Он схватил купюры.
– Если тебе потребуется... Merde! Почему на сцене нет Джелли Ролла? Ему еще рано на перерыв.
– Спасибо за помощь.
Джейк вышел из комнаты, плотно затворив за собой дверь, спустился вниз и вышел на улицу.
Не успев пройти по улице и полусотни футов, он снова вляпался в историю.
Глава 7
Система вентиляции бывшего парижского метро, ныне превращенного в жилой район, как всегда барахлила, и подземные улицы густо заполняла какая-то вонь. Работа голографических проекторов также оставляла желать много лучшего. Парк, мимо которого Гомес шел к расположенному на третьем подземном уровне дому Лаймхауза, то и дело отключался. Царственные деревья – то ли сосны, то ли еще что-то там, Гомес в этом плохо разбирался – через нерегулярные промежутки времени бесследно исчезали. Вместо них появлялись голые металлические стены, испещренные яркими пятнами ржавчины и оспинами шелушащейся краски, а заодно – грязные пузырящиеся лужи.
Когда в симулированном парке отключилась трава, тело дохлой собаки, лежавшее рядом с пластиковой чашей фонтана, осталось. Закоченелое, оно раскинулось на ребристых металлических плитах, покрывающих здесь землю.
– Собачка-то настоящая, – глубокомысленно умозаключил Гомес. – Да и то. Даже здесь, внизу, вряд ли кто-нибудь сочтет собачий труп достойным декоративным элементом.
Изящная готическая церковь, стоящая справа, начала дрожать и переливаться. В отличие от травы, она не исчезла мгновенно, а словно медленно, постепенно таяла. Почти совсем исчезнув, когда сквозь нее были уже отчетливо видны пятнистые металлические стены, церковь неожиданно появилась снова.
– Аллилуйя, – благочестиво прокомментировал это событие Гомес.
– Мсье, вы могли бы мне помочь.
К нему приближался одноногий человек с грубо изготовленным деревянным костылем. Покачнувшись, калека прошел прямо сквозь стену вновь возникшей церкви.
– Каким образом? – настороженно спросил сыщик.
– Все, что мне нужно, – это авиабилет в Австралию. Работу я там подыскал, но вот с деньгами у меня сейчас малость напряженно.
– И очень напряженно?
– Не хватает всего семи сотен долларов, мсье.
Слегка улыбнувшись, Гомес протянул десятку.
– Ну что ж, пусть это будет моим взносом.
– Десятка? Да каким хреном я доберусь до Австралии за вшивую десятку?
– Как бы там ни было, начало у тебя положено.
Сочувственно пожав плечами, Гомес двинулся дальше.
– Господи, да ты хоть знаешь, что я – ветеран, – крикнул ему в спину попрошайка. – Я лишился своей долбаной ноги в Бразилии.
Гомес шел не оборачиваясь.
– Хочешь поразвлечься, кудрявый?
В подъезде дома сидела скрестив ноги худенькая девочка лет четырнадцати.
Гомес остановился.
– Чем бы ты ни занималась, главное – не рассказывай мне печальную историю своей жизни.
– А кто говорит о печальном? Три сотни долларов.
Девочка улыбнулась Гомесу. У нее сохранились еще почти все зубы.
– За что, chiquita?
– За ночь развлечений. Со мной.
– Сколько тебе лет?
– А сколько бы ты хотел?
Секунд десять Гомес глядел на темный, теряющийся в тени металлический потолок туннеля.
– Вдовы, сироты и заблудшие, – пробормотал он. – Я так и натыкаюсь на них, особенно под Рождество.
– Если быстро согласишься, кудрявый, я снижу цену до двух сотен. За те же деньги – хороший завтрак утром.
– Вот. – Гомес наклонился к девочке. – Вот пятьдесят долларов. Возьми их, иди домой и устрой себе вечер отдыха.
– Ты намерился меня перевоспитать?
– Что, гиблое дело?
Гомес вложил пятидесятидолларовую бумажку в тоненькую руку с выпирающими костями.
– Ну что ж, adios.
Ссутулившись, он пошел дальше.
– Жаль, кудрявый, – сказала девочка вслед ему. – Ты вроде как симпатичный.
– Вот тут она абсолютно права, – сказал себе Гомес, ускоряя шаг.
Лаймхауз ковырялся в маленьком садике, разбитом перед его домом. Он стоял на карачках между грядок с тюльпанами. Возраст этого длинного, тощего человека с трудом поддавался определению, может – тридцать, а может – и все пятьдесят. Левая его рука отливала сильно потускневшим серебром.
– Тебя-то, парень, мне и не хватало, – заявил он, увидев Гомеса, переступившего через низенький белый забор.
– Como esta?
– Не жалуюсь, милок, не жалуюсь. Ты только погляди на эти долбаные тюльпаны!
– Momentito, – прервал его Гомес. – Мне отлично известно, что ты, Лаймхауз, был когда-то лондонцем и хранишь верность порядкам и обычаям Веселой Старой Англии дней давно минувших, но, por favor, избавь меня от этого своего жуткого акцента, не корчь из себя актеришку, играющего британца в хреновом театре.
– Что, начальник, малость перебираю?
– Si, малость.
– А вот туристам – нравится. Особенно тем, которые попадают сюда из Великобритании. Понимаешь, для них чем гуще, тем и лучше.
– Результаты есть?
Скрипнув то ли собственными суставами, то ли металлической рукой, Лаймхауз поднялся во весь рост среди своих тюльпанных грядок.
– Будь добр, брось пристальный, оценивающий взгляд настоящего знатока на эти вот тюльпаны. А затем скажи мне, – если ты сможешь сказать, – какие из них настоящие, а какие – просто проекция.
Гомес быстро оглядел шеренги ярких цветов.
– Красные – липа.
От огорчения Лаймхауз даже несколько поник.
– А каким хреном ты догадался?
– Твой проектор едва тянет. Цветы на дальнем конце грядок все время блекнут, чуть не становятся прозрачными.
Присев на корточки, подземный цветовод-любитель вгляделся в красные тюльпаны.
– Да, ни шиша не попишешь, ты абсолютно прав. Вот уж точно, глаза у меня совсем не такие острые, как полагалось бы мне по профессии.
– Не зайти ли нам в твою гостиную?
– Само собой.
Киборг провел Гомеса в уютную гостиную, где в сложенном из грубого камня (искусственного) камине неярко горели дрова (тоже, конечно, проекция).
– Садись. Чай?
– Пока не надо.
Устроившись в глубоком кресле, Лаймхауз задумчиво потер металлическую руку пальцами живой.
– С того самого момента, как ты позвонил мне сегодня утром, я осторожно расспрашивал разных людей.
– И что выяснилось?
Засунув пару пальцев в карман своей куртки, киборг извлек оттуда маленькую видеокассету.
– Я сумел получить вот это, – сказал он, закладывая кассету в щель, раскрывшуюся в металлической руке. – Имей в виду, это – не полный материал, а только фрагмент, минуты на две. Однако интересен этот фрагмент тем, что он не вошел в официальную видеозапись вскрытия нашего покойного друга Джо Бушона.
– Крути.
Гомес подтащил свой стул поближе к хозяину дома.
Лаймхауз раскрыл металлическую ладонь; на ней оказался маленький телевизионный экран. Он крутанул большой палец, и на экране появилось изображение.
– Ох.
Гомеса передернуло.
На белом операционном столе лежали четыре части тела Бушона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51