И больше никто ничего добавить не сможет. Даже Шопен это понимал, от чего и умер. Остальное тебе знать не нужно. Всё, через десять минут обед. – Прикурил и кинул взгляд на небольшую книжечку, притаившуюся на груди оператора АРСН. – Впрочем, нет, я совсем забыл. У нас же ещё урок философии!
– О господи, – тихо пробормотал Григорий и положил руки на произведение, лежащее у него на груди, как бы пряча его подальше от глаз.
– Ну? – вопросил командир. – Ты прочёл книгу?
– Я же сказал уже – да, – угрюмо ответил оператор.
– Я рад, я рад, – потёр руки Юра. – Мы скоро догоним потенциального противника по уровню политической подготовки!
Григорий протянул из гамака книгу с непонятным названием «Диалектика имманентного и трансцендентного». Сказал:
– Знаешь, Юра, если честно… Я прочёл. Но у меня до сих пор болит голова, и я ничего не понял. Забери её от меня, я смотреть на неё не могу – кружится всё внутри… Может она для моряков?
Командир взял книгу и испытывающе глянул на сержанта.
– Ты должен понимать такие вещи… Голова кружится даже тогда, когда первый раз из гранатомета по цели стреляешь… Сейчас идёт гонка военно-интеллектуального превосходства. – Помолчал, полистал книгу. – Про квинты и терции ты же, по-моему, понял?
– Ну, что-то вроде… – уклончиво ответил сержант.
– Так ведь здесь о том же самом, только другим способом передачи – алфавитом.
– Наверное, я не готов к такому алфавиту…
– Хорошо, попытаюсь объяснить основную мысль простыми словами. – Юра упал в гамак, который был привязан рядом, заложил руки за голову и начал говорить:
– Слушай внимательно. Имманентный мир это всё то, что тебя окружает, все, что происходит в твоей голове – твои мысли, желания и всё прочее. То, что ты можешь почувствовать, увидеть и представить, это он и есть имманентный мир. Ясно?
– Пока да.
– Ну, вот видишь как просто, – оживился Юра. – Продолжим: имманентность осознаваема, трансцендентность же, как раз наоборот. Трансцендентный мир выходит за пределы твоего восприятия и понимания. Это всё то, что ты даже не в состоянии вообразить, а не то, что увидеть или почувствовать. Это понятно?
– Нет.
– Юра пустил колечко дыма, сбил пепел с сигареты в лист фикуса и уверенно сказал:
– Щас поймёшь. Слушай внимательно. Перехожу на другой уровень подачи материала.
Григорий внимательно смотрел на командира из своего гамака.
– Имманентное и трансцендентное, – медленно начал учитель философии, – соотносятся друг с другом примерно так. В образном, конечно, изложении. – Помолчал; Спросил: – Ты любишь животных? Я тоже. Прекрасно. Представь себе: на верёвке висит кошка; слепая, глухая и к тому же без зубов и когтей. Одно только может – языком болтать.
Юра затянулся и медленно выпустил дым. Продолжил:
– Это имманентный мир, Григорий. Далее: возле верёвки с кошкой стоит стул, а на нем сидит, – как бы его назвать? – живодёр, так и назовём. Курит папиросу, пьёт пиво, а в руках плётка. Рядом столик хирургический расположен, а на нём всякие специальные инструменты лежат: щипцы для пыток, иголки разные, ну и прочее… Бидон с кипятком неподалёку поблёскивает. В общем, все нужные приспособления для пытки животного – под рукой.
Командир снова сделал паузу, затянулся сигаретой и продолжил:
– Ну, кнут – кнутом, а в стороне на маленьком столике лежит, так сказать, пара пряников: кусок сала, сыр, хлеба краюшка… Так вот, Гриша, этот живодёр – и есть трансцендентный мир. Понятно?
– Ничего не понятно.
– Ладно, поймёшь, – пустил кольцо дыма; качнулся в гамаке. Продолжил, медленно выговаривая слова:
– Сделает это падло глоточек из бутылки – бац кошку плёткой – и смеётся, наверное… Иголкой её ткнёт в бок, для общего порядка. Кошка орёт: «Жизнь собачья! Будь она проклята! Мама – роди меня обратно». Живодёр докурит бычок и, – бабах кошку по голове дубинкой. Ха-ха-ха! – наверное. И снова плёткой. И тут же, раз – пряник ей под нос. В виде куска сала. Ну, измученная тварь вцепилась, бедняга, и жуёт, жуёт – голодная ведь. И неожиданно начинает ощущать что-то вроде счастья. Мысли в голове струиться такие, примерно, начинают: «А ведь, в сущности, жизнь не такая плохая штука!» И тут снова – бац плёткой по морде, чтобы сало всё съесть не успела и не расслабилась. Да ещё, живодёрище, щипцами лапы задние, для профилактики, зажмёт; передние верёвкой затянет; ведро липкой горячей воды на кошку выльет; возьмёт верёвку – и давай её, кошку, крутить вокруг себя, приговаривая:
«Помни, у тебя всегда есть выбор! Надежда умирает последней. У всех есть равные шансы!». Это скотина живодёрище такую фигню котяре парит. «Будешь терпеть – и у тебя всё получиться! А ещё лучше – молись. Тогда все проблемы сами решатся. А ты говоришь – жизнь дерьмо. Не видала ты красотка дерьма!» И снова – бац дубинкой. Вот такая любопытная диалектика. – Юра прищурился от дыма и спросил:
– Наводящий вопрос по теме, сержант. Что в состоянии сделать кошка, как она может воздействовать на мучителя? Как она может достать его? Есть один способ. Догадайся. Ты обязан знать ответ!
