Его всегда любили, но как в этот вечер - никогда, еще, ведь это в последний раз! - и он уносил эту любовь чуточку небрежно, улыбался с иронией.
Далеко от зрителей, в обитом чем-то вроде фетра коридоре, он столкнется бесшумно с Элькой, и они разойдутся. И Элька подумает, что своим необыкновенным взлетом обязана ему.
Ведь это было действительно необыкновенно.
Андрей встал и ушел в темную кухню. Тихую улицу освещали фонари. Шел снег. Андрей увидел голубое мерцание от окна Стекловых - там тоже
смотрели телевизор. Прислушался - внизу, у Рогозиной, очевидно, было плохое нестроение, она гоняла пластинку «Бони М», а он знал, что она терпеть их не может. Пришла мать и включила свет.
- Ты здесь? Напугал… Хочешь, выпей компоту?
Андрей холодно отказался. Что же это было? Какую-то обреченность он испытывал. Воскресенье, тихо, дом. Откуда? Не то, не то…
Мать стояла у стола, не уходила, и Андрей, не поворачиваясь, сказал:
- Отец звонил. Сказал: то, что должны были отправить авиа, отправили багажом. Только я ничего тут не понял.
Мать, несомненно, поняла больше. Спросила:
- Ты обижаешься на отца?
- Он даже не поздоровался.
- Дурачок, - сказала мать, и Андрей дернул плечом. - Он же торопился, у него было мало времени. И разве ты не понял, что он очень расстроен?
- А что случилось?
- Он поехал за документацией на этот месяц… Приборы мы получили, а документы нет. А они отца не дождались, отправили сами. Багажом. И теперь пройдет месяца два, если они вообще не потеряются.
Андрей пожал плечами.
- Дурачок, - повторила мать. - Это же его работа, он не может из-за нее не волноваться.
- Из-за чего? Из-за чего волноваться?
- Ты этого еще просто не понимаешь. Не то…
Он пришел к себе в комнату. Смотреть детектив расхотелось. Рогозина упорно слушала одну и ту же сторону пластинки в третий раз. Он нарочно уронил несколько книг потяжелее, чтобы она поняла и выключила. В ее плохом настроении он совсем не виноват.
Рогозина поняла, но выключать не стала, только сделала потише.
Элька открыла дверь - теперь у нее был свой ключ - и вошла в квартиру. Тети не было. Она ушла на уроки. В комнате на рояле - пыль, легкий, но заметный слой, Элька вздохнула, нарисовала пальцем страшную зубастую крысу на крышке и пошла на кухню. 8 сковородке обнаружились котлеты, но, судя по запаху, тетя переусердствовала с чесноком. В кофейной кастрюльке - осадок. В общем, если не считать пыли на рояле, дома не произошло никаких изменений. А казалось, что будут. Хотя… Чего ты не знала? Чего ждала?
Поднявшись к себе, Элька выложила на стол трофеи: котенка, шпильку швейцарского производства, малую золотую медаль за первое место в произвольной, кепку и две немецкие газеты - их подарила немецкая журналистка. Статьи об Анне Витте - надежде фигурного катания ГДР - и об Эльке. О ней тренер, между прочим, сказал: «А я всегда хотел вырастить что-то особенное, неповторимое, не просто чемпионку». И вдруг стало казаться, что он это сказал не из-за нее: «Я хотел…» И что ему нужна вовсе не она, Элька, а тетя. Наверняка он поехал к ней на работу, и они сейчас придут вместе.
Элька не стала дожидаться, пока они придут. Она съела на кухне две холодные котлеты и поспешила исчезнуть из дома. Когда она пришла, тетя причесывалась у зеркала. Она держала во рту шпильки и поэтому говорила сквозь зубы:
- Ну, знаешь, ты способна испортить любую радость.
- Какая радость? - упрямо сказала Элька.
На другой день тетя повела ее в школу за руку. Как маленькую. Без разговоров. Элька трусила, боялась расспросов, восклицаний, необходимости рассказывать. Из школы заранее хотелось убежать.
Не было в школе Андрея Усова, без него и школа не школа, но у Эльки отлегло от сердца. Она его боялась.
Вечерами перед сном Элька сидела на полу и смотрела старые детские книжки, знакомые, нарядные. Потом вытягивала из книг прошлогодний альбом и листала. Не нравилось. Не получилось. Не так, как хотелось. Только один рисунок - Усов под дождем - и был хорош. Но ведь не только Усов был в альбоме. Там даже Рогозина с косой и с кошкой на руках. Элька не помнила, когда увидела ее такой. Она запихивала альбом под книги, зная, что завтра все равно снова его достанет. Усов под дождем.
- Элька, нарисуй новогоднюю газету.
- Мне некогда.
Ей не было некогда. Просто не хотелось иметь никаких дел с Петькой Гореловым. А он шел рядом и не отставал.
- А между прочим, ты член редколлегии.
