Вид самого Анхеля в изящных сапожках для верховой езды, соломенной шляпе с вмятиной на тулье и с золотыми цепями на шее взбесил уже сверх всякой меры. И они вместе поехали к тому месту, где сосед из Майами прокопал себе траншею от реки Пенделя.
— Знаете, что я вам скажу, Гарри, мой друг?
— Что?
— Судья поступил совершенно аморально. Здесь, в Панаме, когда человек дает взятку, он вправе ожидать лояльного отношения. И знаете что еще, мой друг?
— Нет.
— У нас так принято: сделка есть сделка, Гарри. Никаких выкрутас. Никакого давления. Надо уметь держать слово. Да это просто антисоциальный тип.
— Ну и что нам теперь делать? — спросил Пендель. Анхель удовлетворенно пожал плечами — с видом человека, любившего приносить плохие новости.
— Хотите моего совета, Гарри? Прямо, честно, как другу?
Они уже подъехали к реке. Находившиеся по другую ее сторону приспешники соседа делали вид, что не замечают присутствия Пенделя. Ров превратился в канал. И русло реки успело высохнуть.
— Мой вам совет, Гарри: ведите переговоры. Чтобы уменьшить потери, надо заключить сделку. Хотите, чтоб я прощупал этих парней? Начать с ними диалог?
— Нет.
— Тогда идите к своему банкиру. Рамон крутой парень. Он может вести переговоры за вас.
— А откуда вы знаете Рамона Радда?
— Да кто ж не знает Рамона! Послушайте, ведь я всего лишь ваш управляющий, верно? Я ваш друг.
Но у Пенделя не было друзей, кроме Марты и Мики. Ну и еще, возможно, мистера Чарлза Блютнера, который жил в десяти милях отсюда, на побережье и ждал его сегодня, чтобы сыграть партию в шахматы.
— Блютнер, как пианино? — лет сто тому назад спрашивал Пендель еще живого тогда Бенни. Они стояли на мокрой от дождя пристани в Тилбери и рассматривали проржавевший сухогруз, который должен был доставить только что освободившихся заключенных к новому месту назначения и честной трудовой жизни.
— Именно, Гарри, мальчик, к тому же он мой должник, — ответил Бенни и пустил слезу. — Чарли Блютнер — некоронованный шмоточный король Панамы, и он не был бы им сейчас, если б в свое время Бенни не сделал для него одного одолжения. Как ты для меня.
— Ты что, тоже сжег для него летние платья?
— Хуже, Гарри, сынок, куда как хуже. Он до смерти не забудет.
И вот они обнялись — первый и последний раз в жизни. Пендель тоже обливался слезами, хоть и сам толком не понимал, почему. Ведь когда он поднимался по мосткам на борт, единственной его мыслью было: я вырвался, я больше сюда никогда не вернусь.
Бенни не обманул — мистер Блютнер встретил его просто по-царски. Едва успел Пендель ступить на панамскую землю, как перед ним распахнулась дверца темно-бордового «Мерседеса», и он умчал его в Каледонию, на роскошную виллу Блютнера с видом на Тихий океан. А вокруг раскинулись многие акры возделанной и ухоженной земли — тоже личная собственность мистера Блютнера. Убранство составляли прохладные плиточные полы, кондиционеры, полотна Нолде, а также в изящных рамочках дипломы несуществующих американских университетов, согласно которым почтенный мистер Блютнер назначался профессором, доктором, членом правления и так далее, и тому подобное. А в гостиной стоял рояль из гетто с откинутой крышкой.
За несколько недель Пендель, как ему казалось, стал возлюбленным сыном мистера Блютнера, словно занял принадлежавшее ему по праву место среди охрипших от криков и визгов рыжеволосых детей и внуков, величественных тетушек, толстых дядюшек, а также слуг в пастельно-зеленых туниках. Во время семейных праздников Пендель пел во весь голос и страшно скверно, но никто не возражал. Столь же скверно играл в гольф на частной лужайке, но и здесь никто ни разу не сделал ему замечания. Ходил на пляж и вместе с ребятишками плескался в море, сломя голову носился по песчаным дюнам в кабриолете, также принадлежавшем семейству Блютнеров. Играл с собаками, бросал в них опавшими плодами манго, любовался целыми полчищами пеликанов, летавшими над морем, и свято верил этим людям. Верил в то, что богатство их заработано исключительно честным путем, что люди они добрые, высоконравственные, что все эти замечательные вещи, дом, сад, бугенвилеи, тысячи других растений принадлежат им по праву.
