Я, брат, и на броневи­ке был.
– На броневике?
– Ну да.
– Да говори толком, по порядку все, – не утерпел я. Сенька уселся на камне поудобнее, откинул полы пид­жака и стал рассказывать:
– Помните, вы меня на станции встретили? Казаки меня тогда сцапали и домой потащили. Ну вот, поколесил я с ними по всему поселку… А потом, нечего делать, домой привел. Мать плачет. Надька, Катька пищат. А казаки ме­ня лупят. Вот пощупай.
Мы все по очереди пощупали длинный рубец над ухом у Сеньки.
– Ну, а потом что было? – спросил Васька.
– А потом перестали бить. Перевернули весь дом вверх дном и ушли. Ну, я и решил. Дай, думаю, я вам покажу – к отцу уйду. И ушел. Сперва вышел на Бондаренкову будку, потом свернул влево. По балке шел. Ноче­вал у путевого сторожа. Так, мол, и так, говорю, дядя, пусти ночевать. Он пустил. А сам всю ночь посматривал, сплю я или не сплю. А мне что ж? Я спал по совести. Утром он у меня спрашивает: чей да как, да куда идешь? Иду, говорю, к своему отцу. Отец мой тоже путевой сто­рож, как ты, только служит он за Курсавкой, на четыреста тридцать четвертой версте. А я, говорю, учился в Невинке и вот теперь домой попасть хочу, потому что с голоду сдыхаю. Он меня верст шесть сам проводил. Про­шли вместе будочные посты, а дальше я один пошел.
– И никто тебя не зацапал? – спросил я.
– Нет. Я, брат, теперь дорогу знаю. Так вот, пришел я в Курсавку и первым долгом на станции на отца своего наткнулся. А он, как увидел меня, даже руками замахал.
«Сенька, – говорит, – как же это так? Ты, кажется, до­ма оставался, а теперь здесь стоишь перед моими глаза­ми».
«Оставаться-то оставался, – говорю я, – да только те­перь нельзя дома оставаться. Разоряют наших всех, уби­вают почем зря».
Отец повел меня к себе, а по дороге все расспрашива­ет про Невинку, про домашних, про мастерские. А я смот­рю на него, ребята, и все думаю: «Вот кабы он меня в красноармейцы определил!» Отец мой, видно, догадался. «Так ты что ж, – говорит, – в красноармейцы записываться пришел?» – «Ну да», – говорю я. Он так и покатился со смеху. А я смотрю, как у него тиликаются на поясе две бомбы металлические, и соображаю: «Были бы у меня в руках такие штучки, когда казаки пьяные меня по голове стукали, я б их с потрохами перемешал». У отца моего, ребята, карабин новенький и наган в кобуре.
Ну, вот. Дошли мы с отцом до водокачки, смотрю – дядя Саббутин идет.
«Эй, ты, – говорит Саббутин, – откуда такой мазаный?»
«Из дому», – говорю.
«А дом, – говорит, – как поживает?»
«Ничего, держится».
«Ну, а как там Андрей?» – спрашивает.
Андрей даже подпрыгнул.
– Про меня спрашивал? – крикнул он.
– Про тебя, – сказал Семен.
– А про меня спрашивал? – спросил я.
– И про тебя спрашивал.
– А еще про кого? – спросил Васька.
– А больше, кажется, ни про кого. Нет, вру, про ин­женера еще нашего спрашивал.
– Это про Ивана Васильевича? – сказал Андрей.
– Да. Про Ваньку.
– Какой же он, дядя Саббутин! Про меня и позабыл, – грустно сказал Васька. – А ведь я с ним сколько раз раз­говаривал! Сколько раз у него был!
Но Сенька уже давно не слушал его и рассказывал дальше.
– Саббутин похвалил меня. «Молодец, – говорит, – фронт перешел. Я тебя в красноармейцы запишу. Только, – говорит, – если поймают тебя белые – наверняка повесят».
– А говорил он, когда сюда красные придут? – тихо спросил Андрей.