- Нет. Меня вообще не было на собрании, когда выбирали.
- Вот именно. Ты даже на собрания не ходишь.
- Мне некогда. Пусть Пшеничкин рисует.
- Ну, Элька! Ну, все! Нарисуй газету. Медвежат каких-нибудь, елочные игрушки. А?
- Да некогда мне! Отстань.
- Совсем зазналась, да? - сказал Петька вслед. Она обернулась так резко, что сумка упала с плеча и стукнулась об пол.
- Там работы на полчаса, - сказал Петька, отступая на всякий случай. - Почему я должен у тебя клянчить? Можно подумать, мне это нужно!
Элька подобрала сумку и пошла за ним в пионерскую комнату. Петька по старой памяти занимался комсомольскими делами здесь: раньше он был председателем совета дружины.
Элька рисовала ровно полчаса, сделала, что он просил - и медвежат и игрушки, - разогнулась и бросила кисточку.
- Получи.
Но Петька не обрадовался. Получил, что котел, а смотрел на газету без интереса.
- А ну вас всех, - сказал он сквозь зубы. - Ни к кому не подойди! Мне, что ли, больше всех надо?
Элька не знала, что ответить. И вообще - они же в ссоре. Она тихо вышла из пионерской комнаты и пошла по коридору. Сзади из-за угла слышались шаги - Элька узнала учительницу географии, свою классную руководительницу.
- …для них ничего не значит школа, учителя. Их ничто не интересует, их ни во что невозможно вовлечь! Недавно был сбор макулатуры… - Элька прислушалась, потому что это было примерно то же, о чем говорил ей Петька, - и не пришел ни один из спортсменов.
- Простите, но мне кажется, что эти мальчики защищают честь школы другим, не менее достойным способом, чем сбор макулатуры. Двое из них входят, насколько мне известно, в молодежную сборную страны и тоже защищают школьную честь - и довольно успешно…
- О чем вы говорите! Для них спорт - всего лишь жажда славы и сомнительных успехов. Это…
Это же душевное стяжательство какое-то! Разве они могут думать о чести?
Элька метнулась в первый попавшийся класс, потому что узнала голос отвечавшего. Это был ее тренер. Он-то здесь зачем? В классе дежурный возил шваброй по полу - мыл. Элька прижала палец к губам и умоляюще на него посмотрела.
- Что же они делают бесчестного? И, простите, я спешу.
- Но вы их учите быть лучше остальных! Смотреть на всех свысока! Заставляете уверовать в свою исключительность!
- Я этому не учу. Извините, у вас превратные представления о спорте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Далеко от зрителей, в обитом чем-то вроде фетра коридоре, он столкнется бесшумно с Элькой, и они разойдутся. И Элька подумает, что своим необыкновенным взлетом обязана ему.
Ведь это было действительно необыкновенно.
Андрей встал и ушел в темную кухню. Тихую улицу освещали фонари. Шел снег. Андрей увидел голубое мерцание от окна Стекловых - там тоже
смотрели телевизор. Прислушался - внизу, у Рогозиной, очевидно, было плохое нестроение, она гоняла пластинку «Бони М», а он знал, что она терпеть их не может. Пришла мать и включила свет.
- Ты здесь? Напугал… Хочешь, выпей компоту?
Андрей холодно отказался. Что же это было? Какую-то обреченность он испытывал. Воскресенье, тихо, дом. Откуда? Не то, не то…
Мать стояла у стола, не уходила, и Андрей, не поворачиваясь, сказал:
- Отец звонил. Сказал: то, что должны были отправить авиа, отправили багажом. Только я ничего тут не понял.
Мать, несомненно, поняла больше. Спросила:
- Ты обижаешься на отца?
- Он даже не поздоровался.
- Дурачок, - сказала мать, и Андрей дернул плечом. - Он же торопился, у него было мало времени. И разве ты не понял, что он очень расстроен?
- А что случилось?
- Он поехал за документацией на этот месяц… Приборы мы получили, а документы нет. А они отца не дождались, отправили сами. Багажом. И теперь пройдет месяца два, если они вообще не потеряются.
Андрей пожал плечами.
- Дурачок, - повторила мать. - Это же его работа, он не может из-за нее не волноваться.
- Из-за чего? Из-за чего волноваться?
- Ты этого еще просто не понимаешь. Не то…
Он пришел к себе в комнату. Смотреть детектив расхотелось. Рогозина упорно слушала одну и ту же сторону пластинки в третий раз. Он нарочно уронил несколько книг потяжелее, чтобы она поняла и выключила. В ее плохом настроении он совсем не виноват.
Рогозина поняла, но выключать не стала, только сделала потише.
