное зеркало на поверхности. Любопытство пересилило осторожность, и одинокий дельфин направился к этому странному месту. Подплыв ближе, Гук был оглушён беспорядочным треском и стуком, далеко разносившимися под водой. Большое стадо зелёных морских черепах двигалось в сторону африканского побережья. Черепахи - некоторые из них достигали длины 60-70 сантиметров - плыли бок о бок, словно спаянные друг с другом, и не обращали внимания на Гука.
От соприкосновения панцирей и получался, очевидно, тот странный треск и грохот, который испугал и озадачил Гука. Верхняя крышка каждого черепашьего панциря высовывалась из воды, и скользящие лучи заходящего солнца отражались от них, как от тысяч маленьких зеркал.
Любопытный Гук, впервые увидев этих животных, не удержался и нырнул под плывущее стадо. Он внимательно разглядывал их желтовато-белые снизу, круглые, бесхвостые тела и громадные ноги. Передние лапы были почти вдвое длиннее задних, и, что всего больше удивило Гука, именно эти передние лапы и были основными и единственными органами движения животных. Второй раз в своей жизни Гук видел живое существо, которое двигалось, перебирая лапами, как человек, а не изгибая тело. Когда черепаха взмахивала длинными передними ногами, она казалась Гуку похожей на огромную странную птицу, медленно, но уверенно летящую у поверхности моря. Гук попробовал было заговорить с черепахами, но они не отвечали на его призывы. Тогда он решил поиграть, с этими смешными, стучащими существами. Он подплыл под черепаху, подтолкнул её головой снизу и осторожно схватил за лапу-крыло. Бедная черепаха отчаянно захлопала длинными лапами, вытянула навстречу Гуку маленькую головку с испуганно-злыми глазками. Покрутившись ещё некоторое время рядом со стадом черепах, Гук уж совсем в сумерках взял курс на северо-запад. Ещё долго позади он слышал нестройный шум от сталкивающихся панцирей.
Если бы через несколько дней Гук смог взглянуть на карту Атлантического океана, он увидел бы, что находится на 38-м градусе северной широты, в какой-нибудь тысяче километров от Европы и почти рядом с Азорскими островами. За долгие недели плавания в океане Гук отвык видеть на горизонте землю. И поэтому однажды был удивлён, заметив далеко на западе белую гору облаков, как бы поднимающуюся из моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
К китам Гук инстинктивно тянулся, хотя они и не откликались на интернациональный дельфиний призыв. Они были ему, пожалуй, ближе всех других морских обитателей. Ведь ни у кого из постоянных жителей открытого океана, кроме китов и дельфинов, нет легких. И трудно передать, как приятно бывает вдруг услышать такое родное и понятное «пуфф! пуфф!» среди безбрежных океанских просторов! Гук постоянно чувствовал своё превосходство над всеми акулами, скатами, медузами, тунцами и макрелями, которым никогда не приходилось высовывать нос из воды, чтобы подышать свежим воздухом.
Киты охотно принимали Гука в свою солидную компанию. Медлительные и неуклюжие на вид, они оказывались удивительно подвижными, ловкими и точными в движениях. И сколько бы раз Гук потом ни встречался с большими китами, это поражающее сочетание огромной силы с добродушием и необыкновенной ловкостью вызывало в нём чувство гордости и уважения к собратьям по крови.
Постепенно боль и обида на старейшин стада утихли. Нет, Гук ничего не забыл и никогда не забудет про свой позор, никогда не простит старейшинам их приговора. Но жизнь есть жизнь. Надо искать пищу, надо остерегаться акул и барракуд, надо, наконец, что-то предпринять, чтобы не нестись пассивно по течению и воле ветра.
Гук внимательно стал наблюдать окружающее, его вновь стали интересовать вещи и явления, не только прямо связанные с необходимостью поесть и спокойно поспать. «Почему надо плыть по воле волн, ветра и течения? Дальше от берегов и против течения!» - решил одинокий скиталец. Чуть холоднее стала вода - на 1-2 градуса, как сказали бы люди, посмотрев на термометр, - чувствительная кожа Гука улавливала все тонкие изменения температуры, она была точнейшим термометром. Заметно изменилась и соленость воды. Гук знал из рассказов тетушки Керри, что каждое море, каждый участок океана отличаются своим содержанием солей.