Но доброта мистера Блютнера не ограничивалась тем, что он взял его в свой дом. Пендель начал заниматься портняжным делом, и фирма под названием «Блютнер Компанья Лимитада» даже выделила ему шестимесячный кредит на обзаведение собственным делом, и не кто иной, как сам мистер Блютнер, посылал к нему первых клиентов и всегда держал двери дома открытыми для Пенделя. А когда он, Пендель, пытался выразить благодарность этому маленькому морщинистому старичку с блестящей лысиной, тот лишь качал головой и говорил: «Скажи спасибо своему дяде Бенни». А потом непременно добавлял, в качестве совета: «Найди себе хорошую еврейскую девушку, Гарри. И не оставляй нас».
Даже женившись на Луизе, Пендель продолжал навещать мистера Блютнера, правда, визиты эти носили несколько вороватый характер. Дом и семья Блютнера стали для него тайным раем, которым он ни с кем не хотел делиться, неким святилищем, которое следовало посещать одному и обязательно под каким-нибудь удобоваримым предлогом. А мистер Блютнер, в качестве ответной меры, предпочитал игнорировать существование Луизы.
— Тут возникла небольшая проблема с ликвидностью, мистер Блюнтер, — сказал Пендель, когда они сидели за шахматной доской на северной веранде. Веранды располагались по всем четырем сторонам дома, и мистер Блютнер всегда мог выбрать ту, где был защищен от ветра.
— Ликвидностью рисовой фермы? — спросил мистер Блютнер.
Когда он не улыбался, маленький его подбородок словно окаменевал, а как раз сейчас он не улыбался. А старые мудрые глаза словно спали. Вот и сейчас спали тоже.
— Плюс еще ателье, — сказал Пендель и покраснел.
— Хочешь заложить ателье, чтоб профинансировать эту рисовую ферму?
— Ну, если можно так выразиться, мистер Блютнер, — он пытался шутить. — Ну и вот, ищу какого-нибудь сумасшедшего миллионера.
Мистер Блютнер имел привычку впадать в долгое раздумье, особенно когда сидел за шахматами или же когда у него просили денег. Впав в раздумье, он сидел совершенно неподвижно и, казалось, даже не дышал. Пендель вспомнил, что старые каторжники вели себя в точности так же.
— Человек или сумасшедший, или же он миллионер, — сделал наконец вывод мистер Блютнер. — Это закон. По-другому, Гарри, мальчик мой, просто не бывает. Каждому человеку приходится платить за свои мечты.
Он ехал к ней по Авеню 4-го июля, где некогда пролегала граница Зоны канала, и, как всегда, немного нервничал. Слева и чуть ниже — залив. Справа высился холм Анкон. Между ними пролегал реконструированный район Эль Чорилло с полоской какой-то ненатурально зеленой травы — в том месте, где некогда находилась комендатура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Знаете, что я вам скажу, Гарри, мой друг?
— Что?
— Судья поступил совершенно аморально. Здесь, в Панаме, когда человек дает взятку, он вправе ожидать лояльного отношения. И знаете что еще, мой друг?
— Нет.
— У нас так принято: сделка есть сделка, Гарри. Никаких выкрутас. Никакого давления. Надо уметь держать слово. Да это просто антисоциальный тип.
— Ну и что нам теперь делать? — спросил Пендель. Анхель удовлетворенно пожал плечами — с видом человека, любившего приносить плохие новости.
— Хотите моего совета, Гарри? Прямо, честно, как другу?
Они уже подъехали к реке. Находившиеся по другую ее сторону приспешники соседа делали вид, что не замечают присутствия Пенделя. Ров превратился в канал. И русло реки успело высохнуть.
— Мой вам совет, Гарри: ведите переговоры. Чтобы уменьшить потери, надо заключить сделку. Хотите, чтоб я прощупал этих парней? Начать с ними диалог?
— Нет.
— Тогда идите к своему банкиру. Рамон крутой парень. Он может вести переговоры за вас.
— А откуда вы знаете Рамона Радда?
— Да кто ж не знает Рамона! Послушайте, ведь я всего лишь ваш управляющий, верно? Я ваш друг.
Но у Пенделя не было друзей, кроме Марты и Мики. Ну и еще, возможно, мистера Чарлза Блютнера, который жил в десяти милях отсюда, на побережье и ждал его сегодня, чтобы сыграть партию в шахматы.
— Блютнер, как пианино? — лет сто тому назад спрашивал Пендель еще живого тогда Бенни. Они стояли на мокрой от дождя пристани в Тилбери и рассматривали проржавевший сухогруз, который должен был доставить только что освободившихся заключенных к новому месту назначения и честной трудовой жизни.
— Именно, Гарри, мальчик, к тому же он мой должник, — ответил Бенни и пустил слезу. — Чарли Блютнер — некоронованный шмоточный король Панамы, и он не был бы им сейчас, если б в свое время Бенни не сделал для него одного одолжения. Как ты для меня.
— Ты что, тоже сжег для него летние платья?
— Хуже, Гарри, сынок, куда как хуже. Он до смерти не забудет.
