Всегда ей кажется, что на Андрея дует. Сейчас она даст ему липовый отвар, и он должен будет пить и во всем потом ощущать противный медовый вкус.
Мать поставила чайник и ушла из кухни. Опять стало тихо. Ее присутствие в доме ничего не изменило, и все же Андрей сразу ушел к себе. Сидеть на окне стало неинтересно. К тому же его отсюда могли просто-напросто выгнать: от окна с отставшими бумажными полосками, хранящими легкий фруктовый запах клея, ощутимо тянуло сквозняком.
Марина действительно гуляла с Джой во дворе и время от времени смотрела на его окна, и он представил, как она его видит: бледное пятно лица, воротник рубашки, плечи… Джой бегала по двору, а Марина стояла, спрятав руки в карманы. Андрей знал, что у нее нет поводка, они гуляют так. Наконец она в последний раз подняла глаза - он от окна отошел - и коротко позвала: «Домой, Джой». Стукнула дверь в подъезде. Рогозины жили этажом ниже, и Марина, наверное, постоянно слышала его шаги - в комнате на полу не было ковра, - а если он роняет книги?
Когда пришел отец - ровно в шесть! - совсем стемнело.
- Не лечится совершенно, - сердито сказал отец. - Вот и сидит дома. Где он?
Раздался легкий стук: отец кинул на полочку под зеркалом рулончик миллиметровки - вечером собирался чертить.
- Тридцать второй заказ? - обеспокоенно спросила мать.
- Нет, двадцатый, - отрывисто сказал отец. - Меня еще никто не отстранял. И довольно, хватит, ужинать давайте. - Хотя мать молчала, он повысил голос.
«Все ворчит и ворчит, - подумал Андрей. - Как будто кто-то виноват, что у него неприятности»,
Он нашарил выключатель настольной лампы, и полусвет сделал комнату загадочнее, смягчил углы, а стекла стали сразу синими и непрозрачными. Полоска света под дверью погасла - родители ушли из прихожей, но Андрей слышал, как отец спросил:
- А этот?
- Он не любит такую рыбу, я покормлю его потом.
- Тоже мне, принц крови, - усмехнулся отец. Раздался звонок в дверь, и мать пошла открывать.
Полоска света опять пробилась в затемненную комнату, и Андрей уже знал, что к нему пришла Рогозина.
Она была красива - всегда красива, но сейчас особенно. У нее вились прядки на висках, и челочка вилась, а неровный свет ложился на лицо тенями и делал его еще загадочнее, тоньше.
- Мы уже начали подготовку к экзаменам, - сказала она. - Ты сделал тетради для билетов?
Андрею по многим причинам не хотелось касаться вопроса об экзаменах. Учился он не блестяще. Не то, что она.
- Да нет пока, - сказал он нехотя. Он смотрел на нее.
Она звонила и спрашивала: «Тебе не нужны уроки? Только там надо объяснить, а то ты не поймешь», - и появлялась у него, и во всех ее словах и взглядах чувствовалось настойчивое желание, чтобы он начал звонить ей. Сам.
- В школе тихо, - сказала она. - Спортсменов нет.
- Еще бы, - заметил Андрей. - Целый класс парней.
Он не спросил, куда они делись. Уехали, наверное. Хоккеисты. Ведь был еще сезон. Они часто ездили, и тогда школа действительно затихала. Учителя стонали от этого спортивного класса, в котором были всего две девочки. Одна из них - Стеклова.
- А… - начала Марина.
- Да, да, да, - сказал Андрей. - Нет у меня никакой температуры. Скоро приду в школу.
- Какой ты, - сказала она и, постояв немного на его месте у окна, ушла, не попрощавшись.
Родители за стеной не разговаривали. Мать штопала. Отец прослушал все выпуски новостей по телевизору и теперь читал газеты, не чертил. За ужином они спорили, и мать, наверное, в чем-то его убедила, раз он сейчас молчал. А может, отец с ней просто поругался.
Андрей думал, что спасен в этот вечер от его сердитого ворчания, но тут зазвонил телефон. Через некоторое время мать позвала:
- Андрей, иди поговори, кажется, это опять тебя. Но говорить было не с кем. Трубка молчала, и, когда он спросил: «Ну?» - трубка вздохнула.
- Да не вынуждайте вы меня отключать телефон.
Там опять вздохнули, но не обнадежили, что отключать не придется.
Андрей уже пошел было к себе, но отец его окликнул:
- Ты бы разобрался со звонками своих барышень. Мне они надоели.
- Может, это и не барышни вовсе, - вступилась мать.
- Ну, конечно, это мне с завода звонят и не решаются вызвать в ночную.
Отец взял новую газету. Андрей, сидя в своей комнате и слушая слова отца о том, что ему даже дома нет покоя, думал о настойчивых вечерних звонках, - конечно, звонили девчонки. В школе писали ему записки - в последнее время их количество уменьшилось, по классу словно прошелестела фамилия Рогозиной, а немногие бы решились отобрать что-нибудь у Рогозиной. Но звонки остались. Один раз отец поговорил с кем-то сам, и Андрею показалось, что от его голоса съеживается телефон. Но и голос отца не помог.