«Ах как хорошо пахла Голубая бухта в Чёрном море! Этот запах я узнаю среди тысяч других! - подумал было Гук и оборвал свои мысли: - Нечего мечтать и думать о несбыточном…»
Когда Гук выплыл из Средиземного моря и оказался в Атлантическом океане, океанская вода удивила его своей относительной пресностью. Этот вкус даже был похож на вкус воды его родного Чёрного моря.
Гук плыл теперь навстречу более пресным водам Северной Атлантики и вспоминал временами свою колыбель - Чёрное море, которое у поверхности почти в два раза менее солёное, чем вода Атлантического океана.
Стоило Гуку отвернуть на северо-запад от африканского побережья, как изменился и цвет воды: из зеленовато-голубой и зеленоватой вода превратилась в светло-голубую. Изменение цвета океана, как это обычно бывает, оказалось связано с жизнью в толще воды мельчайших планктонных организмов: когда их очень много, то вода может изменить свой цвет даже до красноватого.
Покидая Канарское течение, Гук замечал, что меньше становилось вокруг сельдей, анчоусов, сардин, кефалей, дорад и тунцов. Он не особенно расстраивался - для еды ему рыбы хватало. Зато следов громыхающих и вонючих кораблей, которые вели промысел в этом районе океана, становилось всё меньше и меньше.
Гук не видел теперь на горизонте землю. Он жил в бескрайнем, безбрежном океане среди огромных пологих волн, одна за другой катящихся на просторе. Гук скоро обратил внимание, что высота идущих друг за другом волн неодинакова: обычно через шесть небольших волн шла высокая. Иногда такая особенно высокая волна бывала шестнадцатой по счету. Гуку нравилось взлетать ввысь на гребне этих самых высоких волн и с большой высоты оглядывать свой океан.
Однажды тихим солнечным вечером во время одного из таких обзорных взлётов он с удивлением заметил вдали, в волнах, сотни отблесков, которые, сливаясь вместе, образовывали как бы одно огромное зеркало на поверхности. Любопытство пересилило осторожность, и одинокий дельфин направился к этому странному месту. Подплыв ближе, Гук был оглушён беспорядочным треском и стуком, далеко разносившимися под водой. Большое стадо зелёных морских черепах двигалось в сторону африканского побережья. Черепахи - некоторые из них достигали длины 60-70 сантиметров - плыли бок о бок, словно спаянные друг с другом, и не обращали внимания на Гука.
От соприкосновения панцирей и получался, очевидно, тот странный треск и грохот, который испугал и озадачил Гука. Верхняя крышка каждого черепашьего панциря высовывалась из воды, и скользящие лучи заходящего солнца отражались от них, как от тысяч маленьких зеркал.
Любопытный Гук, впервые увидев этих животных, не удержался и нырнул под плывущее стадо. Он внимательно разглядывал их желтовато-белые снизу, круглые, бесхвостые тела и громадные ноги. Передние лапы были почти вдвое длиннее задних, и, что всего больше удивило Гука, именно эти передние лапы и были основными и единственными органами движения животных. Второй раз в своей жизни Гук видел живое существо, которое двигалось, перебирая лапами, как человек, а не изгибая тело. Когда черепаха взмахивала длинными передними ногами, она казалась Гуку похожей на огромную странную птицу, медленно, но уверенно летящую у поверхности моря. Гук попробовал было заговорить с черепахами, но они не отвечали на его призывы. Тогда он решил поиграть, с этими смешными, стучащими существами. Он подплыл под черепаху, подтолкнул её головой снизу и осторожно схватил за лапу-крыло. Бедная черепаха отчаянно захлопала длинными лапами, вытянула навстречу Гуку маленькую головку с испуганно-злыми глазками. Покрутившись ещё некоторое время рядом со стадом черепах, Гук уж совсем в сумерках взял курс на северо-запад. Ещё долго позади он слышал нестройный шум от сталкивающихся панцирей.
Если бы через несколько дней Гук смог взглянуть на карту Атлантического океана, он увидел бы, что находится на 38-м градусе северной широты, в какой-нибудь тысяче километров от Европы и почти рядом с Азорскими островами. За долгие недели плавания в океане Гук отвык видеть на горизонте землю. И поэтому однажды был удивлён, заметив далеко на западе белую гору облаков, как бы поднимающуюся из моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69