– Мы приняли это сегодня от Сузан. Диалог закончился. Если я не ошибаюсь, Крюгер должна находиться по дороге в «Лесную таверну», в Бэйкере, чтобы встретиться с Сузан… – она расхохоталась.
– Я отдам приказание караулить там, – ответил Бруммель.
– И поставь охрану у ее квартиры: ей понадобится машина.
– Хорошая идея.
Они вышли из кабинета и встали, будто шакалы, по обе стороны от Маршалла.
– Маршалл, – произнес
Бруммель с деланной радостью – боюсь, что ты здорово влип. У меня достаточно материала, чтобы упрятать тебя куда следует. У тебя была возможность мирно уехать отсюда.
Журналист посмотрел вверх на его самодовольную, ухмыляющуюся физиономию и ответил:
– Бруммель! Тебе не выкарабкаться безнаказанно из этой истории. Не все правосудие принадлежит тебе. Рано или поздно ты окончательно запутаешься. Судьба окажется сильнее тебя.
Шериф улыбнулся так, что Маршаллу захотелось тут же забыть эту улыбку, и ответил:
– Маршалл, одно только решение низшей инстанции – вот все, что нам сейчас нужно, И я уверен, что получу его. Смотри правде в глаза. Ты всего-навсего лжец и третьеразрядный вор, не говоря уже о том, что ты изнасиловал собственного ребенка и подозреваешься в убийстве. У нас есть свидетели – прекрасные, безупречные граждане. Мы позаботимся о скрупулезном судебном разбирательстве, которое не оставит ни малейшей возможности для подачи аппеляции. Все кончится для тебя очень, очень плохо. Может быть, судья и даст тебе какой-нибудь шанс защищаться, но… не уверен.
– Ты имеешь в виду пройдоху Бэйкера?
– Я знаю, что он способен проявить сочувствие, при… определенных обстоятельствах.
– Попробуй что-нибудь другое. Может, обвинишь Бернис в проституции? Раскопаешь ту фальшивку с полисменом?
Бруммель пренебрежительно фыркнул:
– Все зависит от того, какие у нас есть свидетельства. Мы можем обвинить ее в грабеже, и это устроили вы себе сами.
– А что говорит закон о незаконном прослушивании телефонных разговоров?
На это ответила Лангстрат:
– Нам ничего не известно ни о каком прослушивании. Мы не занимаемся подобными вещами… – и после эффектной паузы добавила:
– Потом, они ничего не найдут, Даже если и поверят вам, – тут она о чем-то вспомнила – Кстати, не рассчитывайте на Сузан Якобсон. Мы получили прискорбное известие: с ней произошла ужасная авария.
Единственный, кто будет ожидать мадмуазель Крюгер в «Лесной таверне», – так это полиция.
* * *
Бернис чувствовала себя совсем слабой. Грудная клетка болела так, как будто была раздроблена на части. В местах ушибов немилосердно пульсировала боль. Она лежала в кустах не менее часа, не имея ни сил, ни воли двинуться с места. Девушка пыталась решить, что же ей делать дальше. Каждый куст, раскачиваемый ветром, казался крадущимся полицейским, каждый звук таил в себе опасность. Бернис посмотрела на часы. Время приближалось к трем ночи. Скоро рассвет, а значит, укрыться будет невозможно. Она знала, что пора двигаться дальше.
Девушка медленно и осторожно поднялась и встала, пошатываясь, под деревом с низко висящими ветвями, обвитыми виноградом. Она ждала, пока кровь в мозгу не начнет циркулировать нормально и не вернется способность свободно двигаться.
Бернис сделала шаг, потом еще один. Уверенность в себе возрастала, так что она продолжала идти, осторожно нащупывая путь среди деревьев и поросли, раздвигая кусты, нагибаясь и уклоняясь от больно царапающихся сучьев. На улице было темно и тихо. Собаки успокоились и больше не лаяли. Бернис продвигалась в сторону своей квартиры, находившейся примерно в километре, на другом конце города. Она быстро перебегала открытые пространства между деревьями и заборами. Только один раз мимо нее проехала машина, но это была не полиция. Бернис спряталась за большим кленом.
Несчастная девушка уже была не в состоянии отделить физическую боль и усталость от болезненного состояния своих нервов. Несколько раз она терялась и путала направление, не в силах разобраться в надписях. И когда Бернис неожиданно упиралась в забор или в стену, она готова была разрыдаться.
Но журналистка всякий раз напоминала себе, что Маршалл ради нее бросился прямо в львиную пасть, и она не имеет права разочаровывать его. Она должна все вынести, должна выбраться из города, встретиться с Сузан, найти помощь, сделать что-то.