Думая обо всем сразу, Андрей вдруг уснул и где-то во сне еще слышал, как мать говорит с отцом - ее спокойный голос в ответ на сердитые доводы, - потом за отцом пришла машина, и он уехал на завод, но этого Андрей уже не слышал. Какая-то путаница ему снилась. Будто то же, что он видел все дни из окна, но по-другому связанное, как это бывает во сне, а он и там был в стороне. Снился смеющийся, легко живущий и легко бегущий Горелов. Казалось, он не прилагал никаких усилий ни чтобы жить, ни чтобы бегать, и поэтому у него очень хотелось выиграть. А как? Еще снилась девочка, которую он сегодня не видел, и думал, что забыл о ней совсем, но вот не забыл. Она так торопливо перебегала дорогу, что он не успевал ее рассмотреть - курточка, сумка, кисточка на шапке. Иногда она шла рядом со Стекловой - они не ждали друг друга, просто подходили одновременно к школе, Кажется, они даже не разговаривали по дороге. Но со Стекловой девочка шла медленнее. Но Андрей тогда смотрел на Стеклову, а не на нее. «Наверное, спортсменка, другая, из стекловского класса», - подумал он во сне. И ко всему примешивалась обида на отца, на вечно занятого отца, который про Андрея говорит «этот».
Школа встретила обычным шумом перед уроками. Как всегда, восьмиклассники не знали, в каком кабинете у них в этот день будет история, и пол-урока тянулись заблудившиеся; как всегда, на физкультуре вылетел мяч в окно и пришлось бежать за ним, разыскивать в кустах; на алгебре считали на логарифмической линейке, и математик ворчал, если кто-то проверял результат столбиком на бумажке.
На уроках царили напряжение и расслабленность одновременно. Кому-то нужно было исправлять четвертные оценки - до весенних каникул оставалась неделя, - и они, вставая, дочитывали учебник и шли к доске; остальные были предоставлены самим себе и болтали, а самые безнадежно примерные тянули руки, изнывая от невозможности ответить на хороший вопрос.
- Сдавайте взносы и расписывайтесь! - крикнул Петька сразу после звонка.
Обычно ему передавали копейки прямо на уроке, а потом пересылалась по партам ведомость, но сегодня математик чуть не выставил за это Петьку из класса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Мать поставила чайник и ушла из кухни. Опять стало тихо. Ее присутствие в доме ничего не изменило, и все же Андрей сразу ушел к себе. Сидеть на окне стало неинтересно. К тому же его отсюда могли просто-напросто выгнать: от окна с отставшими бумажными полосками, хранящими легкий фруктовый запах клея, ощутимо тянуло сквозняком.
Марина действительно гуляла с Джой во дворе и время от времени смотрела на его окна, и он представил, как она его видит: бледное пятно лица, воротник рубашки, плечи… Джой бегала по двору, а Марина стояла, спрятав руки в карманы. Андрей знал, что у нее нет поводка, они гуляют так. Наконец она в последний раз подняла глаза - он от окна отошел - и коротко позвала: «Домой, Джой». Стукнула дверь в подъезде. Рогозины жили этажом ниже, и Марина, наверное, постоянно слышала его шаги - в комнате на полу не было ковра, - а если он роняет книги?
Когда пришел отец - ровно в шесть! - совсем стемнело.
- Не лечится совершенно, - сердито сказал отец. - Вот и сидит дома. Где он?
Раздался легкий стук: отец кинул на полочку под зеркалом рулончик миллиметровки - вечером собирался чертить.
- Тридцать второй заказ? - обеспокоенно спросила мать.
- Нет, двадцатый, - отрывисто сказал отец. - Меня еще никто не отстранял. И довольно, хватит, ужинать давайте. - Хотя мать молчала, он повысил голос.
«Все ворчит и ворчит, - подумал Андрей. - Как будто кто-то виноват, что у него неприятности»,
Он нашарил выключатель настольной лампы, и полусвет сделал комнату загадочнее, смягчил углы, а стекла стали сразу синими и непрозрачными. Полоска света под дверью погасла - родители ушли из прихожей, но Андрей слышал, как отец спросил:
- А этот?
- Он не любит такую рыбу, я покормлю его потом.
- Тоже мне, принц крови, - усмехнулся отец. Раздался звонок в дверь, и мать пошла открывать.
Полоска света опять пробилась в затемненную комнату, и Андрей уже знал, что к нему пришла Рогозина.
Она была красива - всегда красива, но сейчас особенно. У нее вились прядки на висках, и челочка вилась, а неровный свет ложился на лицо тенями и делал его еще загадочнее, тоньше.
