В ином мире главные вопросы могут задаваться иначе…
РОБЕРТ ОППЕНГЕЙМЕР, 1962
VI
Компьютер — 2118
И Путник почувствовал их, он понял,
Что это безмолвье — ответ…
Наблюдатели начали съезжаться в среду.
Одни были выбраны своими правительствами или полномочными комиссиями, другие — всеобщим голосованием, третьи получили личные приглашения от комитета Программы, подписанные директором.
Они съезжались со всего мира и всеми видами транспорта. Многие прибыли на парусных кораблях, начиная с пассажирских шхун с мачтами из нержавеющей стали и с роскошными каютами и кончая мелкими швертботами вообще без кают. На пироге с боковым поплавком проделали весь путь с Самоа несколько десяткой гордых полинезийцев, желавших показать, что по-прежнему чтут деяния своих предков и могут сами повторить их.
Кто-то приплыл на частной подводной лодке, несомненно, с намерением провести после окончания торжества исследования морского дна; некий мужчина просто приплыл с Сент-Томаса, а какая-то женщина приехала с Кубы на водном велосипеде с двумя понтонами.
Многие явились в субботу на борту ховерпаромов, раскидывающих свои крылья из пены, и реактивных самолетов регулярных линий, а кое-кто — на личном геликоптере или воздушном шаре.
Это были времена ярких личностей, когда и у мужчин и у женщин было и время и возможность принимать самостоятельные решения.
Суббота была Днем Ответа, праздником, которого мир ждал девяносто лет, и теперь словно пробуждался от долгого сна… Нет… не от сна, а от мечты, от какой-то чудесной, зачарованной действительности, от мыслей о роде людском, о том, каким могло бы стать человечество, будь у него чуть больше времени, чуть меньше спешки, чуть больше отдыха и чуть меньше адреналина. Начатая почти сто пятьдесят лет назад Программа, а также полученное и расшифрованное Послание с Капеллы дали Земле и ее людям девяносто лет мира и возможность открыть и пестовать иные инстинкты, кроме агрессивности. Проблемы казалось бы, практически неразрешимые сто пятьдесят и даже девяносто лет назад, решились словно сами собой, едва мир получил передышку.
И вот наступил Великий День. Люди, прибывшие на празднование, имели разный цвет кожи и различные профессии, но расы вроде бы различались меньше, чем прежде, да и профессии уже не были четко определенными, словно каждый стал немного дилетантом, выполняя свои обязанности и неся ответственность с неистощимым восторгом и энтузиазмом вечного любителя, которого работа соседа интересует не меньше, чем своя собственная.
Среди прибывших были ученые самых разных специальностей: языковеды, философы, гуманисты, политики и государственные деятели, журналисты и аналитики, композиторы, артисты, поэты, писатели и просто любопытные граждане. Для удобства многие путешествовали группами, поскольку дух национализма тоже поуменьшился за прошедшие десятилетия. Хотя, возможно, все это подходило к концу по мере приближения Ответа.
Наблюдатели высаживались, как правило, в порту Аресибо и ехали дальше через зеленые холмы северного Пуэрто-Рико на автобусах и в лимузинах, на велосипедах и пешком, а добравшись до Программы и миновав невероятный кратер, выложенный сверкающим металлом, а сразу за ним — управляемый радиотелескоп, вознесенный металлической рукой, оказывались наконец перед длинным низким зданием — средоточием Программы.
Здание из бетонных плит и монолитного бетона разрослось за те полтора столетия, что минули со времени его строительства, с каждым десятилетием выдвигаясь чуть дальше с обоих концов, а недавно к нему сзади добавили целое крыло. В нем располагалась аудитория, построенная специально для сегодняшнего торжества и спроектированная так, что пол зала спускался по склону холма, а линия крыши шла на одном уровне с первоначальной крышей, что превращало аудиторию в ножку буквы «Т». Ход в нее был по коридорам старого здания. Наблюдатели восхищались залатанными стенными панелями и многими слоями краски, которые, казалось, соединяли бетонные плиты друг с другом. Широко открытыми глазами разглядывали они зал прослушивания, и останавливались, чтобы выслушать порцию шипений и тресков, музыки небесных сфер и фонового шума Вселенной, а также обрывков радиопрограмм тридцатых годов двадцатого века, которыми капеллане так ловко привлекли внимание слушателей Программы через пятьдесят лет после начала прослушивания:
СТУКТРЕСК может поменять свою кожу, а пантера ТРЕСКСТУК музыка: та маленькая щебетунья, та с прелестным СТУКСТУКТРЕСК может, уточку СТУКТРЕСКСТУК замаскированный поборник справедливости ТРЕСКСТУКСТУК музыка СТУКСТУКСТУКТРЕСК они ждут друг СТУКСТУКТРЕСКСТУКСТУК музыка СТУКСТУКТРЕСК музыка: флаг Гудзона подними ТРЕСКСТУК я невежливый мальчик СТУКСТУКСТУК представляет падуб ТРЕСКТРЕСК музыка. СТУКСТУКТРЕСК Роджерс в двадцать СТУКТРЕСКСТУК музыка: кола получила двенадцать ТРЕСК…
И все удивленно качали головами: «Здесь это звучит гораздо лучше, чем записи, которые я слушал. Гораздо ближе. Гораздо правдивее. Подумать только, что испытывали те, кто девяносто лет назад впервые услышал их и понял, что звуки эти проделали весь путь до Капеллы и обратно и что они получили первое доказательство разумной жизни на других планетах».
