В экспрессе имелся и хорошо обеспеченный продуктами и напитками ресторан с не менее обходительными официантами. Во всем поезде чувствовались строгий порядок, подтянутость, высокая дисциплина. Была ли это школа, еще сохранившаяся с царских времен, или железная рука сталинского наркома путей сообщения Кагановича - остается только гадать.
Мне приходилось встречать каждый польский состав, оказывать всяческое содействие интуристам, транзитным пассажирам, в случае необходимости выписывать оплачиваемые валютой железнодорожные билеты, выполнять функции бюро по обмену денег - словом, предоставлять услуги в соответствии с интуристовскими правилами. За время моего пребывания на границе помимо туристов и деловых людей стало все больше приезжать беженцев из гитлеровской Германии - коммунистов, социал-демократов, лиц еврейской национальности. Разными путями они пересекали германо-польскую границу и направлялись в СССР как в надежное убежище. Мне дали указание помогать им, ссужать рублями, устраивать в Шепетовке на ночлег, если они прибывали не в дни отхода трансиранского экспресса. При моей конторе имелось несколько комнат, которые служили в таких случаях гостиницей. Иной раз появлялись целые семьи с детьми и стариками, но чаще всего одиночки или супружеские пары. Вечерами я их приглашал к себе или заходил к ним, и мы подолгу беседовали о событиях в Европе и Германии. Хотя им пришлось бросить все имущество и прибыть к нам без всяких средств, они радовались, что обрели вторую родину в советском государстве. Могли ли они подозревать, какая их ждет участь? Не мог и я этого предположить. Большинство из них в конечном счете попало в концлагеря и тюрьмы, будучи обвиненными в шпионаже и вредительстве по заданию гестапо!..
В конце декабря прибыл из Москвы новый заведующий шепетовским отделением "Интуриста", а я вернулся в Киев. Принялся изучать испанский язык, поскольку в следующем сезоне ожидался приезд туристов из Испании. В городе все еще было голодно, и питание, которое, хотя и скудное в отсутствие туристов, нам выдавали на кухне гостиницы "Континенталь", являлось подспорьем также и для семьи. Продуктовые карточки - отца (рабочая), мамина (иждивенческая) и моя (служащего) - позволяли отоваривать лишь самое необходимое в минимальном количестве. Правда, то, что полагалось, всегда имелось в магазине.
Приближался Новый год, и опять его невозможно было встретить как полагается. Но я и мой товарищ по Политехническому институту устроились неплохо. Его отец - директор хлебозавода в Белой Церкви, небольшого, но древнего городка, расположенного неподалеку от Киева, - в силу своей должности имел дом - полную чашу.
Модест - так звали сына директора хлебозавода - пригласил помимо меня на встречу Нового 1935 года также нашего общего друга, моего школьного товарища Георга, который учился в Киевском медицинском институте. Каждый из нас, естественно, был со своей девушкой. Лена, приятельница Модеста, посещала техникум в Белой Церкви и ждала нас там. Георг пригласил Нину, подружку из своего института, а я предложил Кларе присоединиться к нам. За несколько месяцев совместной работы мы с ней сдружились: нередко со Степаном и его девушкой ездили на "линкольне" кататься за город, ходили в театр, с наступлением морозов - на каток стадиона "Динамо".
В середине дня 30 декабря 1934 г. мы всей ватагой вышли из вагона на перрон у кирпичного здания вокзала Белой Церкви. Погода стояла морозная, но ясная и солнечная. С хлебозавода за нами прислали сани, запряженные тройкой лошадей. Мы побросали наши вещички на солому, а сами примостились на крыльях розвальней. До дома Модеста, стоявшего на краю города, рядом с хлебозаводом, было довольно далеко, и прогулка на тройке нам доставила массу удовольствия. Дом окружал большой сад с высокими липами, при-. порошенными инеем. Сад спускался к реке, и одна из его аллей представляла собой прекрасную горку для катания на санках. На этой горке мы и провели весь остаток дня. Семья у Модеста была большая. Кроме отца, матери и бабушки - две сестренки и младший брат. Гостям все же смогли предоставить две комнаты. В одной разместились мы с Георгом, в другой - девушки.
Канун Нового года заняли приготовления к праздничному ужину. Девушки помогали на кухне, мы с Георгом и Модестом пилили дрова для печей и камина, рубили лед на речке, крутили домашнее мороженое. Потом собирали длинный стол, расставляли стулья. Елку домашние Модеста украсили еще до нашего приезда. Нам оставалось только прищепить подсвечники и вставить в них свечи. Наконец получили поручение носить на стол из кухни угощения. Никогда не представлял, что работа директора хлебозавода может обеспечить человеку такое невиданное в те годы изобилие. Тут были жареные и заливные поросята, окорока, всевозможные рыбные блюда, икра, семга, копченые угри, большие корзинки с фруктами, пирожные, торты. Несомненно, все это доставалось из-под полы или обменивалось на муку, хлеб, кондитерские изделия. А напитков вообще было не перечесть! И опять же я думал: значит, все это производят. Но почему держат в закромах?
В эти два дня мы не читали газет, не слушали радио. И потому для нас было неожиданностью, когда отец Модеста, придя с работы, сказал, что с 1 января 1935 г. отменяются хлебные и другие карточки. Все будет в свободной продаже. Всего будет вдоволь. Кончаются голодные годы. Мне просто не верилось, что такое может произойти. Народ измучился в бесконечных очередях за самым насущным. Сколько же всего надо, чтобы накормить его? Трудно было представить, что можно будет вот так запросто пойти в магазин и купить все что угодно.
Встреча 1935 года в семье Модеста получилась на славу. Поздравляли друг друга, целовались, обнимались. Хотя и не очень верилось в поворот к лучшему, провозглашали тосты за "новый светлый этап" в нашей жизни и, конечно же, пили за Сталина, который, как и обещал, вывел нас на дорогу изобилия. Нас приучили благодарить Сталина за все, что в нормальной стране народ должен иметь по праву. Потом побежали в сад кататься с горки, жгли бенгальские огни, взрывали хлопушки. И снова возвращались к столу на шампанское и танцы.
Спать так и не ложились, тем более что 1 января тогда считался рабочим днем, и нам с Кларой надо было возвращаться в Киев. Когда, незадолго до шести утра, приехали на вокзал, у хлебного магазина стояла очередь. Я засомневался: не злая ли это шутка насчет торговли без карточек?
В Киеве магазины уже открыли, но и возле них толпились люди. Проезжая на трамвае по улицам города, я заметил, что многие стоявшие в голодные годы заколоченными магазины, а в последние месяцы закрытые ремонтными лесами осветили свои витрины и там выставлена всякая снедь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119