Тёса убил себя выстрелом в рот. Ему разнесло голову. На стенах, на кровати и белье — всюду разбрызгана кровь и мозговое вещество. Танака Джин склонился над покойным и услышал топот бегущих ног. Через секунду в спальню ворвались телохранители хозяина дома. Увидев покончившего с собой оябуна, они остановились как вкопанные.
Танака Джин, стараясь ни к чему не прикасаться, помог рыдающим женщинам выбраться из постели и выйти из комнаты. Он велел им умыться, одеться и ждать, пока он не возьмет у них показания. Потом вернулся в спальню и уставился на Тёсу, неестественно вытянувшегося поперек постели. Что-то было зажато в его левой руке. Танака присел на корточки, авторучкой развел сжатые пальцы и увидел фотографию на глянцевой бумаге. Это был рекламный кадр из американского фильма «Неприкаянные». На фотографии были изображены Кларк Гейбл и Мэрилин Монро. Актер был в голубых джинсах, ковбойской шляпе, с усмешкой на лице. Должно быть, он только что отпустил какую-то шутку, потому что Монро, лучезарная, как всегда, смеялась, прикрывая лицо рукой.
Звон колокола Тиньто по-прежнему проникал в комнату, и от этого в спальне было особенно тягостно. Притворив за собой дверь, Танака Джин подумал о том, как глупо было надеяться, что такой человек, как Тёса, станет раскрывать тайны преступного мира кому бы то ни было, не говоря уже о прокуроре Токио. Сделать это ему бы не позволила гордость.
Прокурор вернулся домой только в три часа ночи: пришлось заняться бумажной работой. Ее всегда было много, когда происходило убийство или самоубийство, даже если не требовалось серьезного расследования.
* * *
Наохиро Усиба еще не спал, он сидел на старом набивном стуле и читал при свете лампы. Танака Джин прошел в кухню, налил в стакан порцию чистого виски высотой в три пальца, выпил залпом и налил новую порцию.
Услышав, что прокурор вернулся, Усиба отложил книгу и тоже прошел на кухню.
— Что случилось? — спросил он.
— Тёса мертв, — бесстрастно ответил Танака. — Не захотел, чтобы его допрашивали, предпочел засунуть в рот пистолет и нажать на спуск.
— Не могу сказать, что я порицаю его, — вздохнул Усиба. — Такой конец надо было предвидеть, а я этого не сделал. Тогда Кен показался Наохиро очень умным, ведь это он предложил использовать Танаку Джина, чтобы покарать Тёсу. Кто знал, что тот покончит с собой?! Получилось, что он, Усиба, приговорил к смерти человека, который прежде был его другом!
Нет, он должен, должен был все предвидеть, ибо слишком хорошо знал Тёсу. Тот был гордым и ранимым человеком и не мог допустить, чтобы его имя трепали в прессе. Не хотел, чтобы его унижали в суде и бросили в тюрьму. Усиба знал, что, окажись он сам на месте Тёсы, он совершил бы сеппуку — ритуальное самоубийство. Умереть по собственному выбору, в назначенный самим собою час — это было бы проявлением достоинства, невозможного в иных обстоятельствах.
Отдаться на милость врагам, позволить ограничить жизненное пространство стенами зарешеченной камеры — это казалось Наохиро немыслимым.
«Я убил его! Я убил его!» — повторял Усиба, расхаживая по комнате. Эта мысль была подобна лезвию ножа, вонзившегося в его сердце. Да, Тёса предал их дружбу; он предал внутренний совет и подверг опасности Годайсю из желания отомстить Николасу Линнеру. Но достаточно ли это для того, чтобы вынести смертный приговор человеку?
— Усиба-сан, — обратился к дайдзину прокурор, — надо спать, я устал после долгого дня.
Наохиро понял, что Танака сказал это ради него. Он никогда не унизил бы его, спросив напрямую: «Вы, наверное, плохо себя чувствуете?»
— Я тоже устал. Но в последнее время мне не спится. Замучила бессонница.
Танака Джин налил себе еще виски.
— Да, я вас понимаю. Сам разучился отдыхать, измотан до предела. Мечтаю вырваться в отпуск, но пока эта мечта для меня несбыточна. — Он покачал головой и вздохнул. — Наверное, я плохой хозяин. Совсем не уделяю вам внимания. Хотите что-нибудь выпить?
— Спасибо, не хочется.
Оба уселись в глубокие европейские кресла. Прокурор выглядел изможденным и бледным. Усиба взглянул ему в лицо и сказал:
— Вам кажется, что вы потерпели неудачу. Не казните себя, всего не предугадаешь.