Отсюда дорога вела посетителей через впечатляющий компьютерный зал, где они слышали, как сам компьютер шепчет, стучит и бормочет себе под нос — «Почти как живой», говорили эти люди, — и видели, как огоньки загораются и гаснут, как всевозможные сканеры и принтеры глотают информацию или выплевывают ее, и вдыхали запахи масла и озона, характерные для больших и малых электрических устройств. Некоторые из них расспрашивали персонал о пустых креслах в углах зала, другие же, лучше информированные, спрашивали, не видел ли кто из них Призрака, а работники в соответствии с тем, чего от них ожидали, либо поднимали брови и, поглядывая по сторонам, говорили: «Да, и это было страшно»; либо отвечали, посмеиваясь: «Он поднимает мне настроение каждый раз, когда мне плохо»; или честно заявляли: «Никто его не видел уже очень давно, хотя некоторые уверяют, будто видели». Что бы они ни говорили, это принималось с удовлетворением, и наблюдатели шли дальше. Поочередно осматривали они оригинал послания в рамке, висящий на стене в кабинете директора, и проводили руками по старому столу, заваленному бумагами, на которых его карандаш и ручка оставили записи, рисунки и расчеты. А то еще садились на краешек кресла с деревянными подлокотниками, вытертыми ладонями нескольких поколений директоров, сиживавших в этом кресле, чтобы подумать над загадками Вселенной и проблемами связи, а другие поглядывали на них, вдыхая запах старых книг, занимающих две стены кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
РОБЕРТ ОППЕНГЕЙМЕР, 1962
VI
Компьютер — 2118
И Путник почувствовал их, он понял,
Что это безмолвье — ответ…
Наблюдатели начали съезжаться в среду.
Одни были выбраны своими правительствами или полномочными комиссиями, другие — всеобщим голосованием, третьи получили личные приглашения от комитета Программы, подписанные директором.
Они съезжались со всего мира и всеми видами транспорта. Многие прибыли на парусных кораблях, начиная с пассажирских шхун с мачтами из нержавеющей стали и с роскошными каютами и кончая мелкими швертботами вообще без кают. На пироге с боковым поплавком проделали весь путь с Самоа несколько десяткой гордых полинезийцев, желавших показать, что по-прежнему чтут деяния своих предков и могут сами повторить их.
Кто-то приплыл на частной подводной лодке, несомненно, с намерением провести после окончания торжества исследования морского дна; некий мужчина просто приплыл с Сент-Томаса, а какая-то женщина приехала с Кубы на водном велосипеде с двумя понтонами.
Многие явились в субботу на борту ховерпаромов, раскидывающих свои крылья из пены, и реактивных самолетов регулярных линий, а кое-кто — на личном геликоптере или воздушном шаре.
Это были времена ярких личностей, когда и у мужчин и у женщин было и время и возможность принимать самостоятельные решения.
Суббота была Днем Ответа, праздником, которого мир ждал девяносто лет, и теперь словно пробуждался от долгого сна… Нет… не от сна, а от мечты, от какой-то чудесной, зачарованной действительности, от мыслей о роде людском, о том, каким могло бы стать человечество, будь у него чуть больше времени, чуть меньше спешки, чуть больше отдыха и чуть меньше адреналина. Начатая почти сто пятьдесят лет назад Программа, а также полученное и расшифрованное Послание с Капеллы дали Земле и ее людям девяносто лет мира и возможность открыть и пестовать иные инстинкты, кроме агрессивности. Проблемы казалось бы, практически неразрешимые сто пятьдесят и даже девяносто лет назад, решились словно сами собой, едва мир получил передышку.