- Мы уже начали подготовку к экзаменам, - сказала она. - Ты сделал тетради для билетов?
Андрею по многим причинам не хотелось касаться вопроса об экзаменах. Учился он не блестяще. Не то, что она.
- Да нет пока, - сказал он нехотя. Он смотрел на нее.
Она звонила и спрашивала: «Тебе не нужны уроки? Только там надо объяснить, а то ты не поймешь», - и появлялась у него, и во всех ее словах и взглядах чувствовалось настойчивое желание, чтобы он начал звонить ей. Сам.
- В школе тихо, - сказала она. - Спортсменов нет.
- Еще бы, - заметил Андрей. - Целый класс парней.
Он не спросил, куда они делись. Уехали, наверное. Хоккеисты. Ведь был еще сезон. Они часто ездили, и тогда школа действительно затихала. Учителя стонали от этого спортивного класса, в котором были всего две девочки. Одна из них - Стеклова.
- А… - начала Марина.
- Да, да, да, - сказал Андрей. - Нет у меня никакой температуры. Скоро приду в школу.
- Какой ты, - сказала она и, постояв немного на его месте у окна, ушла, не попрощавшись.
Родители за стеной не разговаривали. Мать штопала. Отец прослушал все выпуски новостей по телевизору и теперь читал газеты, не чертил. За ужином они спорили, и мать, наверное, в чем-то его убедила, раз он сейчас молчал. А может, отец с ней просто поругался.
Андрей думал, что спасен в этот вечер от его сердитого ворчания, но тут зазвонил телефон. Через некоторое время мать позвала:
- Андрей, иди поговори, кажется, это опять тебя. Но говорить было не с кем. Трубка молчала, и, когда он спросил: «Ну?» - трубка вздохнула.
- Да не вынуждайте вы меня отключать телефон.
Там опять вздохнули, но не обнадежили, что отключать не придется.
Андрей уже пошел было к себе, но отец его окликнул:
- Ты бы разобрался со звонками своих барышень. Мне они надоели.
- Может, это и не барышни вовсе, - вступилась мать.
- Ну, конечно, это мне с завода звонят и не решаются вызвать в ночную.
Отец взял новую газету. Андрей, сидя в своей комнате и слушая слова отца о том, что ему даже дома нет покоя, думал о настойчивых вечерних звонках, - конечно, звонили девчонки. В школе писали ему записки - в последнее время их количество уменьшилось, по классу словно прошелестела фамилия Рогозиной, а немногие бы решились отобрать что-нибудь у Рогозиной. Но звонки остались. Один раз отец поговорил с кем-то сам, и Андрею показалось, что от его голоса съеживается телефон. Но и голос отца не помог.
Думая обо всем сразу, Андрей вдруг уснул и где-то во сне еще слышал, как мать говорит с отцом - ее спокойный голос в ответ на сердитые доводы, - потом за отцом пришла машина, и он уехал на завод, но этого Андрей уже не слышал. Какая-то путаница ему снилась. Будто то же, что он видел все дни из окна, но по-другому связанное, как это бывает во сне, а он и там был в стороне. Снился смеющийся, легко живущий и легко бегущий Горелов. Казалось, он не прилагал никаких усилий ни чтобы жить, ни чтобы бегать, и поэтому у него очень хотелось выиграть. А как? Еще снилась девочка, которую он сегодня не видел, и думал, что забыл о ней совсем, но вот не забыл. Она так торопливо перебегала дорогу, что он не успевал ее рассмотреть - курточка, сумка, кисточка на шапке. Иногда она шла рядом со Стекловой - они не ждали друг друга, просто подходили одновременно к школе, Кажется, они даже не разговаривали по дороге. Но со Стекловой девочка шла медленнее. Но Андрей тогда смотрел на Стеклову, а не на нее. «Наверное, спортсменка, другая, из стекловского класса», - подумал он во сне. И ко всему примешивалась обида на отца, на вечно занятого отца, который про Андрея говорит «этот».
Школа встретила обычным шумом перед уроками. Как всегда, восьмиклассники не знали, в каком кабинете у них в этот день будет история, и пол-урока тянулись заблудившиеся; как всегда, на физкультуре вылетел мяч в окно и пришлось бежать за ним, разыскивать в кустах; на алгебре считали на логарифмической линейке, и математик ворчал, если кто-то проверял результат столбиком на бумажке.
На уроках царили напряжение и расслабленность одновременно. Кому-то нужно было исправлять четвертные оценки - до весенних каникул оставалась неделя, - и они, вставая, дочитывали учебник и шли к доске; остальные были предоставлены самим себе и болтали, а самые безнадежно примерные тянули руки, изнывая от невозможности ответить на хороший вопрос.
- Сдавайте взносы и расписывайтесь! - крикнул Петька сразу после звонка.
Обычно ему передавали копейки прямо на уроке, а потом пересылалась по партам ведомость, но сегодня математик чуть не выставил за это Петьку из класса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21