Так она брела почти час, шаг за шагом, квартал за кварталом, пока, наконец, не добралась до своей улицы. Конечно, Бернис обогнула дом широкой дугой, желая осмотреть все подступы к нему. Осторожно выглядывая из-за соседского «плимута», она различила слабый свет маячка на крыше автомобиля, стоящего в конце квартала. Этот отсвет выдавал его принадлежность полиции. Сидящие в машине могли прекрасно видеть любого, кто захотел бы войти в дом. Итак, засада.
Сбоку дома укрыться было гораздо легче. Там, вдоль уходящего в глубь дворов низкого темного штакетника, находились две небольшие стоянки для машин. Освещение было слабым, и все предметы сливались во тьме и не просматривались с улицы. Машину там ставить было неудобно, но Бернис сейчас, ночью, это устраивало как нельзя лучше.
Отважная девушка перебежала через улицу квартала, не просматриваемого из полицейской машины. Потом, под прикрытием дома, добралась до штакетника, перелезла через него и побежала дальше вдоль него, пригибаясь к бетонному основанию. Достигнув, наконец, своей «тойоты», она отключила сигнализацию и открыла запасным ключом дверь.
О! Как близко, и как недостижимо! Журналистка не могла завести мотор, ведь его звук прорезал бы тишину ночи. Но кое-чем она все-таки могла воспользоваться. Как можно быстрее она залезла в машину и закрыла дверь, чтобы свет под потолком погас, – все это было делом секунды. Затем Бернис выдвинула ящик на передней панели и вытряхнула на сиденье мелочь. Всего несколько долларов, но этого должно хватить. Она сунула монетки в карман. В откидной коробке она отыскала свои солнечные очки с диоптриями. Теперь она видела лучше, к тому же они скрывали синяки вокруг глаз.
Ничего не поделаешь, надо выбираться из города. Может быть, зайти поспать куда-нибудь и потом, так или иначе, добраться до Бэйкера, чтобы быть в «Лесной таверне» в восемь часов вечера. Бернис пыталась вспомнить кого-нибудь, кого они не знали, кто мог бы помочь и приютить у себя беглянку, не задавая лишних вопросов, но имен, хранящихся в памяти, было слишком мало, да и люди эти были ненадежны. Бернис двинулась по направлению к шоссе 27, соображая и прикидывая, как действовать дальше.
В подвальном этаже здания суда, в камере предварительного заключения, на нарах лежал Ханк и, как ни странно, спал.
За вечер не произошло ничего особенного: его раздели изучили сверху донизу, сделали соответствующие записи, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
– Я отдам приказание караулить там, – ответил Бруммель.
– И поставь охрану у ее квартиры: ей понадобится машина.
– Хорошая идея.
Они вышли из кабинета и встали, будто шакалы, по обе стороны от Маршалла.
– Маршалл, – произнес
Бруммель с деланной радостью – боюсь, что ты здорово влип. У меня достаточно материала, чтобы упрятать тебя куда следует. У тебя была возможность мирно уехать отсюда.
Журналист посмотрел вверх на его самодовольную, ухмыляющуюся физиономию и ответил:
– Бруммель! Тебе не выкарабкаться безнаказанно из этой истории. Не все правосудие принадлежит тебе. Рано или поздно ты окончательно запутаешься. Судьба окажется сильнее тебя.
Шериф улыбнулся так, что Маршаллу захотелось тут же забыть эту улыбку, и ответил:
– Маршалл, одно только решение низшей инстанции – вот все, что нам сейчас нужно, И я уверен, что получу его. Смотри правде в глаза. Ты всего-навсего лжец и третьеразрядный вор, не говоря уже о том, что ты изнасиловал собственного ребенка и подозреваешься в убийстве. У нас есть свидетели – прекрасные, безупречные граждане. Мы позаботимся о скрупулезном судебном разбирательстве, которое не оставит ни малейшей возможности для подачи аппеляции. Все кончится для тебя очень, очень плохо. Может быть, судья и даст тебе какой-нибудь шанс защищаться, но… не уверен.
– Ты имеешь в виду пройдоху Бэйкера?
– Я знаю, что он способен проявить сочувствие, при… определенных обстоятельствах.
– Попробуй что-нибудь другое. Может, обвинишь Бернис в проституции? Раскопаешь ту фальшивку с полисменом?
Бруммель пренебрежительно фыркнул:
– Все зависит от того, какие у нас есть свидетельства. Мы можем обвинить ее в грабеже, и это устроили вы себе сами.
– А что говорит закон о незаконном прослушивании телефонных разговоров?
На это ответила Лангстрат:
– Нам ничего не известно ни о каком прослушивании. Мы не занимаемся подобными вещами… – и после эффектной паузы добавила:
– Потом, они ничего не найдут, Даже если и поверят вам, – тут она о чем-то вспомнила – Кстати, не рассчитывайте на Сузан Якобсон. Мы получили прискорбное известие: с ней произошла ужасная авария.