И вот они обнялись — первый и последний раз в жизни. Пендель тоже обливался слезами, хоть и сам толком не понимал, почему. Ведь когда он поднимался по мосткам на борт, единственной его мыслью было: я вырвался, я больше сюда никогда не вернусь.
Бенни не обманул — мистер Блютнер встретил его просто по-царски. Едва успел Пендель ступить на панамскую землю, как перед ним распахнулась дверца темно-бордового «Мерседеса», и он умчал его в Каледонию, на роскошную виллу Блютнера с видом на Тихий океан. А вокруг раскинулись многие акры возделанной и ухоженной земли — тоже личная собственность мистера Блютнера. Убранство составляли прохладные плиточные полы, кондиционеры, полотна Нолде, а также в изящных рамочках дипломы несуществующих американских университетов, согласно которым почтенный мистер Блютнер назначался профессором, доктором, членом правления и так далее, и тому подобное. А в гостиной стоял рояль из гетто с откинутой крышкой.
За несколько недель Пендель, как ему казалось, стал возлюбленным сыном мистера Блютнера, словно занял принадлежавшее ему по праву место среди охрипших от криков и визгов рыжеволосых детей и внуков, величественных тетушек, толстых дядюшек, а также слуг в пастельно-зеленых туниках. Во время семейных праздников Пендель пел во весь голос и страшно скверно, но никто не возражал. Столь же скверно играл в гольф на частной лужайке, но и здесь никто ни разу не сделал ему замечания. Ходил на пляж и вместе с ребятишками плескался в море, сломя голову носился по песчаным дюнам в кабриолете, также принадлежавшем семейству Блютнеров. Играл с собаками, бросал в них опавшими плодами манго, любовался целыми полчищами пеликанов, летавшими над морем, и свято верил этим людям. Верил в то, что богатство их заработано исключительно честным путем, что люди они добрые, высоконравственные, что все эти замечательные вещи, дом, сад, бугенвилеи, тысячи других растений принадлежат им по праву.
Но доброта мистера Блютнера не ограничивалась тем, что он взял его в свой дом. Пендель начал заниматься портняжным делом, и фирма под названием «Блютнер Компанья Лимитада» даже выделила ему шестимесячный кредит на обзаведение собственным делом, и не кто иной, как сам мистер Блютнер, посылал к нему первых клиентов и всегда держал двери дома открытыми для Пенделя. А когда он, Пендель, пытался выразить благодарность этому маленькому морщинистому старичку с блестящей лысиной, тот лишь качал головой и говорил: «Скажи спасибо своему дяде Бенни». А потом непременно добавлял, в качестве совета: «Найди себе хорошую еврейскую девушку, Гарри. И не оставляй нас».
Даже женившись на Луизе, Пендель продолжал навещать мистера Блютнера, правда, визиты эти носили несколько вороватый характер. Дом и семья Блютнера стали для него тайным раем, которым он ни с кем не хотел делиться, неким святилищем, которое следовало посещать одному и обязательно под каким-нибудь удобоваримым предлогом. А мистер Блютнер, в качестве ответной меры, предпочитал игнорировать существование Луизы.
— Тут возникла небольшая проблема с ликвидностью, мистер Блюнтер, — сказал Пендель, когда они сидели за шахматной доской на северной веранде. Веранды располагались по всем четырем сторонам дома, и мистер Блютнер всегда мог выбрать ту, где был защищен от ветра.
— Ликвидностью рисовой фермы? — спросил мистер Блютнер.
Когда он не улыбался, маленький его подбородок словно окаменевал, а как раз сейчас он не улыбался. А старые мудрые глаза словно спали. Вот и сейчас спали тоже.
— Плюс еще ателье, — сказал Пендель и покраснел.
— Хочешь заложить ателье, чтоб профинансировать эту рисовую ферму?
— Ну, если можно так выразиться, мистер Блютнер, — он пытался шутить. — Ну и вот, ищу какого-нибудь сумасшедшего миллионера.
Мистер Блютнер имел привычку впадать в долгое раздумье, особенно когда сидел за шахматами или же когда у него просили денег. Впав в раздумье, он сидел совершенно неподвижно и, казалось, даже не дышал. Пендель вспомнил, что старые каторжники вели себя в точности так же.
— Человек или сумасшедший, или же он миллионер, — сделал наконец вывод мистер Блютнер. — Это закон. По-другому, Гарри, мальчик мой, просто не бывает. Каждому человеку приходится платить за свои мечты.
Он ехал к ней по Авеню 4-го июля, где некогда пролегала граница Зоны канала, и, как всегда, немного нервничал. Слева и чуть ниже — залив. Справа высился холм Анкон. Между ними пролегал реконструированный район Эль Чорилло с полоской какой-то ненатурально зеленой травы — в том месте, где некогда находилась комендатура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112