И вот наступил Великий День. Люди, прибывшие на празднование, имели разный цвет кожи и различные профессии, но расы вроде бы различались меньше, чем прежде, да и профессии уже не были четко определенными, словно каждый стал немного дилетантом, выполняя свои обязанности и неся ответственность с неистощимым восторгом и энтузиазмом вечного любителя, которого работа соседа интересует не меньше, чем своя собственная.
Среди прибывших были ученые самых разных специальностей: языковеды, философы, гуманисты, политики и государственные деятели, журналисты и аналитики, композиторы, артисты, поэты, писатели и просто любопытные граждане. Для удобства многие путешествовали группами, поскольку дух национализма тоже поуменьшился за прошедшие десятилетия. Хотя, возможно, все это подходило к концу по мере приближения Ответа.
Наблюдатели высаживались, как правило, в порту Аресибо и ехали дальше через зеленые холмы северного Пуэрто-Рико на автобусах и в лимузинах, на велосипедах и пешком, а добравшись до Программы и миновав невероятный кратер, выложенный сверкающим металлом, а сразу за ним — управляемый радиотелескоп, вознесенный металлической рукой, оказывались наконец перед длинным низким зданием — средоточием Программы.
Здание из бетонных плит и монолитного бетона разрослось за те полтора столетия, что минули со времени его строительства, с каждым десятилетием выдвигаясь чуть дальше с обоих концов, а недавно к нему сзади добавили целое крыло. В нем располагалась аудитория, построенная специально для сегодняшнего торжества и спроектированная так, что пол зала спускался по склону холма, а линия крыши шла на одном уровне с первоначальной крышей, что превращало аудиторию в ножку буквы «Т». Ход в нее был по коридорам старого здания. Наблюдатели восхищались залатанными стенными панелями и многими слоями краски, которые, казалось, соединяли бетонные плиты друг с другом. Широко открытыми глазами разглядывали они зал прослушивания, и останавливались, чтобы выслушать порцию шипений и тресков, музыки небесных сфер и фонового шума Вселенной, а также обрывков радиопрограмм тридцатых годов двадцатого века, которыми капеллане так ловко привлекли внимание слушателей Программы через пятьдесят лет после начала прослушивания:
СТУКТРЕСК может поменять свою кожу, а пантера ТРЕСКСТУК музыка: та маленькая щебетунья, та с прелестным СТУКСТУКТРЕСК может, уточку СТУКТРЕСКСТУК замаскированный поборник справедливости ТРЕСКСТУКСТУК музыка СТУКСТУКСТУКТРЕСК они ждут друг СТУКСТУКТРЕСКСТУКСТУК музыка СТУКСТУКТРЕСК музыка: флаг Гудзона подними ТРЕСКСТУК я невежливый мальчик СТУКСТУКСТУК представляет падуб ТРЕСКТРЕСК музыка. СТУКСТУКТРЕСК Роджерс в двадцать СТУКТРЕСКСТУК музыка: кола получила двенадцать ТРЕСК…
И все удивленно качали головами: «Здесь это звучит гораздо лучше, чем записи, которые я слушал. Гораздо ближе. Гораздо правдивее. Подумать только, что испытывали те, кто девяносто лет назад впервые услышал их и понял, что звуки эти проделали весь путь до Капеллы и обратно и что они получили первое доказательство разумной жизни на других планетах».
Отсюда дорога вела посетителей через впечатляющий компьютерный зал, где они слышали, как сам компьютер шепчет, стучит и бормочет себе под нос — «Почти как живой», говорили эти люди, — и видели, как огоньки загораются и гаснут, как всевозможные сканеры и принтеры глотают информацию или выплевывают ее, и вдыхали запахи масла и озона, характерные для больших и малых электрических устройств. Некоторые из них расспрашивали персонал о пустых креслах в углах зала, другие же, лучше информированные, спрашивали, не видел ли кто из них Призрака, а работники в соответствии с тем, чего от них ожидали, либо поднимали брови и, поглядывая по сторонам, говорили: «Да, и это было страшно»; либо отвечали, посмеиваясь: «Он поднимает мне настроение каждый раз, когда мне плохо»; или честно заявляли: «Никто его не видел уже очень давно, хотя некоторые уверяют, будто видели». Что бы они ни говорили, это принималось с удовлетворением, и наблюдатели шли дальше. Поочередно осматривали они оригинал послания в рамке, висящий на стене в кабинете директора, и проводили руками по старому столу, заваленному бумагами, на которых его карандаш и ручка оставили записи, рисунки и расчеты. А то еще садились на краешек кресла с деревянными подлокотниками, вытертыми ладонями нескольких поколений директоров, сиживавших в этом кресле, чтобы подумать над загадками Вселенной и проблемами связи, а другие поглядывали на них, вдыхая запах старых книг, занимающих две стены кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58