Единственный, кто будет ожидать мадмуазель Крюгер в «Лесной таверне», – так это полиция.
* * *
Бернис чувствовала себя совсем слабой. Грудная клетка болела так, как будто была раздроблена на части. В местах ушибов немилосердно пульсировала боль. Она лежала в кустах не менее часа, не имея ни сил, ни воли двинуться с места. Девушка пыталась решить, что же ей делать дальше. Каждый куст, раскачиваемый ветром, казался крадущимся полицейским, каждый звук таил в себе опасность. Бернис посмотрела на часы. Время приближалось к трем ночи. Скоро рассвет, а значит, укрыться будет невозможно. Она знала, что пора двигаться дальше.
Девушка медленно и осторожно поднялась и встала, пошатываясь, под деревом с низко висящими ветвями, обвитыми виноградом. Она ждала, пока кровь в мозгу не начнет циркулировать нормально и не вернется способность свободно двигаться.
Бернис сделала шаг, потом еще один. Уверенность в себе возрастала, так что она продолжала идти, осторожно нащупывая путь среди деревьев и поросли, раздвигая кусты, нагибаясь и уклоняясь от больно царапающихся сучьев. На улице было темно и тихо. Собаки успокоились и больше не лаяли. Бернис продвигалась в сторону своей квартиры, находившейся примерно в километре, на другом конце города. Она быстро перебегала открытые пространства между деревьями и заборами. Только один раз мимо нее проехала машина, но это была не полиция. Бернис спряталась за большим кленом.
Несчастная девушка уже была не в состоянии отделить физическую боль и усталость от болезненного состояния своих нервов. Несколько раз она терялась и путала направление, не в силах разобраться в надписях. И когда Бернис неожиданно упиралась в забор или в стену, она готова была разрыдаться.
Но журналистка всякий раз напоминала себе, что Маршалл ради нее бросился прямо в львиную пасть, и она не имеет права разочаровывать его. Она должна все вынести, должна выбраться из города, встретиться с Сузан, найти помощь, сделать что-то.
Так она брела почти час, шаг за шагом, квартал за кварталом, пока, наконец, не добралась до своей улицы. Конечно, Бернис обогнула дом широкой дугой, желая осмотреть все подступы к нему. Осторожно выглядывая из-за соседского «плимута», она различила слабый свет маячка на крыше автомобиля, стоящего в конце квартала. Этот отсвет выдавал его принадлежность полиции. Сидящие в машине могли прекрасно видеть любого, кто захотел бы войти в дом. Итак, засада.
Сбоку дома укрыться было гораздо легче. Там, вдоль уходящего в глубь дворов низкого темного штакетника, находились две небольшие стоянки для машин. Освещение было слабым, и все предметы сливались во тьме и не просматривались с улицы. Машину там ставить было неудобно, но Бернис сейчас, ночью, это устраивало как нельзя лучше.
Отважная девушка перебежала через улицу квартала, не просматриваемого из полицейской машины. Потом, под прикрытием дома, добралась до штакетника, перелезла через него и побежала дальше вдоль него, пригибаясь к бетонному основанию. Достигнув, наконец, своей «тойоты», она отключила сигнализацию и открыла запасным ключом дверь.
О! Как близко, и как недостижимо! Журналистка не могла завести мотор, ведь его звук прорезал бы тишину ночи. Но кое-чем она все-таки могла воспользоваться. Как можно быстрее она залезла в машину и закрыла дверь, чтобы свет под потолком погас, – все это было делом секунды. Затем Бернис выдвинула ящик на передней панели и вытряхнула на сиденье мелочь. Всего несколько долларов, но этого должно хватить. Она сунула монетки в карман. В откидной коробке она отыскала свои солнечные очки с диоптриями. Теперь она видела лучше, к тому же они скрывали синяки вокруг глаз.
Ничего не поделаешь, надо выбираться из города. Может быть, зайти поспать куда-нибудь и потом, так или иначе, добраться до Бэйкера, чтобы быть в «Лесной таверне» в восемь часов вечера. Бернис пыталась вспомнить кого-нибудь, кого они не знали, кто мог бы помочь и приютить у себя беглянку, не задавая лишних вопросов, но имен, хранящихся в памяти, было слишком мало, да и люди эти были ненадежны. Бернис двинулась по направлению к шоссе 27, соображая и прикидывая, как действовать дальше.
В подвальном этаже здания суда, в камере предварительного заключения, на нарах лежал Ханк и, как ни странно, спал.
За вечер не произошло ничего особенного: его раздели изучили сверху донизу, сделали соответствующие записи, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135