– Как подкрепление подступит, так и придут. Наши, деповские, все там на броневике «Коммунист». Видели, как «Победу» здорово отделали? Это ее дядя Саббутин долбанул, – сказал Сенька.
– А ты почем знаешь? – недоверчиво спросил Андрей.
– Очередько говорил.
– Это наш, деповский, Очередько?
– Ну да, он ведь тоже от белых ушел. А Сорокин, сволочь, всю армию продал.
– Какой Сорокин? – спросил Андрей.
– Да разве вы не слыхали? – сказал Сенька. – Коман­дующий-то армией. Такое было, такое было! Все в бой рвались, а он все отступать. Измена такая вышла тут. Ну да теперь уж все уладилось.
– А ты чего же сейчас вернулся? – спросил я.
– Отец послал. Говорит, нельзя мать и девчонок одних оставлять.
– А у нас Леонтия Лаврентьевича казаки в депо уби­ли, – сказал я.
– Ну! – крикнул Сенька. – Убили? Дорожного ма­стера?
– Дорожного мастера. Гроб казачьи лошади копытами раздавили. И гроб раздавили, и крышку. На кладбище митинг разогнали. Обыски теперь все устраивают.
– А мы винтовки достали, – перебил меня Васька. – У коменданта украли. Стащили через окно… И тебе одну оставили.
– Небось самую дрянную оставили, а все хорошие са­ми разобрали?
– Тебе самую лучшую! – сказал Андрей. – Только нам за них здорово от Порфирия досталось, но зато у нас те­перь новенькие винтовки есть. Хоть сейчас в бой.
– А кто это такой Порфирий? – спросил Сенька.
– Красноармеец. Я его в тупике нашел. Настоящий красноармеец! Он тут рабочих агитирует, – сказал Васька.
– Вот бы повидать его!
– Увидишь завтра. Мы тебя поведем к нему. Он на чердаке живет.
– Да подожди ты, Васька, – сказал Андрей. – Мы са­мого главного еще Сеньке не рассказали. У нас, брат, от­ряд свой есть, и ты в нем состоишь.
– Какой отряд? – спросил Сенька.
– Боевой, – сказал Андрей. – У меня и список есть, и протокол собрания. Там все ребята уже расписались, тво­ей только подписи нет. Идем ко мне – покажу.
– Нельзя ночью ходить! – закричал Васька. – До ше­сти часов только ходить можно.
– Ну и ладно, ходи до шести часов, а мы вот сейчас пойдем.
Андрей, Сенька и я двинулись к воротам.
У ворот нас догнал Васька.
– И я тоже с вами, – запыхавшись, сказал он.
Мы стали осторожно пробираться закоулками по мерз­лым кочкам. Тускло светили звезды. Было совсем тихо. Даже собаки не лаяли. Только Семен поскрипывал на хо­ду красноармейскими сапогами.
Мы подошли к дому Андрея. Андрей просунул руку в щель около двери и изнутри отодвинул задвижку. Через темный коридор мы вошли в комнату. Андрей зажег коп­тилку.
Комната была маленькая, с низким потолком. У окна стоял стул, у стены железная кровать, в углу около двери сундук.
Андрей отодвинул сундук и достал маленький железный коробок.
Из коробка он вытащил два клочка бумаги.
– На, читай, – протянул он их Семену.
Семен взял бумажки, посмотрел, повертел и отдал об­ратно Андрею.
– Это что же такое?
– Это отряд наш. Список. А чтобы нельзя было понять, что тут написано, мы только буквы ставили «В. К.» – это Васька, «Г. М.» – это Гришка, «Г. Д.» – Гаврик, а вот ты – «С. В.». Распишись вот здесь, сбоку.
Андрей подал Семену огрызок карандаша. Сенька вы­давил «С. В.» и к букве «В» приделал какой-то крючочек.
– Ну, – сказал Андрей, – теперь все расписались. Мож­но закопать.
Ночью за сараем мы вырыли глубокую ямку и опусти­ли в нее металлический коробок со списком нашего отря­да и с протоколом первого собрания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44