— Да, разумеется. — Танака Джин пригубил виски и вздрогнул. — Когда видишь смерть другого человека, думаешь о том, что тебя ждет такой же конец. Небытие, забвение...
Слушая Джина, Усиба вдруг понял, почему тот стал прокурором: он боялся умереть! И, каждый день сталкиваясь с гибелью людей, старался приглушить свой навязчивый страх перед смертью.
— Да, все это печально, — проговорил Усиба после короткой паузы.
— Смерть отвратительна! Независимо от того, кто умер и при каких обстоятельствах.
Любопытно, подумал Наохиро, что такое говорит прокурор Токио, Танака Джин, который отправил на смерть немало опасных преступников.
— Но, возможно, смерть Тёсы — исключение из правил.
Танака взглянул вверх, оторвавшись от своего бокала.
— Почему?
— Я всегда думал, что этот человек уже давно развращен чужеземной моралью, американскими ценностями. Вы наверняка видели в его квартире статую Мэрилин Монро. Платье на ней настоящее, оно было сшито для актрисы и стоило Тёсе больше, чем ваше годовое жалованье. Боюсь, он относился к современной Японии с презрением. Страна пустых символов — вот как он ее называл. Полагаю, он потерял в нее веру и решил умереть, как воин нынешних дней. Смерть прежде бесчестия.
— И это делает его смерть какой? Легче переносимой или более понятной?
— Ни то, ни другое. Просто этот его поступок не был пустым символом.
Виргиния — Токио — Вьетнамское Нагорье
Лаборатория экспериментальной ядерной физики УНИМО, где работал Дуглас Серман, находилась в глуши сельской Виргинии. Для того, чтобы любопытные соседи не совали сюда свой нос, на главной дороге была установлена надпись «Академия верховой езды Найф-ривер. Въезд по предварительному уведомлению». Конечно, четверть Вашингтона знала о том, что в этих местах находится исследовательский центр УНИМО, но мало кто задавал вопросы.
В семидесятые годы, в разгар вьетнамской войны, одно из военных ведомств проводило здесь сложные эксперименты с химическим оружием, испытывая его на животных, главным образом на крысах. Ходили слухи, что испытания проводились и над людьми из числа военнослужащих, не спрашивая при этом их согласия. В те времена по всему периметру объекта были установлены шесть рядов колючей проволоки, которая находилась под напряжением. Ограждение патрулировали вооруженные наряды со сторожевыми собаками. Проникнуть в эту лабораторию было равносильно самоубийству. Сделать это так никто и не решился даже в самые трудные дни ныне благополучно почившей холодной войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Танака Джин, стараясь ни к чему не прикасаться, помог рыдающим женщинам выбраться из постели и выйти из комнаты. Он велел им умыться, одеться и ждать, пока он не возьмет у них показания. Потом вернулся в спальню и уставился на Тёсу, неестественно вытянувшегося поперек постели. Что-то было зажато в его левой руке. Танака присел на корточки, авторучкой развел сжатые пальцы и увидел фотографию на глянцевой бумаге. Это был рекламный кадр из американского фильма «Неприкаянные». На фотографии были изображены Кларк Гейбл и Мэрилин Монро. Актер был в голубых джинсах, ковбойской шляпе, с усмешкой на лице. Должно быть, он только что отпустил какую-то шутку, потому что Монро, лучезарная, как всегда, смеялась, прикрывая лицо рукой.
Звон колокола Тиньто по-прежнему проникал в комнату, и от этого в спальне было особенно тягостно. Притворив за собой дверь, Танака Джин подумал о том, как глупо было надеяться, что такой человек, как Тёса, станет раскрывать тайны преступного мира кому бы то ни было, не говоря уже о прокуроре Токио. Сделать это ему бы не позволила гордость.
Прокурор вернулся домой только в три часа ночи: пришлось заняться бумажной работой. Ее всегда было много, когда происходило убийство или самоубийство, даже если не требовалось серьезного расследования.
* * *
Наохиро Усиба еще не спал, он сидел на старом набивном стуле и читал при свете лампы. Танака Джин прошел в кухню, налил в стакан порцию чистого виски высотой в три пальца, выпил залпом и налил новую порцию.
Услышав, что прокурор вернулся, Усиба отложил книгу и тоже прошел на кухню.
— Что случилось? — спросил он.
— Тёса мертв, — бесстрастно ответил Танака. — Не захотел, чтобы его допрашивали, предпочел засунуть в рот пистолет и нажать на спуск.
— Не могу сказать, что я порицаю его, — вздохнул Усиба. — Такой конец надо было предвидеть, а я этого не сделал. Тогда Кен показался Наохиро очень умным, ведь это он предложил использовать Танаку Джина, чтобы покарать Тёсу. Кто знал, что тот покончит с собой?! Получилось, что он, Усиба, приговорил к смерти человека, который прежде был его другом!