Элька открыла дверь - теперь у нее был свой ключ - и вошла в квартиру. Тети не было. Она ушла на уроки. В комнате на рояле - пыль, легкий, но заметный слой, Элька вздохнула, нарисовала пальцем страшную зубастую крысу на крышке и пошла на кухню. 8 сковородке обнаружились котлеты, но, судя по запаху, тетя переусердствовала с чесноком. В кофейной кастрюльке - осадок. В общем, если не считать пыли на рояле, дома не произошло никаких изменений. А казалось, что будут. Хотя… Чего ты не знала? Чего ждала?
Поднявшись к себе, Элька выложила на стол трофеи: котенка, шпильку швейцарского производства, малую золотую медаль за первое место в произвольной, кепку и две немецкие газеты - их подарила немецкая журналистка. Статьи об Анне Витте - надежде фигурного катания ГДР - и об Эльке. О ней тренер, между прочим, сказал: «А я всегда хотел вырастить что-то особенное, неповторимое, не просто чемпионку». И вдруг стало казаться, что он это сказал не из-за нее: «Я хотел…» И что ему нужна вовсе не она, Элька, а тетя. Наверняка он поехал к ней на работу, и они сейчас придут вместе.
Элька не стала дожидаться, пока они придут. Она съела на кухне две холодные котлеты и поспешила исчезнуть из дома. Когда она пришла, тетя причесывалась у зеркала. Она держала во рту шпильки и поэтому говорила сквозь зубы:
- Ну, знаешь, ты способна испортить любую радость.
- Какая радость? - упрямо сказала Элька.
На другой день тетя повела ее в школу за руку. Как маленькую. Без разговоров. Элька трусила, боялась расспросов, восклицаний, необходимости рассказывать. Из школы заранее хотелось убежать.
Не было в школе Андрея Усова, без него и школа не школа, но у Эльки отлегло от сердца. Она его боялась.
Вечерами перед сном Элька сидела на полу и смотрела старые детские книжки, знакомые, нарядные. Потом вытягивала из книг прошлогодний альбом и листала. Не нравилось. Не получилось. Не так, как хотелось. Только один рисунок - Усов под дождем - и был хорош. Но ведь не только Усов был в альбоме. Там даже Рогозина с косой и с кошкой на руках. Элька не помнила, когда увидела ее такой. Она запихивала альбом под книги, зная, что завтра все равно снова его достанет. Усов под дождем.
- Элька, нарисуй новогоднюю газету.
- Мне некогда.
Ей не было некогда. Просто не хотелось иметь никаких дел с Петькой Гореловым. А он шел рядом и не отставал.
- А между прочим, ты член редколлегии.
- Нет. Меня вообще не было на собрании, когда выбирали.
- Вот именно. Ты даже на собрания не ходишь.
- Мне некогда. Пусть Пшеничкин рисует.
- Ну, Элька! Ну, все! Нарисуй газету. Медвежат каких-нибудь, елочные игрушки. А?
- Да некогда мне! Отстань.
- Совсем зазналась, да? - сказал Петька вслед. Она обернулась так резко, что сумка упала с плеча и стукнулась об пол.
- Там работы на полчаса, - сказал Петька, отступая на всякий случай. - Почему я должен у тебя клянчить? Можно подумать, мне это нужно!
Элька подобрала сумку и пошла за ним в пионерскую комнату. Петька по старой памяти занимался комсомольскими делами здесь: раньше он был председателем совета дружины.
Элька рисовала ровно полчаса, сделала, что он просил - и медвежат и игрушки, - разогнулась и бросила кисточку.
- Получи.
Но Петька не обрадовался. Получил, что котел, а смотрел на газету без интереса.
- А ну вас всех, - сказал он сквозь зубы. - Ни к кому не подойди! Мне, что ли, больше всех надо?
Элька не знала, что ответить. И вообще - они же в ссоре. Она тихо вышла из пионерской комнаты и пошла по коридору. Сзади из-за угла слышались шаги - Элька узнала учительницу географии, свою классную руководительницу.
- …для них ничего не значит школа, учителя. Их ничто не интересует, их ни во что невозможно вовлечь! Недавно был сбор макулатуры… - Элька прислушалась, потому что это было примерно то же, о чем говорил ей Петька, - и не пришел ни один из спортсменов.
- Простите, но мне кажется, что эти мальчики защищают честь школы другим, не менее достойным способом, чем сбор макулатуры. Двое из них входят, насколько мне известно, в молодежную сборную страны и тоже защищают школьную честь - и довольно успешно…
- О чем вы говорите! Для них спорт - всего лишь жажда славы и сомнительных успехов. Это…
Это же душевное стяжательство какое-то! Разве они могут думать о чести?
Элька метнулась в первый попавшийся класс, потому что узнала голос отвечавшего. Это был ее тренер. Он-то здесь зачем? В классе дежурный возил шваброй по полу - мыл. Элька прижала палец к губам и умоляюще на него посмотрела.
- Что же они делают бесчестного? И, простите, я спешу.
- Но вы их учите быть лучше остальных! Смотреть на всех свысока! Заставляете уверовать в свою исключительность!
- Я этому не учу. Извините, у вас превратные представления о спорте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21