— Он много тебе платит? — спрашивает она после паузы.
— Я не могу дать ему того, чего он хочет. Я слишком мало знаю.
— Никто не знает всего. Будущее Панамы решают всего человек тридцать, не больше. Остальные же два с половиной миллиона теряются в догадках.
— Ну а что твои старые друзья, бывшие студенты, делали бы, если б не пошли в «Чейз Манхэттен» и не сидели бы за рулем шикарных автомобилей? — спросил Пендель. — Чем бы они занимались, если б сохранили воинственный дух? В чем заключается их логика? Неужели все они отказались от того, чего когдато хотели для Панамы?
Прежде чем ответить, она задумалась.
— Ты хочешь сказать, могут ли они оказывать давление на правительство? Ставят ли целью подчинить его своим интересам, поставить на колени?
— Примерно так.
— Ну, прежде всего это приведет к хаосу. Тебе нужен хаос?
— Не знаю. Возможно. Если, конечно, это необходимо.
— Необходимо. Хаос — обязательное условие, предшествующее демократическому пробуждению. Стоит рабочим почувствовать, что они независимы и никем не управляемы, и они тут же изберут лидеров из собственных рядов, правительство испугается и уйдет в отставку. Ты хочешь, чтоб рабочие выбрали собственных лидеров?
— Я хотел бы, чтоб они выбрали Мики, — сказал Пендель. Марта покачала головой.
— Только не Мики.
— Ну, ладно. Тогда без Мики.
— Тогда мы бы первым делом обратились к рыбакам. Всегда хотели, но почему-то так ни разу и не сделали этого.
— Почему это именно к рыбакам?
— Студентами мы выступали против ядерной войны. Возмущались тем, что ядерные материалы пропускают через Панамский канал. Считали, что такие грузы крайне опасны для Панамы, что они являются оскорблением нашему национальному суверенитету.
— Ну а при чем тут рыбаки?
— Надо было обратиться к их профсоюзам, расшевелить их продажных боссов. Если б те нам отказали, мы бы обратились к криминальным структурам, контролирующим порты и прибрежные зоны. Те ради денег на все готовы. Кстати, многие из наших студентов теперь разбогатели. Богатые студенты, у которых сохранились остатки совести.
— Как Мики, — напомнил Пендель, но она покачала головой.
— Мы бы сказали им: «Соберите все траулеры, одномачтовые рыболовецкие суда, шлюпки и ялики, которые можете достать, загрузите едой и водой и отведите к мосту Америкас. Поставьте на якорь под мостом и объявите всему миру, что останетесь здесь. Что будете стоять, сколько понадобится». Тебе известно, что тормозной путь крупных грузовых судов составляет целую милю? Через три дня у моста скопятся двести судов, желающих пройти через канал. Через две недели их будет тысяча. А тысячи других просто завернут назад, не достигнув Панамы, их направят другим курсом или же прикажут возвращаться туда, откуда пришли. Начнется кризис, он распространится по всему миру, паника на биржах. Янки сбесятся от злости, судостроительные магнаты потребуют решительных действий, правительство падет, и ни один грамм ядерных материалов никогда больше не пройдет через канал.
— Если честно, то я думал совсем не об этих материалах, — сказал Пендель.
Марта подперла голову ладонью и обратила к нему изуродованное лицо.
— Послушай. Сегодняшняя Панама уже пытается доказать миру, что мы можем управлять каналом ничуть не хуже гринго. Никто не должен вмешиваться, когда речь заходит о канале. Никаких забастовок, временных приостановок и прочего морочания мозгов. Если панамскому правительству не удастся наладить нормальную эксплуатацию канала, как тогда оно собирается прикарманивать годовые доходы, увеличивать наркооборот, распродавать концессии и прочее? Как только банковское международное сообщество поднимет шум, они дадут нам то, что мы просим. А мы попросим все. Денег на школы, дороги, больницы, денег для фермеров и бедноты. А если власти только попытаются убрать баррикаду из наших лодок, начать стрелять или попробуют подкупить нас, мы призовем на помощь девять тысяч панамских рабочих, занятых в эксплуатации канала. Позовем и спросим их: вы по какую сторону моста? Вы панамцы или считаете себя всего лишь рабами янки? Забастовки в Панаме — это священное право каждого рабочего. Те, кто пытается им противостоять, парии общества. Уже сегодня в правительстве есть люди, считающие, что общее трудовое законодательство не должно распространяться на канал. Пусть подумают хорошенько.
Теперь она уже лежала на нем, вытянувшись во весь рост. И глаза ее были так близко, что кроме них он ничего больше не видел.
— Спасибо, — пробормотал он, целуя ее.
— Не за что.
Глава 9
Луиза Пендель любила своего мужа с самозабвением и страстью, понятным разве что женщинам, знавшим, на что это похоже — родиться в семье фанатичных и нетерпимых родителей, иметь красивую старшую сестру ровно на четыре дюйма ниже ростом, чем ты сама. Сестру, которая в отличие от тебя всегда все делает правильно, которая совращает всех твоих мальчиков, пусть даже и не собирается ложиться с ними в постель — хотя, как правило, все же ложится, — и просто не оставляет тебе другого выбора, кроме как пойти благородной тропой пуританства. Она любила мужа за постоянство и преданность ей и детям, за то, что тот был борцом по натуре, как и ее отец; за перестройку старой английской фермы, на которую все давно махнули рукой; за то, что он, облачившись в полосатый фартук, готовил по воскресеньям куриный суп и локшен; за его умение пошутить и красиво накрыть стол для их особой трапезы «для двоих», причем при этом выставлялось лучшее столовое серебро, фарфор и использовались лишь льняные салфетки, никаких там бумажных. И еще за то, что он мирился со вспышками ее неукротимой раздражительности и гнева, объяснявшихся, видимо, наследственностью, она просто ничего не могла с собой поделать в такие моменты, ну а затем буря благополучно проносилась мимо. И еще — за то, что он занимался с ней любовью (возможно, то была главная из причин), поскольку в этом отношении она обладала не меньшим аппетитом, чем сестра, пусть даже и не отличалась эффектной внешностью и стремлением дать себе волю. И еще она до глубины души стыдилась того, что не умеет должным образом отвечать на его заигрывания, раскованно и весело смеяться шуткам мужа. Поскольку даже после освобождения с помощью Гарри из-под родительского гнета смеялась и молилась она в точности как мать, а вспышки раздражительности были сопоставимы с отцовскими.
Ей нравились в Гарри его жертвенность и неукротимое стремление выжить во что бы то ни стало, вопреки всем обстоятельствам, его стойкость, умение переносить лишения и удерживаться на краю бездны. Еще бы, ведь этот человек сумел преодолеть тлетворное влияние дяди Бенни. А тут как раз явился великий мистер Брейтвейт и спас его душу — в точности так же, как сам Гарри позже пришел ей на выручку и спас от родителей и Зоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112