– Слушай, – спросил оператор АРСН, переживающий за бедное животное, – а как кошка оказалась в таком положении? За что с ней так обходятся? Не родилась же она с верёвкой и без зубов?
– Хороший вопрос! Ты продвигаешься в обучении. А положение её изначально таково, – ответил проповедник Юра. – Когда-то, конечно, были и глаза и уши и зубы, но когда – никто не помнит. И зовётся это её непонятное положение – первородным грехом. Не родилась бы, паскуда, – не мучалась. А так – грех. Потому что соблазняешь живодёра пользоваться своей никчемной беспомощностью. Сдохнуть кошке её напарник тоже позволить не может. На кого же тогда грехи писать? И вообще… Без кошки он никуда. Делать больше ничего не умеет. Она ему необходима как воздух. Порою, правда, очень своенравные и умные котяры попадаются… Управу на живодёра находят. Редчайшие случаи, – но они бывают.
Юра швырнул в траву потухшую сигарету и сказал:
– Понял ты или не понял, а я тебе объяснил. Вот только конец истории ты должен додумать сам. Это и есть экзамен. В книге ответа нет, можешь не искать. А подсказать тебе я не могу – не помню, забыл. Да и права не имею.
– Юра, может, закончим с философией, – стал канючить Григорий. – И так тошно. Не мучай, – включи другую тему.
– С философией закончить невозможно, – ответил просвещенный командир. – Только она сама может закончить с тобой. И это ты тоже обязан понимать.
Всё, слазь с гамака. Идём обедать.
Глава 48
Мэрилин смотрела на мир с сотого этажа. До самого горизонта расстилалось поле небоскрёбов и фешенебельных строений невероятных конфигураций. Теперь это её мир. Возможно, навсегда. Поле с ромашками осталось в прошлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
– О господи, – тихо пробормотал Григорий и положил руки на произведение, лежащее у него на груди, как бы пряча его подальше от глаз.
– Ну? – вопросил командир. – Ты прочёл книгу?
– Я же сказал уже – да, – угрюмо ответил оператор.
– Я рад, я рад, – потёр руки Юра. – Мы скоро догоним потенциального противника по уровню политической подготовки!
Григорий протянул из гамака книгу с непонятным названием «Диалектика имманентного и трансцендентного». Сказал:
– Знаешь, Юра, если честно… Я прочёл. Но у меня до сих пор болит голова, и я ничего не понял. Забери её от меня, я смотреть на неё не могу – кружится всё внутри… Может она для моряков?
Командир взял книгу и испытывающе глянул на сержанта.
– Ты должен понимать такие вещи… Голова кружится даже тогда, когда первый раз из гранатомета по цели стреляешь… Сейчас идёт гонка военно-интеллектуального превосходства. – Помолчал, полистал книгу. – Про квинты и терции ты же, по-моему, понял?
– Ну, что-то вроде… – уклончиво ответил сержант.
– Так ведь здесь о том же самом, только другим способом передачи – алфавитом.
– Наверное, я не готов к такому алфавиту…
– Хорошо, попытаюсь объяснить основную мысль простыми словами. – Юра упал в гамак, который был привязан рядом, заложил руки за голову и начал говорить:
– Слушай внимательно. Имманентный мир это всё то, что тебя окружает, все, что происходит в твоей голове – твои мысли, желания и всё прочее. То, что ты можешь почувствовать, увидеть и представить, это он и есть имманентный мир. Ясно?
– Пока да.
– Ну, вот видишь как просто, – оживился Юра. – Продолжим: имманентность осознаваема, трансцендентность же, как раз наоборот. Трансцендентный мир выходит за пределы твоего восприятия и понимания. Это всё то, что ты даже не в состоянии вообразить, а не то, что увидеть или почувствовать. Это понятно?
– Нет.
– Юра пустил колечко дыма, сбил пепел с сигареты в лист фикуса и уверенно сказал:
– Щас поймёшь. Слушай внимательно. Перехожу на другой уровень подачи материала.
Григорий внимательно смотрел на командира из своего гамака.