Нет, он должен, должен был все предвидеть, ибо слишком хорошо знал Тёсу. Тот был гордым и ранимым человеком и не мог допустить, чтобы его имя трепали в прессе. Не хотел, чтобы его унижали в суде и бросили в тюрьму. Усиба знал, что, окажись он сам на месте Тёсы, он совершил бы сеппуку — ритуальное самоубийство. Умереть по собственному выбору, в назначенный самим собою час — это было бы проявлением достоинства, невозможного в иных обстоятельствах.
Отдаться на милость врагам, позволить ограничить жизненное пространство стенами зарешеченной камеры — это казалось Наохиро немыслимым.
«Я убил его! Я убил его!» — повторял Усиба, расхаживая по комнате. Эта мысль была подобна лезвию ножа, вонзившегося в его сердце. Да, Тёса предал их дружбу; он предал внутренний совет и подверг опасности Годайсю из желания отомстить Николасу Линнеру. Но достаточно ли это для того, чтобы вынести смертный приговор человеку?
— Усиба-сан, — обратился к дайдзину прокурор, — надо спать, я устал после долгого дня.
Наохиро понял, что Танака сказал это ради него. Он никогда не унизил бы его, спросив напрямую: «Вы, наверное, плохо себя чувствуете?»
— Я тоже устал. Но в последнее время мне не спится. Замучила бессонница.
Танака Джин налил себе еще виски.
— Да, я вас понимаю. Сам разучился отдыхать, измотан до предела. Мечтаю вырваться в отпуск, но пока эта мечта для меня несбыточна. — Он покачал головой и вздохнул. — Наверное, я плохой хозяин. Совсем не уделяю вам внимания. Хотите что-нибудь выпить?
— Спасибо, не хочется.
Оба уселись в глубокие европейские кресла. Прокурор выглядел изможденным и бледным. Усиба взглянул ему в лицо и сказал:
— Вам кажется, что вы потерпели неудачу. Не казните себя, всего не предугадаешь.
— Да, разумеется. — Танака Джин пригубил виски и вздрогнул. — Когда видишь смерть другого человека, думаешь о том, что тебя ждет такой же конец. Небытие, забвение...
Слушая Джина, Усиба вдруг понял, почему тот стал прокурором: он боялся умереть! И, каждый день сталкиваясь с гибелью людей, старался приглушить свой навязчивый страх перед смертью.
— Да, все это печально, — проговорил Усиба после короткой паузы.
— Смерть отвратительна! Независимо от того, кто умер и при каких обстоятельствах.
Любопытно, подумал Наохиро, что такое говорит прокурор Токио, Танака Джин, который отправил на смерть немало опасных преступников.
— Но, возможно, смерть Тёсы — исключение из правил.
Танака взглянул вверх, оторвавшись от своего бокала.
— Почему?
— Я всегда думал, что этот человек уже давно развращен чужеземной моралью, американскими ценностями. Вы наверняка видели в его квартире статую Мэрилин Монро. Платье на ней настоящее, оно было сшито для актрисы и стоило Тёсе больше, чем ваше годовое жалованье. Боюсь, он относился к современной Японии с презрением. Страна пустых символов — вот как он ее называл. Полагаю, он потерял в нее веру и решил умереть, как воин нынешних дней. Смерть прежде бесчестия.
— И это делает его смерть какой? Легче переносимой или более понятной?
— Ни то, ни другое. Просто этот его поступок не был пустым символом.
Виргиния — Токио — Вьетнамское Нагорье
Лаборатория экспериментальной ядерной физики УНИМО, где работал Дуглас Серман, находилась в глуши сельской Виргинии. Для того, чтобы любопытные соседи не совали сюда свой нос, на главной дороге была установлена надпись «Академия верховой езды Найф-ривер. Въезд по предварительному уведомлению». Конечно, четверть Вашингтона знала о том, что в этих местах находится исследовательский центр УНИМО, но мало кто задавал вопросы.
В семидесятые годы, в разгар вьетнамской войны, одно из военных ведомств проводило здесь сложные эксперименты с химическим оружием, испытывая его на животных, главным образом на крысах. Ходили слухи, что испытания проводились и над людьми из числа военнослужащих, не спрашивая при этом их согласия. В те времена по всему периметру объекта были установлены шесть рядов колючей проволоки, которая находилась под напряжением. Ограждение патрулировали вооруженные наряды со сторожевыми собаками. Проникнуть в эту лабораторию было равносильно самоубийству. Сделать это так никто и не решился даже в самые трудные дни ныне благополучно почившей холодной войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120