— Чаще, но не всегда?
— Я хотел навсегда остаться в стенах твердыни Братства, — продолжал Каслер. — Я планировал учиться, заниматься научными изысканиями или с радостью отдать свою кровь, если бы от меня этого потребовали. Я не знал иной возможности прожить свою жизнь, да и не хотел знать. Чтение и разговоры с теми, кто знал больше меня, не пробуждали во мне желания познавать мир за стенами Ледяного Мыса. Как раз напротив, я научился высоко ценить жизнь в ордене и покой, который он дает. Но этому не суждено было осуществиться, — резюмировал Каслер. — Начались войны, и меня призвали на службу. В военное время, мы, Сторнзофы, должны брать в руки оружие — таково предназначение нашего Дома. Такое служение Грейсленду не нарушает принципов Братства. В итоге я поменял Ледяной Мыс на армию, где мгновенно только за имя, которое ношу, мне дали чин офицера. Я не заработал его и не заслужил, но так уж устроен этот мир. К счастью для всех, я проявил способности к этой работе — в конце концов, у Сторнзофов это в крови. Некоторые мои таланты оказались полезными, я стал востребован, для меня постоянно находилось какое-то занятие, и я постепенно привык к военной жизни, как когда-то привык к жизни в Братстве. Вот так я и провел последние пять лет, и не могу сказать, что жалею об этом. Но что странно: не было ни дня за все эти годы, чтобы я не думал о Ледяном Мысе, не было дня, чтобы я не слышал его зов.
— Вы когда-нибудь вернетесь туда? — спросила Лизелл.
— Долгое время после того, как я покинул Ледяной Мыс, я знал, что вернусь при первой же возможности. Но война продолжается, годы идут, и время меняет все. Когда наконец войны закончатся и я освобожусь, я почувствую, что изменился настолько, что не принадлежу больше Ледяному Мысу. Мне больше не будет там места.
— Может быть, так и не случится. Ну, а если все же…
— Я не буду долго смотреть в прошлое. Буду довольствоваться тем, что есть, в этой жизни тоже существуют свои радости, — ответил он. И, прежде чем она смогла осмыслить последнюю фразу, добавил: — То терпение, с которым вы меня слушаете, и есть одна из таких радостей. Надеюсь, что мой монолог не очень сильно вас утомил.
— Нисколько. Я рада, что вы рассказали мне все это. Ответили на вопросы, которые я никогда не осмелилась бы задать. Сейчас я начинаю хоть немного понимать вас.
— Мы начали понимать друг друга задолго до этой ночи, и слова не были нам нужны, — медленно произнес он.
— Вы чувствовали это? — У нее перехватило дыхание.
— Да. Разве я ошибаюсь?
— Нет, — прошептала она. Он стоял так близко. Их глаза встретились, и ее пульс участился. Она растеряно подумала: неужели он попробует ее поцеловать, и еще больше растерялась: неужели она ему позволит? Конечно, нет, ни одна порядочная женщина не допустит такого до свадьбы, даже с тем, с кем помолвлена, тем более с почти незнакомым мужчиной, соперником, грейслендцем. Но звездное небо сводило с ума, и она решила: если он обнимет и поцелует ее, она не будет сопротивляться, даже и пытаться не будет.
Он обнял ее за плечи, и у нее закружилась голова. Она закрыла глаза и качнулась к нему. Секунду он держал ее в своих объятиях, но потом отпустил и отступил назад. Лизелл открыла глаза и посмотрела на него с удивлением.
— Простите меня, я воспользовался… — Произнес Каслер, — это предосудительно.
— Что вы хотите этим сказать — воспользовался? — нахмурилась Лизелл. — Воспользовались чем?
— Вашим мягким сердцем и природной чувствительностью. Я понял сейчас, что эксплуатирую эти ваши достоинства, хотя и без всякой задней мысли.
— Вы ничего не эксплуатируете, Каслер. Вы так плохо обо мне думаете? Я не дура и не ребенок, чтобы так легко мною манипулировать. — Она обронила совсем пустячную колкость, как и велела ей гордость, но на душе у нее было радостно. Он сказал, что у нее мягкое сердце и по природе она чувствительна.
— Вы меня поправили. Все верно, вы не простушка и не жертва. Вы, вероятно, допускаете, что иногда бываете опрометчивы и не склонны обдумывать возможные трудности. Мы оба участвуем в одних гонках. Завтра утром я должен оставить вас без каких-либо рассуждений, даже не оглянувшись назад. Вы должны поступить так же, если представится возможность. Никто из нас не может остановиться, чтобы предложить другому помощь в сложной ситуации. Как трудно остановиться, когда дружба или связь между нами обоими кует невидимые цепи!
— Трудно, но не смертельно, — ответила ему Лизелл. — Я намерена победить, и, несмотря на дружбу, я буду пытаться сделать то, к чему так долго стремилась.
— Вы сейчас так думаете, но где-нибудь далеко вы вдруг поймете, что цена, которую вам приходится платить, выше, чем вы предполагали.
— И все же я ее заплачу.
— Может случиться, что просто не сможете. Иногда от нас требуют таких поступков, на которые невозможно пойти, чтобы не потерять уважения к себе.
— Я не потеряю уважения к себе, если выиграю эти гонки. — Вы не можете знать наперед, как именно вы поступите, пока сам момент выбора не встанет перед вами, и только тогда вы сможете удивить саму себя настоящую.
— Посмотрим. — Что ж, поцелуев сегодня не будет, момент явно упущен. Она испытывала смешанные чувства — что-то среднее между облегчением и разочарованием.
После длительной паузы Каслер произнес:
— Там все утихло. Можно возвращаться.
Он проводил ее до площади. Свет, горевший в окнах домов, освещал изломанную брусчатку, упавшие уличные фонари и разбросанные по площади обломки. Несколько потрясенных граждан еще толпились здесь, но переговаривались между собой более спокойными голосами. Большинство успело разбрестись по домам и квартирам.
У входа в гостиницу они остановились, и Лизелл заметила:
— Вот и снова расставание. Нам, кажется, слишком часто приходится это делать.
— Сейчас — да. Но ведь Великий Эллипс когда-нибудь кончится, не правда ли?
Да, но к тому времени Вонар и Грейсленд, могут быть, начнут войну друг с другом, подумала она.
— Все когда-нибудь закончится, но иногда, правда, кажется, что это невозможно, — сказал Каслер.
— Снова телепатия? — улыбнулась Лизелл. — Сегодня ночью ваши предчувствия спасли меня от хорошей встряски. Если я вновь услышу эти голоса, то буду знать, что надо бежать на какой-нибудь пригорок.
— Вы не услышите их. Они выполнили свое предназначение. Посмотрите туда, — он кивнул на центр площади.
Она посмотрела в сторону платформы с позорным столбом: платформа была пуста, четверо несчастных исчезли.
XIII
— Где ты была сегодня ночью? — спросил Гирайз. — Когда землетрясение подняло меня с постели, я спустился в холл, подошел к твоему номеру и нашел только бьющихся в истерике грейслендок. Тебя среди них не было видно, я подумал, ты, вероятно, уже покинула здание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196