– Имманентное и трансцендентное, – медленно начал учитель философии, – соотносятся друг с другом примерно так. В образном, конечно, изложении. – Помолчал; Спросил: – Ты любишь животных? Я тоже. Прекрасно. Представь себе: на верёвке висит кошка; слепая, глухая и к тому же без зубов и когтей. Одно только может – языком болтать.
Юра затянулся и медленно выпустил дым. Продолжил:
– Это имманентный мир, Григорий. Далее: возле верёвки с кошкой стоит стул, а на нем сидит, – как бы его назвать? – живодёр, так и назовём. Курит папиросу, пьёт пиво, а в руках плётка. Рядом столик хирургический расположен, а на нём всякие специальные инструменты лежат: щипцы для пыток, иголки разные, ну и прочее… Бидон с кипятком неподалёку поблёскивает. В общем, все нужные приспособления для пытки животного – под рукой.
Командир снова сделал паузу, затянулся сигаретой и продолжил:
– Ну, кнут – кнутом, а в стороне на маленьком столике лежит, так сказать, пара пряников: кусок сала, сыр, хлеба краюшка… Так вот, Гриша, этот живодёр – и есть трансцендентный мир. Понятно?
– Ничего не понятно.
– Ладно, поймёшь, – пустил кольцо дыма; качнулся в гамаке. Продолжил, медленно выговаривая слова:
– Сделает это падло глоточек из бутылки – бац кошку плёткой – и смеётся, наверное… Иголкой её ткнёт в бок, для общего порядка. Кошка орёт: «Жизнь собачья! Будь она проклята! Мама – роди меня обратно». Живодёр докурит бычок и, – бабах кошку по голове дубинкой. Ха-ха-ха! – наверное. И снова плёткой. И тут же, раз – пряник ей под нос. В виде куска сала. Ну, измученная тварь вцепилась, бедняга, и жуёт, жуёт – голодная ведь. И неожиданно начинает ощущать что-то вроде счастья. Мысли в голове струиться такие, примерно, начинают: «А ведь, в сущности, жизнь не такая плохая штука!» И тут снова – бац плёткой по морде, чтобы сало всё съесть не успела и не расслабилась. Да ещё, живодёрище, щипцами лапы задние, для профилактики, зажмёт; передние верёвкой затянет; ведро липкой горячей воды на кошку выльет; возьмёт верёвку – и давай её, кошку, крутить вокруг себя, приговаривая:
«Помни, у тебя всегда есть выбор! Надежда умирает последней. У всех есть равные шансы!». Это скотина живодёрище такую фигню котяре парит. «Будешь терпеть – и у тебя всё получиться! А ещё лучше – молись. Тогда все проблемы сами решатся. А ты говоришь – жизнь дерьмо. Не видала ты красотка дерьма!» И снова – бац дубинкой. Вот такая любопытная диалектика. – Юра прищурился от дыма и спросил:
– Наводящий вопрос по теме, сержант. Что в состоянии сделать кошка, как она может воздействовать на мучителя? Как она может достать его? Есть один способ. Догадайся. Ты обязан знать ответ!
– Слушай, – спросил оператор АРСН, переживающий за бедное животное, – а как кошка оказалась в таком положении? За что с ней так обходятся? Не родилась же она с верёвкой и без зубов?
– Хороший вопрос! Ты продвигаешься в обучении. А положение её изначально таково, – ответил проповедник Юра. – Когда-то, конечно, были и глаза и уши и зубы, но когда – никто не помнит. И зовётся это её непонятное положение – первородным грехом. Не родилась бы, паскуда, – не мучалась. А так – грех. Потому что соблазняешь живодёра пользоваться своей никчемной беспомощностью. Сдохнуть кошке её напарник тоже позволить не может. На кого же тогда грехи писать? И вообще… Без кошки он никуда. Делать больше ничего не умеет. Она ему необходима как воздух. Порою, правда, очень своенравные и умные котяры попадаются… Управу на живодёра находят. Редчайшие случаи, – но они бывают.
Юра швырнул в траву потухшую сигарету и сказал:
– Понял ты или не понял, а я тебе объяснил. Вот только конец истории ты должен додумать сам. Это и есть экзамен. В книге ответа нет, можешь не искать. А подсказать тебе я не могу – не помню, забыл. Да и права не имею.
– Юра, может, закончим с философией, – стал канючить Григорий. – И так тошно. Не мучай, – включи другую тему.
– С философией закончить невозможно, – ответил просвещенный командир. – Только она сама может закончить с тобой. И это ты тоже обязан понимать.
Всё, слазь с гамака. Идём обедать.
Глава 48
Мэрилин смотрела на мир с сотого этажа. До самого горизонта расстилалось поле небоскрёбов и фешенебельных строений невероятных конфигураций. Теперь это её мир. Возможно, навсегда. Поле с ромашками осталось в прошлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204